Возмездие за безумие

Глава 45. «За каждой смертью кто-то стоит»

Трагические события начавшейся зимы отразились на Вере Ивановой, изменив до неузнаваемости. Весёлая и оптимистичная, после смерти отца, а тем более после гибели Юли, Вера превратилась в отчуждённого робота. Она ходила на работу, занимая место папы и ведя как положено все дела, что были начаты им, не способная на затворничество, встречалась с друзьями в барах и ресторанах. Наконец, она посещала бассейн и спортзал, куда была записана, уходя с головой в физическую нагрузку, и пытаясь заглушить ею ту боль, что глодала изнутри. Со стороны можно было подумать, что жизнь девушки – прежняя. Вот только взгляд Веры, её речь и весь внешний вид были погасшими, лишенными эмоций, делая чужой для близких и друзей. Лена отказывалась воспринимать дочь такой, какой она стала, ежедневно прося вслух прекратить думать о плохом.

– Зачем покупать утром свежий хлеб? Ведь никто не знает, доживёшь ли ты до вечера, – грустно шутила Вера на просьбу матери сходить в булочную.

– Прекрати! – останавливала Лена, но тут же беспомощно опускала руки – дочь продолжала утробным голосом:

– Почему прекрати? Разве ты не хочешь узнать, о чём я думаю? Напрасно. Может быть, потом будет поздно.

– Вера! – вскидывала руки Лена и бросалась к дочери, – Зачем ты так? Ну, зачем ты так?!

– А как нужно? Ты знаешь? А я вот – нет, – с тех пор, как умер отец, Вера перестала звать Лену «мамой» и обращалась к ней просто на ты. – У нас было всё: счастье, дружба, надежда, любовь. А что осталось? Какие-то три месяца унесли Какие-то три месяца унесли то, что мы имели годами. Всё и всех. И к чему теперь жить, так или не так?

– Господи! – Лена молила бога, – Помоги! Дай сил! Дай разума.

Но сил не было, и решение о том, как просыпаться с меньшей болью тоже не приходило. Иванова часами стояла у иконостаса в Белом Соборе и роняла слёзы. Иногда к ней подходила богомолка, что-то шептала рядом, крестила женщину, совала ей в руки то молитвенник, то свечу. Советовала то причаститься, то заказать молебен. Ах, если бы только это помогло, ей, живущей, и её дочери, потерянной после стольких утрат.

Смерть Виктора, совсем уж непредсказуемая и такая жестокая, добила Ивановых окончательно. Ночью с двадцать пятого на двадцать шестое февраля, после похорон Вити, и Вера, и Лена не могли спать, думая о том, как недавно и совсем рядом лежал на полу, умирая, их друг и сосед, звал на помощь, а ни одна из них не смогла ему помочь, просто не знала об этом. Особенно Вера винила себя в безразличии к Ухову. После того, как отравился Рома, а Витя даже не сообщил об этом Вере, девушка отказалась общаться с соседом. До этого они с матерью постоянно звонили Уховым, спрашивали любого, кто снимал трубку, как дела. Чаще это был Виктор, который отвечал на вопрос грубо, иногда безразлично, иногда неопределённо. Порой трубку брала Полин и коротко докладывала больше о своих делах, нежели родительских, ограничиваясь сведениями, что всё как всегда. Когда по телефону отвечала Галя, предугадать тон разговора казалось невозможным: Ухова то начинала плакать, вспоминая Юлю, то ругаться, проклиная Виктора. Но, в принципе, соседка нового ничего не сообщала. Не поделилась она и вестью о смерти Романа. Об этом Лена узнала от Сюзанны, которую встретила в траурном обряде в день похорон. Козлова как раз возвращалась с кладбища. Удручённая и возбуждённая одновременно, Лена с ужасом представила, как расскажет дочери про ещё одну смерть: отец, Юля, теперь вот Рома… Как принесшего плохие вести, её пора уже было казнить. И жизнь казнила тяжестью утрат и болью неразделённого с дочерью горя. Всю эту тяжесть Иванова несла сама. Но все же, не сообщить Вере не имела права. Правда, звонить не стала, подождала, пока дочь вернётся домой.

