Возмездие за безумие

Глава 13. «Ты ещё жизни не видела. Поживи для себя»

Роман Киселёв был воспитанным юношей из хорошей семьи. Его отец, Вадим Николаевич, работал в советские времена заместителем председателя отдела социального обеспечения в горсовете. После прихода к власти демократов, Киселёва старшего оставили в администрации города на знакомой должности: заниматься социальными вопросами. Вадим Киселёв был человеком исполнительным, не скандальным, а главное – огромным трусом. Там, где, другие воровали тысячами, а то и миллионами, внедряя культурные или образовательные проекты, там где пускали налево фонды, отведённые на материнский капитал, призванный решать вопросы семьи и детства, там, где заворачивали на личные счета «свой процент» за и без того сверхдорогое медицинское оборудование, Киселёв старший только вздыхал. Воровать ему не позволяла не столько совесть, сколько неумение делать это. Не было в нём хватки, наглости, умения врать в отчётах и не обливаться при этом потом. Такие люди всегда нужны в любой управленческой структуре. Благодаря таким, любой расхититель мог довести процент порядочности введенного ему подразделения до максимального. Одни считали Вадима Николаевича патриотом, другие – дураком. Но фактом оставалось то, что молчаливый и исполнительный отец Романа пользовался за счёт мэрии всеми благами, положенными работникам этих структур по закону: летним отдыхом на побережье в «своих» санаториях, премиями в каждом квартале, льготным питанием в управленческой столовой, квалифицированным медицинским обеспечением, списыванием расходов на бензин, телефон, компьютер и немалой добавкой на чернила, бумагу, портфели и даже одежду. Этого Киселёву и его супруге Марии Ивановне хватало. А при необходимости всегда был под рукой нужный коллега для решения любой проблемы: от скорого ремонта жилища, до устройства детей на учёбу в ВУЗ и на работу после него. Так городской служащий обеспечивал себе спокойную старость по достижении пенсионного возраста, до которого оставалось менее десяти лет, а семье уверенность в завтрашнем дне. Жили Киселёвы не выделяясь, не прибедняясь, не особо ограничивая себя в необходимом. Детей воспитывали на тех же принципах: не рвать и не зарываться.

У двадцативосьмилетнего Ромы был брат Антон, старше на два года, неженатый и работающий тоже в банке, только в другом. Мария Ивановна, их мать, которой в январе две тысячи тринадцатого исполнилось пятьдесят четыре года, имела диплом бухгалтера, но никаким бюджетом, кроме семейного, после рождения сыновей не занималась. Выглядела она бодрой, упитанной казачкой. Волосы красила уже давно в обычный чёрный цвет, без всяких допустимых оттенков, и укладывала их на голове в косу, заверченную высоким кольцом. Внешне Мария Ивановна походила на Нонну Мордюкову. Даже в манерах Киселёва была схожа со знаменитой актрисой: также зажимала при разговоре верхнюю губу, когда сердилась, сводила густые брови, не тронутые сединой, и всё время стреляла лучистыми глазами. Говорила Мария Ивановна с присущим здесь акцентом, хэкая и шокая. Проблемами семьи могла заниматься двадцать четыре часа в сутки. Мужу потакала во всём, абсолютно подстраивалась под его рабочий график и всегда была готова встретить Вадима горячим обедом, доброй улыбкой и приветливым словом. За всю свою жизнь Антон и Роман ни разу не слышали, чтобы родители ругались или обижались друг на друга. Вместе они никогда не скучали, друг другу не надоедали и в отпуск по отдельности не ездили. Мария Николаевна всегда и всем говорила, что благодарит мужа за ту жизнь, что он ей устроил. Вадим Николаевич трепетно относился к жене и был бесконечно признателен за её постоянную заботу о нём: от поглаженной рубашки до вычитанного квартального рапорта о проделанной работе.

