Моя жизнь: до изгнания

Профессор со свиными ушами

Заказчики своими портретами, написанными мною, были довольны; их жёны плакали и ненавидели меня, считая, что художник умышленно обезобразил их мужей. Один, не выдержав негодования своей половины, по её совету вырезает из поясного портрета голову, фактически уничтожив весьма серьёзную мою работу. Супруга однорукого профессора ядерной физики Николая Александровича Перфилова добилась того, что мне пришлось переделать портрет её мужа.

Вспоминаю, что знакомство с Перфиловым, который стал самым серьёзным собирателем моих работ, картин и рисунков, носило необычный характер. В 1962 году устроитель моей выставки в клубе журнала “Звезда” Володя Травинский звонит мне в коммуналку и спрашивает, может ли он дать мой телефон странному посетителю, который три дня подряд по нескольку часов сидит посередине зала, рассматривая мои картины, и хочет купить одну из них.

На другой день странный посетитель позвонил мне и мрачным голосом заявил, что мои работы ему совсем не нравятся, но, уходя от них, он о них думает и поэтому хочет приобрести некоторые из них, чтобы понять, чем они его волнуют.

Месяц спустя после покупки пары моих работ он снова позвонил и сказал: “Сейчас мне стало многое понятно в ваших работах и они мне нравятся, я хочу приобретать новые”.

Он был загадочен и интересен, этот учёный, погружённый в мир атомов, могущих обогатить человечество или его уничтожить. В часы работы над его портретом я рассказал ему о ночных полётах Белой ведьмы. И он, убеждённый атеист, признался, что безоговорочно верит в астральное тело человека, в то, что оно способно мыслить, видеть и слышать. В студенческие годы он обладал необъяснимой способностью отделять от своего физического тела астральное, которое ночью было способно вылететь в открытое окно, летать по городу, посещать обиталище друзей, а днём приводить их в недоумение, описывая детали из их ночной жизни.

Однако впоследствии, углубившись с головой в науку, он утратил навсегда эту способность к астральным путешествиям. Во время повествований об удивительном астральном мире я вглядывался в его большие задумчивые глаза, в глубине которых читалась неведомая, нечеловеческая печаль глаз Белой ведьмы и тоскливый взор Чёрной ведьмы, и невольно напрашивался вопрос: “А сами вы, дорогой профессор, случайно не ведьмак?” – который я ему, разумеется, не задал, продолжая работать над удивительными глазами атомщика.

Один из создателей советской атомной бомбы был на моём портрете облачён в красную куртку с тёмно-синими бархатными отворотами, единственная рука лежала на колене, под грузной фигурой виднелся ярко-жёлтый табурет. Толстое одутловатое лицо со слегка выпученными глазами, лысеющая голова с большим лбом и разлетающиеся верхние кончики ушей.

Виной этих “поросячьих” ушей был Хаим Сутин, которым я был увлечён с пятнадцатилетнего возраста, увидев репродукции с его работ в Научке. Гений деформации, яростный экспрессионист, в работах которого всё удивительным манером сдвинуто, скособочено, деформировано: лица, фигуры, деревья, дома. Эти завихрения, берущие своё начало в деформированных мирах готических и романских мастеров, которых юный Сутин мог изучать в церквях французских городов, были подхвачены мною и получили своеобразное воплощение в некоторых моих портретах и натюрмортах. В лицах портретируемых мною подчёркивалась асимметричность, ушные раковины тоже не избежали деформации.

Возможно, с ушами профессора-атомщика я переборщил и их можно принять за свиные, но в момент написания портрета мне казалось, что я придерживаюсь почти энгровской точности.

Год спустя в девять часов вечера в телефонной трубке вдруг я слышу голос профессора: “Я хочу спросить у вас, уши на моём портрете можно ли сделать чуть-чуть поменьше? Это, конечно, в том случае, если не исказит ваш замысел. Дело в том, что моя жена не очень разбирается в современном искусстве и, глядя на мой портрет, часто плачет, ну и мои иностранные коллеги, хоть и учёные, но тоже консервативны во взглядах на искусство”.

С деньгами у меня, как всегда, очень туго, и я тут же соглашаюсь уменьшить его уши по пять рублей за каждое. И, прихватив с собой этюдник с красками и перочинный ножик, мчусь к профессору, соскабливаю ножом кончики свиных ушей, закругляю красками ушные раковины и получаю от смущённого учёного свою десятку.