Моя жизнь: до изгнания

Муза, торговка и…

И моим предчувствиям вскоре предстояло сбыться – в мою жизнь и жизнь моей семьи и друзей вихрем ворвалась она – Дина Верни – муза великого французского скульптора Майоля, крупнейшая парижская галерейщица, подруга и натурщица наших кумиров в изобразительном искусстве – художников и скульпторов. Она прилетает из Парижа за очередными партиями моих работ, и, естественно, я ввожу её в круг моих друзей. Она рассказывает нам о себе, поёт, играет на гитаре. И очаровывает нас рассказами о своей жизни.

“Верни? Это для французов, а для вас всех я – Дина Верная, потому что фамилия моего отца – Верный. Да, да! Знаменитый одесский музыкант Яков Верный, которого немецкие фашисты из-за его еврейского происхождения сожгли в печах Аушвица. Ну а мне удалось пробраться в Париж, где я попала в круг художников и скульпторов, позируя для них”. Как из волшебного короба, сыпались и извлекались священные имена и истории, напрямую связанные с вот этой маленького роста, упитанной пятидесятилетней женщиной, сидящей сейчас перед нами! Невероятно!

“Матисс? Я бросила ему позировать, но, жалея его, послали вместо меня мою подругу Лиду Делекторскую. Она позировала ему дольше, чем я!” “Вламинк?! Он стал приставать ко мне, я дала ему по морде, оделась и ушла”. “Осип Цадкин? Он был влюблён в меня, мы часто с ним бывали на природе за городом. Он бегал за мной, читал стихи, гонялся за бабочками”. “Сутин? Бедняга! Я отвозила его в парижский госпиталь, тайком пряча от немцев. Он ведь был евреем!” (Нам и в голову не пришла мысль о том, что сама-то Дина тоже была еврейкой…)

Мы сидели вокруг неё с открытыми ртами и вытаращенными зенками. Кумиры кумирами, но даже не это самое главное, чем она нас заинтриговала и поразила. То, чем она нас покорила и восхитила окончательно и бесповоротно, – это то, что Дина была героиней-антифашисткой! Да-да, настоящей героиней времён немецкой оккупации любимой нами Франции. Активной и боевой участницей Сопротивления, попавшей в застенки гестапо, подвергнутой чудовищным пыткам и чудом оставшейся в живых.

Чего только стоили её рассказы о том, как её, раздетую донага, гестаповские изверги запихивали по пояс в чан с водой и пытали электрическими разрядами. Картинным жестом она обнажала плечо, на котором виднелось несколько тёмных пятен. “Вот это осталось на память о фашистах”, – тихо произносит она. И мы, изрядно принявшие на грудь дорогих заграничных напитков, которые она закупала в недоступных советским людям “Берёзках”, подвывая от восторга, лезли целовать ей это самое плечико, руки, ноги. Целовать священную плоть героини. Она-то знала, что мы – дети военных лет, сыновья офицеров и солдат, сражавшихся с тем самым фашизмом, – поймём и оценим её, пожалуй, как никто.

Ещё бы не смотреть на Дину горящим взором после того, как она в красках описала побег из гестаповского ада – тюрьмы, расположенной в старинном замковом строении, окружённом высоченной каменной стеной. На окнах были толстенные решётки, наверное, ещё помнившие рыцарей-крестоносцев. Но разве можно было бы осуществить Динин побег, её освобождение, если бы за этим не стояли такие люди, как Пабло Пикассо, Аристид Майоль с боевыми товарищами из партизанского подполья?!!

Были подпилены решётки, связаны из разорванных простыней длиннющие верёвки, по которым и спустилась в темноте ночи бесстрашная Дина. Верёвки не хватило… Но упала она в объятия боевых друзей и осталась жива. (И в нашем воображении рисуется уходящая в небо каменная средневековая стена, по которой в ночи спускается на верёвке, сплетённой из простыни, крошечная фигурка бесстрашной девушки по имени Дина.)

“Ну и что вы думаете было потом? – обводя нас своими сверкающими очами, громко вопрошает она. И, не дождавшись ответа, гордо тряхнув головой, продолжает: – А на следующий день я с гитарой в начале ночи была под стенами тюрьмы и всю ночь пела песни Сопротивления на французском и испанском языках оставшимся моим друзьям-заключённым! – Снова сверкнув очами, она продолжает: – И боевые мои друзья из-за решёток после каждой песни кричали мне: «Браво, Дина!!!»” И лишь на рассвете она покинула своих друзей.

И в завершение этой умопомрачительной истории эта чудо-женщина брала гитару и начинала красиво поставленным низким грудным голосом петь цыганские романсы, искусно подыгрывая себе на гитаре. И выясняется ещё одна подробность её фантастической биографии. Оказывается, что она много лет пела в хоре наших любимых цыган вместе с Владимиром Поляковым, Алёшей и Валей Дмитриевичами!

Во время исполнения знаменитой “Тёмно-вишнёвой шали”, перебирая струны привезённой из Парижа гитары, Дина не отрываясь смотрит на меня, и я вскоре начинаю понимать, что ей нравятся не только мои работы. Ну что ж, может, любвеобильная мадам Верни поможет моей дочери уехать в свободный мир и избегнуть советской психушки…