– Что?! – Вера отказалась понимать слова матери, но тут же зло, а скорее отчаянно, выкрикнула, швыряя сумку на пол коридора, – И эта шлюха, Галя, даже не позвонила? – Доченька, зачем ты так? – Лена плакала, Рому было очень жаль, но страшнее было то, что он тоже ушёл внезапно. Прямо какая-то напасть…

– Ты знаешь, почему я так говорю. – Вера слов не подбирала; ещё в прошлом октябре она призналась матери, что видела Ухову с каким-то мужчиной, который то и дело целовал Гале то руку, то щёку. Взгляды и мимика взрослых, думающих, что им удаётся скрывать свои отношения, выдавали их с головой. Сразу было ясно, что мужчину и женщину связывают близкие отношения. Лена не поверила дочери, предположила, что Вера что-то придумывает. Но уже через несколько дней сама увидела Ухову в Центральном книжном магазине. В затылок Гале, выбирающей товар в отделе детской литературы, страстно дышал высокий красавец.«Да, в такого Галя наверняка могла бы влюбиться», – подумала тогда Лена. Речь дочери вывела Лену из раздумий.

– А дядя Витя? Он-то почему не позвонил?

Лена беспомощно подняла плечи. Голова кружилась, ноги подкашивались, новость о том, что Рома отравился, казалась неправдой. Как можно, не спасти больного от отравления, если он находился в больнице? Видимо, последнюю фразу Иванова произнесла вслух. Разъярённая Вера на миг остановилась, посмотрела на мать продолжительно, потом сорвалась к телефону:

– Дядя Витя?

Лена слышала, как дочь ругала мужчину. Голос девушки гремел по квартире, которую она мерила широкими шагами. Лена замерла, перестав даже дышать. Так же вел себя в моменты перевозбуждения Игорь, ходил по широкому коридору с прилипшей к уху трубкой и громко говорил, оспаривая или обвиняя, как Вера сейчас: – Вы же даже не дали мне возможности попрощаться с Ромкой? Юлю зарыли, как щенка, поскорее от всех глаз, Ромку похоронили наспех… За что?

Видимо, Виктор ничего не отвечал, потому что Вера бросила трубку и вернулась к ней на кухню: глаза горели бешеным блеском, она не находила себе места. Тело всё трепетало, руки искали чего-то, что можно было бы в этот момент порвать или раздавить. «Истинно как Игорь. Как больно!», – Лена положила руку на грудь, стала массировать её. Дочь бледности матери не замечала, открыла окно, потом балконную дверь, потом закрыла их с той же очерёдностью, с улицы тянуло холодом.

– Ты понимаешь, что происходит? Мир сошёл с ума? Или все эти люди, которых мы считали друзьями, теперь ненавидят нас и себя самих? За что? Ведь ещё совсем недавно все мы были равные, одинаково имеющие права на счастливую жизнь. Что произошло? Почему мы теперь не можем даже говорить на одном языке и понимать друг друга? Кто подложил эту бомбу, что взрывается под каждым из нас? – Вера кричала, плакала, разбрасывала по дому вещи. Лена, молча, смотрела на дочь, растирала грудь, дышала с широко открытым ртом, как рыба на берегу. Не хватало ни слов, чтобы объяснить происходящее, ни эмоций, ни просто воздуха, чтобы задышать ровно и успокоить боль. А потом у Веры начался приступ судорожного поверхностного дыхания: вмиг девушка посинела и стала биться в конвульсиях, ладони и лоб покрылись испариной, голос сел, словно горло сковал металлический обруч, по ногам забегали мурашки.

– Я умираю, – Вера была в полуобморочном состоянии. Лена помогла дочери дойти до дивана, на котором всегда спал Игорь, и лечь на него. Обняв руками подушку, девушка стала шумно вдыхать, – Папой пахнет. Значит, он меня зовёт. Как странно: всё плывёт и кажется, что тело моё здесь, а душа улетела туда, к нему.

– Господи, доченька! Да что же это такое, – Лена бросилась к телефону.

