Чжу Янь

Том 2. Глава 92

«Невозможно, — пробормотал император. — Невозможно!»

«Почему это невозможно? Твоя русалка была одурманена, и её разумом манипулировала наложница Цин, — голос Да Сымина был спокоен и устрашающе холоден. — Силы ядовитого паразита Гу было достаточно, чтобы заставить её без колебаний выколоть себе глаза, а затем обвинить в этом А-Янь».

«Что?!.. Что ты…» — воскликнул император Бэймянь высоким срывающимся голосом.

«Цин фэй очень коварна. Она не только колдовством заставила русалку выколоть себе глаза, но и превратила эту пару глаз в лазурные бусины и подбросила их в комнату А-Янь, — Да Сымин вздохнул и бросил сочувственный взгляд на брата. — Ты был так взбешен, что, естественно, не усомнился в словах любимой женщины на смертном одре. Цин фэй не только убила твою возлюбленную, но также вложила в её уста ложное обвинение, чтобы уничтожить законную императрицу и получить власть над гаремом, тем самым блестяще убив двух зайцев одним выстрелом».

«Цюшуй умерла у меня на руках! Она… она ясно сказала мне, что это сделала императрица…, — Император Бэймянь задрожал всем телом, как будто пытаясь оcмыслить рациональность этих слов. — После стольких лет… Это просто пустые слова… Ты…»

«Ты всё ещё хочешь доказательств? — Да Сымин увидел выражение лица императора, усмехнулся и достал что-то из рукава. — Что ж, я покажу тебе».

Это был слегка помятый и пожелтевший листок бумаги с надписью, перепачканной пятнами крови.

Император слегка вздрогнул, пристально глядя на несколько простых слов.

На листе было всего несколько коротких строк, но написанное было шокирующим:

«Небесам принадлежит высший суд…»

«У меня нет надежды отомстить за несправедливость…»

«Я хочу умереть, но некому прекратить мои страдания…»

Записка была испачкана кровью и запятнана слезами.

Это были последние слова, которые императрица Бай Янь написала в Холодном дворце, и они предстали перед глазами императора только десять лет спустя. Она написала о том, что случилось с ней в тот день, и о шоке, который испытала, когда увидела, как дива Цюшуй вдруг выколола себе глаза. Однако, когда императрица поняла, что произошло, было уже поздно. Ловушка была расставлена, и ей некуда было бежать.

Будучи Императором Кунсана, он не получал об императрице ни единого известия целых семь дней и семь ночей после того, как ее отправили в Холодный дворец, где она металась и стонала в ожидании смерти. Только теперь, оглядываясь назад, он находил всё это странным. Должно быть, Цин фэй манипулировала гаремом, чтобы никакая информация об Императрице не просачивалась во дворец Цзычэнь и не достигала ушей императора, не так ли? Но в то время он был настолько поглощен горем, оплакивая кончину любимой наложницы, что, даже узнай он обо всём, его бы это ничуть не взволновало.

К тому времени, когда ему стало известно о кончине Императрицы в Холодном дворце, та была мертва уже несколько дней. Сколько отчаяния, горя и обиды она испытала перед смертью!

«Это письмо, которое А-Янь написала мне перед смертью и сумела передать за пределы дворца, — иссохшая рука Великого Прорицателя сильно дрожала, как и его голос. — Это тоже слова умирающей женщины. Так почему ты решил поверить этой рабыне-русалке, но отказался верить собственной Императрице?»

Император Бэймянь пристально смотрел на предсмертную записку, потеряв дар речи.

Да, он даже не слишком хорошо помнил эту А-Янь. То ли потому, что был к ней равнодушен с самого начала, то ли потому, что намеренно постарался забыть ее — с тех пор, как он стал наследным принцем, он редко встречался с женщиной, которая была назначена ему в жены, и за всю жизнь сказал ей всего несколько слов. Он даже не взглянул на её мёртвое тело. В этом отчаянном письме она написала больше слов, чем они когда-либо обменивались за всю свою жизнь.

Какая нелепая и трагическая судьба выпала этой паре!

«Когда это произошло, я находился в отшельничестве на пике Мэнхуа, где пробыл целый год. Вернувшись, я обнаружил это письмо и сразу помчался в Закрытый Город. Но было уже слишком поздно, — голос Да Сымина гневно задрожал. — А-Цзюнь, с того дня я возненавидел тебя до смерти».

Император глубоко вздохнул: «Почему ты не сказал мне об этом тогда?»

«Не было никаких доказательств. Цин фэй действовала очень скрытно и устранила все улики и всех свидетелей. Кроме того, ты был ослеплен горем и яростью и всё равно не стал бы слушать то, что я хотел тебе сказать, — Великий Прорицатель сделал паузу. В его глазах вспыхнули жестокие искорки, и он рявкнул: — Тогда я даже подумывал о том, чтобы убить всех родственников и детей наложницы Цин, чтобы отомстить за смерть А-Янь!»

Император содрогнулся, потеряв дар речи. Только спустя долгое время он прошептал: «Тогда… почему ты этого не сделал?»

«Ха… В то время Правитель Цин и его сестра были настолько могущественны, что если бы я сделал это, весь мир погрузился бы в хаос. В храме меня с детства учили, что я не могу делать такого рода вещи, — Да Сымин на мгновение замолчал, а затем спокойно сказал: — Конечно, А-Цзюнь, я подумывал убить и тебя тоже — но ты был благословлен небесами, и твоя судьба не должна была оборваться. Я опасался нарушить баланс вселенной и не осмелился действовать сгоряча, — Да Сымин покачал головой и усмехнулся. — Это смешно… Только потому, что я знаю Предначертания Небес, я думаю о последствиях и тем самым связываю себя по рукам и ногам! Если бы я был учеником Ордена Мастеров Клинка, я мог бы отомстить за смерть А-Янь сразу и не ждать сегодняшнего дня!»

