Моя жизнь: до изгнания

Неправильное воспитание ребёнка

Как берёзки мы растём, молодо, зелено!
Эту песенку поём про дедушку Ленина!Детская песня 50-х годов

“Вам надо любым способом попытаться спасти свою дочь от психиатрической лечебницы, – такими словами меня и Ребекку ошарашил мой близкий друг Эдмонд Эйдемиллер, врач-психиатр, работавший в детской психиатрической больнице. – И если она через месяцев шесть попадёт ко мне в психушку, это будет только ваша вина. – И, глядя на наши изумлённые лица, пояснил: – Во всём виновато ваше неправильное воспитание. Вы вырастили её так, что бедная девочка Доротея даже не понимает, в каком обществе она живёт, и, столкнувшись с реальным советским миром и бытом, её психика может сломаться и она угодит в психбольницу, где её будут лечить. Ну а что такое лечение странных людей и детей, вы, наверное, догадываетесь, а один из вас испытал его на собственной персоне”.

Он был абсолютно прав, этот молодой психиатр! Доротея вырастала в особом мире, созданном мною и Ребеккой не без помощи близких друзей. Мама шила ей красивые платья, украшенные бантами и ленточками, из тканей, подобранных отцом. По моим эскизам делались смешные игрушки. На дни рождения Доротее писали стишки мои друзья-поэты. Всё, что окружало нашу дочь, было проникнуто красотой и изяществом.

Одним словом, в двух необычно выглядевших комнатах, находящихся в грязной, вонючей коммуналке, росла маленькая принцесса, которая рассматривала репродукции с картин Брейгеля, Паоло Уччелло, Босха, вслушивалась в музыку Баха, Моцарта и Верди. Папа сочинял для неё сказки и делал к ним весёлые и смешные иллюстрации. Мама читала английские баллады. Папа смешил Доротею чтением сказочной немецкой баллады о стране лентяев, называемой Шлараффия, в переводах Льва Гинзбурга. Ну как тут не рассмеяться не только ребёнку, но и взрослому, читая строки, дошедшие до нас из Средневековья:

Летают по небу – ей-ей —
Там стаи жареных гусей.
И – верите ли – сразу
Они лентяям прямо в рот
Влетают по заказу.

До слёз смешил Доротею булгаковский кот Бегемот, и этого очаровашку и шутника она предпочла Коту в сапогах Шарля Перро.

В общем, конечно, представить, что Доротея будет учить песни о дедушке Ленине, готовиться к вступлению в пионерский отряд, то есть попасть в совершенно чужой, незнакомый ей мир, было невозможно. Впрочем, Эйдемиллер был прав, об этом мы и не думали.

Но самое главное, о чём, видимо, из деликатности не упомянул друг-психиатр, – это то, что с самого раннего возраста наша дочь была приобщена к вере. Она, затаив дыхание, слушала чтение Евангелия от Матфея, плакала, слыша о мучениях и распятии Спасителя. И перед сном, встав перед иконой на колени, с чувством читала “Отче наш”. И если дети и учителя узнают, что Доротея верует в “несуществующего” Бога… Можно представить, что за этим последует!

Прежде всего начнётся перевоспитание несознательного ребёнка, потом доносы в определённые органы и заведения и лишение родительских прав родителей, завлёкших своего ребёнка в дебри религиозного дурмана. Результат – Доротею упрячут в дурдом. Возможно, и мне снова будет грозить опасность загреметь на принудлечение. Мы с Ребеккой понимали, что надо что-то предпринимать, чтобы избежать нависшей над нами беды! Но что и как?

“Каждый верующий в советской психиатрии считается психически ненормальным человеком по причине того, что он верует в то, чего не существует”, – вновь вспоминались слова, услышанные мною от “лечащего” врача во время моего пребывания в лечебнице. Значит, моя дочь официально будет признана психически больной и ей светит то же, что и её отцу когда-то, принудлечение.

Сейчас как никогда я чувствовал себя затравленным зверем, не в силах защитить ни себя, ни своего детёныша. Сломать стальные прутья этой клетки было невозможно. Оставалось лишь надеяться на Небеса и молиться, быть может, хоть это поможет. И похоже, что Небо откликнулось на наши с Ребеккой просьбы защитить нашу дочь, потому что в нашу жизнь вошла не совсем обычная женщина, которой будет суждено спасти маленькую Доротею.