Моя жизнь: до изгнания

Бригадир

Как будто сошедший с картин Филонова, здоровенного роста мрачный мужик с лошадиной физиономией, кряжистой фигурой, как будто вырубленной топором, и глухим голосом, идущим, казалось, не из грудной клетки, а из глубины каменного колодца. Фамилия у него была подходящая – Ухин. Не то “эх, дубинушка, ухнем!”, не то “филин ухает в бору”. Таков был наш бригадир.

До разговоров с нами он не снисходил, и слышать от него можно было только команды. И под его команды “На «три» поднимаем! На «три» опускаем!”, когда силёнок справиться у нас не хватало, мы калечили и себя, и музейные экспонаты, отбивая невзначай мраморные носы римских императоров, прорывая холст старинной картины, ломая инкрустированную мебель. Советское государство, экономя на наших нищенских зарплатах, теряло намного больше.

От уборки снега и “сколытьбы” льда в двадцатипятиградусные морозы при пронизывающем ветре, несущемся с обледеневшей Невы, да ещё в рабочих летних рукавицах (сверху лёгкий сатин, внизу брезент), кожа на руках начинала трескаться, кровоточить и гноиться. Когда я показал в поликлинике врачихе свои руки, она строго сказала: “Не будете лечить – может дойти до ампутации”. Перепуганный, я мажу руки какой-то мазью, после забинтовываю. Теплее от бинтов не становится, но кожа перестаёт кровоточить. Ольга Николаевна, увидев мои забинтованные руки, решила на время освободить меня от уборки снега и отправила открывать ящики с прибывшим грузом.

При помощи фомки я принимаюсь вскрывать здоровенные деревянные ящики, забитые гвоздями и обтянутые стальными полосами. Просунув фомку между доской и стенкой ящика, наваливаюсь грудью на ломик, гвозди скрипят, доска начинает отходить от ящика, стальная полоса лопается, и мгновенно отскочившая доска бьёт меня в лоб… Свет меркнет в глазах. “Она меня убила, эта доска, и сейчас я умру без исповеди, без причастия! Хватит ли времени прочесть основную молитву?! «Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твоё…»” – проносится в голове, пока я валюсь на каменный пол…

Через несколько минут сознание и зрение возвращаются, из рассечённой на лбу кожи струится по лицу кровь, но я жив!