Император тихо слушал и вдруг спросил хриплым голосом: «Тогда ты… ждал до сих пор, чтобы сделать свой ход, потому, что… потому что, кхм, судьба больше не благосклонна ко мне, и моя смерть неминуема?»

«К тому времени, когда я узнал об этом, у меня больше не было никакого желания убивать тебя, — Да Сымин испустил долгий вздох и взглянул на умирающего старика. — В своей предсмертной записке А-Янь умоляла меня не мстить за нее, а лишь позаботиться о Ши Ине. Поначалу я думал, что если смогу выполнить ее просьбу, этого будет достаточно».

Сказав это, он сделал паузу и резко выпалил: «Однако дерево желает тишины, но ветер не прекращается[120] — уже более двадцати лет они никак не оставят Ина в покое!»

«Они? Кто они? — вздрогнул император. — Правитель Цин?»

Да Сымин не стал отрицать и холодно рассмеялся: «Столько лет они пытаются устранить корень проблемы… Они трижды подсылали людей, чтобы отравить Ши Ина во дворце, но ты даже не знал об этом…

Единственное, что я мог сделать на случай, если Цин фэй попытается отравить его, это запретить всем наложницам и служанкам приближаться к принцу под предлогом того, что Небесные Судьбы столкнутся друг с другом. Когда ему исполнилось пять лет, я вмешался и сказал тебе, что его нужно отправить в Божественный Храм на горе Цзюи, иначе мальчик умрет. На самом деле, это было вовсе не пророчество, а просто реакция на положение вещей…»

Великий Прорицатель сделал паузу и прошептал: «Ты не собирался защищать ребенка, которого оставила А-Янь, и если бы я бросил Ина одного в гареме, он не дожил бы и до десяти лет».

Император зашелся сильным кашлем, а на его лице появилось странное выражение, которое, по-видимому, отражало чувство вины.

«К счастью, ты тоже не испытывал никакой привязанности к этому сыну, и когда я упомянул об этом, ты, не особо утруждаясь, махнул рукой и позволил Ши Ину покинуть дворец, — спокойно заметил Да Сымин. — Поэтому я отправил Ши Ина в Божественный Храм Горы Цзюи, чтобы он жил в одиночестве глубоко в долине, где к нему не разрешалось приближаться посторонним. Я приложил все усилия, чтобы обеспечивать его всем необходимым все эти годы».

Он взглянул на умирающего императора и усмехнулся: «А ты, его отец, оставил сына на произвол судьбы».

«…» Император молчал, и только кончики его пальцев слегка подергивались.

Да, столько лет он души не чаял в своем нерадивом младшем сыне, пока его первенец вынужден был есть и спать под открытым небом глубоко в горной долине. В этот момент, в его последние часы, всё прояснилось, и огромная волна вины внезапно захлестнула сердце Императора, оставив его в безмолвном смятении.

«Ты можешь сам решать, верить в это или нет… В любом случае, когда ты доберешься до Желтых Источников, ты спросишь об этом А-Янь и узнаешь всё сам, — Великий Прорицатель глубоко вздохнул, достал из-за пазухи какой-то предмет и бросил его в руку императора Бэймяня. — Я оставляю это тебе. Может быть, ты сумеешь этим воспользоваться».

«Что это?..» — Император уставился на странную маленькую серебряную шкатулку.

«Внутри есть игла, которая приобретает тусклый бирюзовый цвет, когда сталкивается с паразитами Гу из Чжунчжоу, — спокойно сказал Да Сымин. — После того, как я уйду, Цин фэй снова принесет тебе «тонизирующий и восстанавливающий жизненные силы суп». Ты сможешь проверить его и узнать, правда ли то, что я сказал, или нет».

«…» Император крепко сжал серебряную шкатулку в руке, дрожа всем телом.

«Что ты будешь делать, если доказательства окажутся правдой, А-Цзюнь? — Великий Прорицатель испытующе посмотрел на брата. — Я советую тебе не провоцировать эту женщину… У неё ядовитое сердце, и если она пойдет против тебя, боюсь, долго ты не проживешь».

Император вцепился в серебряную шкатулку мертвой хваткой, но его лицо не выражало страха.

«У меня есть срочное дело, и я должен идти. А-Цзюнь, тебе нужно позаботиться о себе и постараться прожить еще несколько дней… Иначе, боюсь, мы действительно увидимся только в следующей жизни».

Да Сымин встал во весь рост, повернулся и посмотрел на умирающего брата со смешанными чувствами в глазах: «Всю жизнь мы были с тобой братьями. Как жаль, что я не могу быть рядом и увидеть, как ты, наконец, испустишь свой последний вздох».

«Ты… собираешься в Храм Цзюи? — наконец произнес Император хриплым голосом. — Правда ли, что Ин оставляет сан жреца? Он хочет вернуться?»

«Да, — небрежно проронил Великий Прорицатель, сжимая в руке написанный им указ. — У тебя есть возражения?»

«Нет, — наконец выдавил из себя император Бэймянь, закрыл глаза и лег на обратно великолепную постель, бормоча: — Он мой старший сын… Пусть он вернется! Вернётся и заберёт всё, что я ему должен».