Врачи скорой помощи посоветовали, в ожидании машины, положить на голову дочери горячую салфетку и дать попить воду мелкими глотками.

– Пусть дышит глубоко и как можно медленнее. У вашей дочери, скорее всего, приступ паники, – объяснили Ивановой по телефону.

– Паники? Что это такое? – Бросив трубку, Лена кинулась в дочери, – Вера, тебе страшно?

– Нет, мне хорошо. Ты знаешь, такое ощущение, что меня выкинули из моего же тела и из реальности. Так странно. – Теперь Вера дышала нормально, но водила глазами по комнате, словно видела призраков. Приступ длился около получаса. За это время прибыла дежурная врач, вколола девушке лёгкий транквилизатор, посоветовали Лене не отпускать дочь в ближайшие дни на работу.

– Учтите, панический невроз может повторяться. Тем более, на таком трагическом фоне, о котором вы нам рассказали, – врачом была всё та же пожилая женщина, что приезжала и к Юле, и к Гале, и потом к Виктору, – И с Уховыми пока лучше вашей Вере не общаться. Попробуйте объяснить девушке, что ей нужны положительные эмоции. Тогда есть шанс, что приступ не рецидивируется.

– Да уж, тут у нас вокруг сплошной позитив, – Лена растирала грудь и морщилась от боли. Вера, которая, казалось, заснула от укола, открыла глаза, посмотрела на врача со слезами на глазах:

– Я больше вообще не хочу знать их, раз они с нами так. Папу… дядя Витя. А Галя… Юлю. Теперь вот Ромка.

Пожилая врач поспешила удалиться. Страшные события, происходящие с жильцами дома, гнали всё разумное из его стен. А ведь когда-то эта самая врач завидовала хозяевам квартир и каждый раз, проезжая мимо дома с «анжеликами», восклицала: «Везёт же кому-то!». Теперь же вспомнилась вдруг страшная быль: дом строили более десяти лет заключённые. По слухам, на этих стенах умер не один человек.

– Вы тут держитесь. И звоните, если что, – попрощалась врач.

– Спасибо, – Лена заметила жалость во взгляде доктора. Хотела что-то сказать, потом передумала. В зале застонала Вера:

– Ромка… Что он им сделал плохого?

– Кому «им»? – Лена не понимала. Она села рядом с дочерью, принялась гладить её через плед.

– Им. – Вера объяснять не стала, говорила с закрытыми глазами, – За каждой смертью кто-то стоит. Я всё про Ромку узнаю. Я знаю, куда идти.

– К Сюзанне? – Лена слабо улыбнулась.

Вера встрепенулась, приподнялась:

– Ты всё знаешь?

Мать кивнула, укладывая Веру обратно:

– Лежи, – она снова принялась гладить спину своей девочки, уговаривая, как убаюкивая, – Не лезь туда, доченька. Я не видела ещё никого кровожаднее и деспотичнее Козловой. Её единственный идол – деньги. Она служит им давно и безраздельно. За личиной добропорядочности и миротворчества она прячет лицо монстра, способного в пыль растереть любого, кто противостоит её интересам.

– Каким интересам? – от удивления, что мать говорит такое, Вера воспротивилась и все-таки села. Посмотрела на Лену почти требовательно, как она это умела.

– Экономическим, стратегическим, нравственным… Какими ещё могут быть интересы?

– Ты это серьёзно?

– Более, чем. Травля Виктора, лживые утверждения о беспомощности Юли, обличение слабохарактерности папы, выставление Ромы безвольным – всё это хорошо продуманная политика Сюзанны, которая, подчинив Галю, нашла рычаги управления всеми. Клубок был туго завязан, чтобы его распутать, Сюзанне пришлось влезть туда с вилами и ножами: разрезать, разрывать, разрушать созданное.

Чем больше Вера слушала мать, тем больше ей хотелось выть. Как это так? Оказывается, их мама, такая слабая и скромная, постоянно ищущая компромисс в любой ссоре, вечно пытающаяся оправдать даже самого последнего негодяя, вот так откровенно обвиняет Сюзанну? А есть ли у неё на то право? Где доказательства? Нет, над этим надо будет подумать.