Моя жизнь: до изгнания

Молчальник

Украинский монах Микола, давший когда-то обет молчания, принадлежал к породе новых мучеников. В будние дни он обычно сидел на траве в тени собора, листая засаленный требник и приветливо кивая проходящим мимо прихожанам. Если кто-то пытался с ним заговорить, на лице его появлялась виноватая улыбка и он, тронув пальцем губы, разводил руками.

Каждую субботу абхазские милиционеры везли его в отделение и развлекались до понедельника, избивая бедного монаха в надежде заставить его нарушить обет молчания. Они могли бы на полгодика упрятать молчальника в тюрьму за бродяжничество, но лишаться еженедельного развлечения им не хотелось. И в понедельник молчальник с багровой и опухшей от побоев физиономией, как всегда, сидел в тени церкви и пытался улыбаться заплывшими глазами, украшенными большими фингалами.

Стойкость молчальника вызывала у меня чувство восхищения, и я даже стал подозревать его в причастности к высоким тайнам и истинам. Однажды я присел рядом с ним и спросил: “Ответь мне, человек Божий, что надо делать, чтобы душу спасти?” Инок Микола достал из кармана подрясника листок бумаги и огрызок карандаша и, что-то на нём написав, протянул мне. Кривые каракули гласили: “Ни иш часник и цыбулю!”

Как просто, оказывается, спасаться: не хавать чеснок и лук – и ты в раю! “Спасибо, отец Микола”, – благодарю я монаха, и он молча улыбается мне, пряча огрызок карандаша.