Женитьба Киселёва-младшего в две тысячи шестом году для родителей оказалась несколько неожиданной. Рома с Юлей были знакомы до свадьбы немногим больше года. Когда Ухова поступила на первый курс, они сначала просто виделись в институте, встречались нерегулярно, то в университетской столовой, то в библиотеке. Затем познакомились получше во время какого-то сборища и стали изредка ходить в кино, на концерты, в кафе. Из всей бойкой массы подруг Юля выделялась замкнутостью. Роме она с первого раза показалась неизбалованной: мало чего просила, ещё меньше требовала. На фоне юноши, окружённого любовью родных и пользовавшегося их помощью в любом деле, девушка выглядела сиротой, которой некому доверить свои проблемы. Ухова никогда не приглашала Рому в гости к родителям, стеснялась знакомить его с ними и даже говорила о них мало. Училась Юля плохо, вела себя в компаниях тихо и покорила парня тем, что задавала ему вопросы о здоровье и самочувствии. После дискотеки и позвонит, и пивка на похмелье принести предложит. Заботливая такая была, тихая, ласковая. Никаких ссор по поводу того, что Рома шлялся всю ночь по барам один, не устраивала, сразу объявила, что публичные места – не для неё. Про детей не мечтала. О роскошной жизни понятие имела, но повёрнута на ней не была. Чтобы, скажем, как любая другая на её месте, закинуть вопрос о поездке в Таиланд или покупке дорогого манто на распродаже – никогда. Зато часто рассказывала Роме о том, каким хотела бы иметь своё жильё:

– Я свою квартирку, Рома, таким гнёздышком сделаю – улетать не захочется. Всё-всё продумаю, чтобы муж приходил домой, а его ждали тепло и уют.

Вот так мечтала о будущем Юля Ухова, выражая желание не в конкретных местоимениях, а в обобщённом виде, словно Рому в виду совсем и не имела. И однажды парня, которому надоело выслушивать требования родичей «наконец-то уже повзрослеть», мечты эти покорили. Рома был старше Юли на три года. В двадцать один год он уже заканчивал кредитно-финансовый факультет и подрабатывал в банке, в который потом устроился работать, тогда как Юля училась только на втором курсе. Деньги молодому финансисту платили хорошие, Рома мог иногда баловать подругу. Юлечка с самого детства была хрупкой девушкой с очень нежными чертами лица. Ей шла практически любая купленная вещь, поэтому дарить подарки Роме было легко. А Юле было легко принимать их и потом носить. Причём она делала это без хвастовства, без жеманности, с каким-то словно врождённым умением давать заботиться о себе. В женихе девушка прочувствовала потенциал заботы и внимания; того, чего ей уже давно не хватало со стороны собственной семьи. Поэтому относилась к Роме с признательностью, но без фанатичной благодарности: даёшь – спасибо, так и должно быть. Прямо королевская милость. Киселёва-младшего такая позиция очень устраивала, а возвышенность Юли ему льстила. Другие девчонки были рядом с Юлей обыденными, разбитными, громкоголосыми. В них никак не просматривалось то почти дворянское благородство, с каким носила себя Ухова. Тут уж Галины гены проявлялись вовсю. Понравилась девушка и родителям Ромы. Им Юля тоже показалась той самой романтической тургеневской барышней, каких новая эпоха почти изжила. Трогательность общения девушки с их сыном умиляла старших Киселёвых и внушала надежды на то, что их сын в руках такой женщины не утратит душевность и порядочность. Да и родители Юли, с которыми удалось познакомиться на праздник нового года, показались Киселёвым достаточно порядочными и обеспеченными людьми.

Уховы пригласили Киселёвых к себе первого января. Галя расстаралась со столом, Виктор расщедрился на большой выбор выпивки и соблаговолил отдать свою территорию под накрытый праздничный стол. А так как самого обеденного стола у Уховых не было никогда и в помине, обходились кухонным или журнальным, то пришлось позаимствовать раскладной стол у Сюзанны. Ради такого случая соседка позаимствовала и стулья. А также приняла самое активное участие, советуя с дизайном стола. Приём «важных людей» получился очень радушным. В зале за столом сидели только родители. Рома, Юля и Антон, которого тоже позвали, праздновали на кухне. Полин отправили по случаю с Сюзанной на праздничную ёлку в Театр кукол. Киселёвым понравилась квартира Уховых. Мария Ивановна отметила хорошую планировку. Вадим тут же предложил помощь в ремонте, о котором Виктор завёл разговор: капитальным ремонтом в квартире не занимались с переезда. Поблагодарив новых знакомых за участие, Ухова пригласила всех к накрытому столу. Ели и пили долго и много. Мария Ивановна хвалила салат оливье и сельдь «под шубой». Вадим отметил отличный коньяк. Подвыпив, в разговоре с Виктором отец Ромы осуждал рвачей и казнокрадов эпохи и не раз напомнил, что раньше всё было иначе. Дамы сошлись на любви к ведению хозяйства и в вопросах воспитания детей. Киселёвы ушли от Уховых с убеждением, что лучшей пары желать сыну и нечего. Вот только никто не ожидал, что Рома женится на Юле в этом же году: едва только девушке исполнилось восемнадцать, молодые подали заявление.

