Моя жизнь: до изгнания

Новоселье

Новоселье удалось на славу. Приглашённых не было. Мать с тётей Женей к вечеру изрядно устали. Намывали полы, окна, выметали пыль и паутину, возились у плиты, готовя праздничный ужин. А отец, гордый собой, был к вечеру пьян. Соседей по квартире было немало. “На тридцать восемь комнаток всего одна уборная”, – пел в своей песне Высоцкий. Ну, комнат было поменьше, а жильцов вместе с нами было двадцать пять человек, и на всех действительно приходился один туалет. Тётя Женя пьяная и радостная: накануне наконец-то получила алименты на сыновей аж за два года, поскольку исполнительным органам удалось вытрясти из её мужа-полковника солидную по тем временам сумму, которую она спрятала в лифчике, прикрывавшем внушительных размеров грудь.

Соседи, взволнованные прибытием столь значительного семейства аж из самой Германии, занявшего целых две комнаты, сновали мышами по коридору, заскакивали на кухню, по нескольку раз здороваясь с новосёлами. В большинстве состав соседей чинами и званиями не мог похвастать. Шофёр-дальнобойщик, жена кондуктора трамвая, просто шофёр с женой – учительницей первых классов, уборщица, моряк дальнего плаванья с женой-домработницей, парикмахерша с шофёром-таксистом, вахтёрша на пенсии с сестрой и матерью, привезённой из деревни. Но были три персоны, стоявшие особняком от перечисленной братии. Это престарелая графиня со своей племянницей и её дочкой.

Семейство полковника свою значительность продемонстрировало незамедлительно. К часу ночи, когда перебранка между моим отцом и матерью была в разгаре, отец, рыча, хватался за но-жи, а я вопил, чтобы папа не убивал маму, тётя Женя обнаружила пропажу алиментов. Брань мгновенно утихла, все ринулись искать пропавшие деньги. “Женя! Деньги же были в лифчике! Они должны быть там!” – тревожным голосом говорила мама. “Ну на, смотри! Где они?!! Где?!!” – орала могучая тётя Женя, разрывая пополам лифчик и обнажая грудь, где никакой наличности не было. Отец напялил на себя китель, украшенный орденскими колодками, и, выскочив в коридор, орал: “Запирайте входные двери, будем обыскивать соседей!!!”

Испуганные физиономии соседей, высунувшиеся из приоткрытых дверей комнат, мгновенно исчезли. “Я сейчас вызываю наряд милиции”, – кричит отец и направляется в дальний конец коридора, где расположен единственный на всю коммуналку телефон. “Миша! Не надо никого вызывать!” – кричит отцу вышедшая из туалета повеселевшая тётя Женя и, затащив отца в комнату, хохоча трясёт перед моими родителями рулоном свёрнутых денег. Рулон солидный (сталинские деньги были крупными по размеру). “Женечка, где ты их нашла?” Моя весёлая тётя наклоняется к уху моей матери, что-то шепчет и затем громко хохочет. Отец с пьяной улыбкой смотрит на красавиц сестёр, ничего не соображая. Оказывается, тётушка, скрутив деньги в рулон, посчитала, что пребывание их в лифчике небезопасно, и сунула рулон – гораздо ниже. А решив облегчить пузырь, обнаружила исчезнувшие деньги.

Итак – хеппи-энд? Нет, соседям не пришлось спать в эту ночь. Было решено выпить за найденные алименты, и через час, переругавшись окончательно с отцом, разбив бокалы, опрокинув стулья, мать, пока папаша ищет, чем её убить, хватает с вешалки отцовскую папаху, сшитую из дорогого каракуля, бежит на кухню и поджигает её на газовой плите. Папаха дымит, отец вбегает в кухню и трезвеет от ужаса. Его любимая папаха, сшитая из специально привезённой для него с Кавказа шкурки молодого ягнёнка! Папаха горит, ватная подкладка дымит, мать злорадствует, отец со слезами в голосе кричит через коридор: “Женя! Женя! Иди сюда! Смотри, что Юля делает с моей папахой!”

Тётя Женя, войдя на кухню тяжёлой поступью, подходит к сестре, выхватывает горящую, дымящуюся папаху и, присев на корточки, тушит огонь. И, поднявшись, с хохотом протягивает мокрую папаху отцу. Мать тоже хохочет, отец ругается, соседи, затаившись за дверями, слушают, как справляет новоселье значительное семейство.