Моя жизнь: до изгнания

Бывает, и день таит в себе нечто неожиданное

С мистическим творением Достоевского – его бессмертным романом “Преступление и наказание” – я был связан судьбою с юношеских лет до седых волос. Об этой долгой и сложной иллюстративной работе над ним я подробно рассказал в отдельной главе. А сейчас речь пойдёт о снах Свидригайлова, которые поразили моё воображение и заставили приступить к их воплощению в графическом материале, и о том, как дважды эти воплощённые в графике “Сны” подвергались физическому уничтожению. И даже однажды уберегли меня от сна вечного…

Первый раз с тщательно проработанным на бумаге эскизом “Снов Свидригайлова”, уже готовым к завершению, безжалостно расправился мой чёрный пудель Карлуша, который в моё отсутствие умудрился таки отодвинуть тяжеленные чугунные гири, которыми я предусмотрительно припёр дверцы тумбочки, где хранились многочисленные мои эскизы и рисунки к “Преступлению и наказанию”, и, вытащив их, разорвать в клочья. (Ну как тут не вспомнить гётевского Мефистофеля, проникшего в кабинет доктора Фауста под видом чёрного пуделя…) Не сжёванные и не проглоченные Карлушей обрывки эскизов я кое-как склеил и продолжил работу над “Снами Свидригайлова”, которым пудель уделил особое внимание. И вот наконец в феврале 64-го года жутковатые сны господина Свидригайлова материализовались в большом полуметровом рисунке, детально проработанном и аккуратно отштрихованном. Рисунок наклеен на плотный фанерный лист и обёрнут калькой. После чего я должен отвезти его в фотолабораторию Академии художеств, чтобы отснять на профессиональный слайд и заказать несколько распечаток для моих архивов. Но видимо, не суждено мне было довезти в вызванном мною такси этот рисунок до фотолаборатории. Выходя из подъезда, я обратил внимание на высокого мужчину в чёрном пальто, который, судя по утоптанному вокруг его ног снегу, изрядно торчал здесь. “Наверное, ждёт кого-то”, – подумал я, усаживаясь в такси. Но незнакомый мужчина, видимо, ждал меня, потому как, отделившись от парадной двери, он бросился к такси, крикнул шофёру, что ему по пути со мной и попытался втиснуться в ещё не закрытую мною дверцу машины. Я не на шутку встревожился, чуя что-то неладное, пытался оттолкнуть его и захлопнуть дверцу машины, но он рванул её на себя и, стремительно пригнувшись, схватил двумя руками здоровенный кусище обледенелого снега и с силой метнул его мне в голову.

До сих пор не могу понять, каким образом мне удалось защитить голову, загородившись от глыбы льда фанерой с наклеенным рисунком, захлопнуть дверцу машины и истошно проорать “Гони!” ошеломлённому шофёру. Промчавшись несколько кварталов, мы остановились, выбросили начинающую подтаивать глыбу льда, которой не удалось размозжить мне череп, но зато получилось изуродовать “Сны Свидригайлова”, пробив фанеру с наклеенным рисунком.

Домой я возвращался пешком, держа под мышкой продырявленную фанеру с погубленной работой и пугливо озирая каждого прохожего. “Значит, и днём мне надо быть осмотрительным”, – думал я, принимаясь уже в третий раз воплощать свидригайловские сны.