Моя жизнь: до изгнания

Кухня живописного ремесла

Варка грунтов, лаков, приготовление красок, разбавителей, составление и замесы колеров – всё это называется кухней, кухней живописного мастерства. “Ароматы” этой кухни немного отличаются от привычных кухонных запахов. Но в некоторых случаях присутствует и запах обычной кухни, вот только он может заглушить все остальные, – это запах чеснока. Ибо для одной из операций в процессе работы над живописным полотном требуется не одна головка чеснока. И я убедительно продемонстрировал это в зале Эрмитажа, где долгое время копировал большой холст Пуссена.

После двухмесячного перерыва в работе над копией “Снятия с креста” я обратился к труду Бергера, чтобы по всем правилам продолжить свой труд: за это время верхние слои краски на картине подзасохли. Описанный Бергером процесс, позволяющий приступить к продолжению работы, оказался довольно прост. И вот уже с утра я стою в музее перед своей копией. Я вынимаю из карманов десять больших головок чеснока, чищу их и начинаю натирать шероховатую поверхность холста. Чесночный сок струится по картине, разъедая засохший слой краски. Руки в липком чесночном “соусе”, запах чеснока бьёт в нос, глаза слезятся, но я тру и тру, дольку за долькой, головку за головкой, и запах чеснока заполоняет зал, начинает просачиваться в соседний, где висят полотна малых голландцев, и, не останавливаясь, ползёт всё дальше и дальше…

Ко мне подбегают ошарашенные, взволнованные музейные сотрудники и экскурсоводы: “Молодой человек! Что вы здесь вытворяете?! Это Эрмитаж! Здесь иностранные туристы! Люди не понимают, что здесь происходит! Немедленно прекратите вонять чесноком! Это музей, а не кухня!” Я, не поднимая головы, дотираю последние чесночины, затем, протерев липкие руки едко пахнущим скипидаром, достаю лежащий на этюднике том Бергера и, открыв на нужной странице, торжественно читаю столпившимся вокруг меня музейщикам и заинтересованным происходящим посетителям музея: “Чтобы наложить новый слой краски на засохший – не-об-хо-ди-мо – протереть несколькими головками чеснока всю засохшую поверхность, а затем приступать к дальнейшей работе”. Захлопнув книгу, обвожу победоносным взглядом растерянные лица музейных работников и, чеканя каждое слово, громко заявляю: “Это написал великий знаток секретов техники живописи Бергер, и я лишь следую его совету!”

Возражений не последовало. Сотрудники разошлись, что-то бубня про себя, вместе с ними растворилась и публика. Гул голосов и шарканье ног по паркету затихли, воцарилась благодатная тишина, и я стал накладывать на чесночную поверхность холста новые слои красок…

На следующий день меня попросили зайти к директору Эрмитажа. Симпатичный пожилой человек объяснил мне, что не сто́ит так уж послушно следовать указаниям Бергера, а попробовать поэкспериментировать с какими-то современными химическими составами. “А то благодаря Бергеру, вам и чесноку у нас все залы оказались пустыми, зато в буфет и столовую нельзя было втиснуться. И если вы будете пробовать новые растворы, сначала дайте мне или какому-нибудь сотруднику Эрмитажа этот раствор понюхать”.