Свадьбу праздновали двадцатого сентября, в день рождения Ромы. Естественным для обеих мамаш накануне являлась тревога о случившейся беременности. Но молодые разуверили все страхи родственников, объясняя поспешность своих действий, простым желанием жить вместе и любить друг друга, не опасаясь тех самых нежелательных беременностей и прочего, что может сопровождать отношения влюблённых. Сразу из ресторана молодые поехали в двухкомнатную квартиру Киселёвых-старших, когда-то приобретённую именно для сыновей. Получая от отца ключи, Рома громко поблагодарил родителей за внимание и уверил всех, что долго в квартирантах ходить не будет.

С тех пор прошло почти семь лет. Двадцать второго июня две тысячи тринадцатого года, Рома шёл на работу всё из той же родительской квартиры. Рома шёл на работу из всё той же родительской квартиры. На улице висела серая мгла, схожая с той, что поселилась в душе молодого мужчины уже давно. По правде сказать, Рому давно томило желание развестись с Юлей. Некогда внимательная и вся из себя утончённая, женушка с годами превратилась в ежедневно ноющую попрошайку и плаксу. И регулярность, с какой Юле удавалось выпрашивать у Ромы желаемое, раздражала парня всё больше и больше. Почти детская неспособность супруги перед малейшей проблемой угнетала.

Хотелось, чтобы Юля могла сама решать вопросы с водопроводчиками, продуктами, мытьём полов и стиркой белья. Она же, словно издеваясь, ждала мужа с работы, чтобы все свои обязанности разделить с ним. Борщ варили вместе. Ковры пылесосили сообща. И даже комплект нового постельного белья поехали покупать в «Икею» в выходной, когда Роме хотелось понежиться в кровати подольше. Чем занималась Юля, оставаясь дома целыми днями, для Ромы было загадкой. За годы замужества жена не научилась даже готовить. Суши-бары и рестораны высасывали из молодой пары все те деньги, которые можно было бы экономить для покупки своего жилья. Но уговоры по этому поводу на Юлю не действовали, а замечания расстраивали. На каждый упрёк был свой каприз, и слёзы из Юли лились с такой же лёгкостью, с какой сыпались изо рта Ромы эти самые упрёки. От злости молодой муж часто ругался, даже замахивался на жену. Плачущая женщина вызывала в нём вместо жалости озверение. В диссонансе с собой, Рома пристрастился к спиртному: сначала по пятницам, в конце рабочей недели, затем всё регулярнее. Вспыльчивость и агрессивность проявлялись теперь по возвращении Ромы домой постоянно, и откровенно пугали Юлю и Галю. Виктору про поведение зятя ничего не говорили. Ухов сам был – спичка, и, несмотря на то, что почти никогда не занимался воспитанием девочек, мог убить за них любого, кто поднял бы руку. Своих женщин Ухов, безусловно, любил. Но, как бы не скрывали дочь и мать истинное положение вещей, как бы не злилась Галя на Рому за непонимание того, что: «её Юлечка не может работать, она ведь такая уязвимая и её так легко обидеть», обеим было понятно, что супружеская пара молодых Киселёвых была на грани разрыва. Когда, в две тысячи десятом, Рома поставил вопрос ребром: или ты идёшь работать, или – уходи, Юля предприняла первую попытку развестись. Месяц её проживания у Ивановых показался Роме долгим и тоскливым. За месяц он успел не раз напиться, не раз мотнуть налево и потратить такую уйму денег, что с Юлей им хватило бы на полгода точно. В супружеской квартире без Юли гулял ветер, а в высоких потолках отзывалось эхо. