Моя жизнь: до изгнания

Прозорливый старец отец Симеон

Вот все говорят, что отец Симеон был чудотворец, прозорливый. А я, сколько с ним жил рядом, ничего не замечал. Просто хороший монах. Отец Серафим(Цит. по: Архимандрит Тихон (Шевкунов). “Несвятые святые” и другие рассказы)

Старый монах отец Симеон пользовался особой известностью. Жил он в небольшом домишке недалеко от Успенского собора. Богомольцы относились к старцу как к святому и, будучи уверены в его прозорливости, о которой ходили легенды, стремились попасть к нему за советом и благословением. Решил и я посетить старца и, может, услышать совет человека, могущего помочь в моём духовном развитии.

Однажды утром я постучал в дверь его кельи и услышал старческий голос, позволяющий мне войти. Келья, куда я вошёл, была небольшая, скудно обставленная. Тусклый свет маленького оконца освещал фигурку седого монаха, стоявшего у ведра с водой, поставленного на табурет. Монах черпал воду железным ковшиком и пил, поглядывая на меня. Взгляд был подозрителен и весьма неприветлив. “Вот, за советом к вам пришёл…” – тихо произнёс я. “Ко мне все за советом идут”, – с неприязнью в голосе говорит старец. И, отхлебнув из ковша и не выпуская его из рук: “Родители есть?” – “Есть, мать и отец”, – торопливо отвечаю я. “Верующие?” – громко вопрошает старый монах. “Нет”, – ещё тише говорю я и в ответ слышу громкое и злобное: “Значит, собаки!” Я поворачиваюсь и выхожу из кельи, хлопнув дверью. Обида душит меня. Как? Мой отец, прошедший тяжёлый путь войны, проливавший кровь, чтобы в этом древнем монастыре не сновали немцы, не звучала чужая речь, мать, сражавшаяся вместе с отцом на тех же дорогах войны, – они собаки?! Ну нет, святой отец! Скажи спасибо, что я не вырвал у тебя из рук ковш и не вылил воду тебе за шиворот. Гордыню бы тебе свою усмирять, а не советы раздавать богомолкам!

Прокричав в душе этот монолог, я немного прихожу в себя и пытаюсь найти причину ненависти к неверующим у этого седобородого монаха. И в моей памяти всплывает страшная фотография изуродованных, обезображенных трупов монахов и священников, показанная мне на Сухумском подворье монахиней Досидией. Среди убитых были её близкие. Кто знает, может, и этот пышущий лютой злобой к атеистической братии старец пережил такой же ужас… Подобные зверства творились по всему новому царству, победившему старое. И в душе затихает обида к старому монаху, хотя за советами к нему я больше ходить не собирался.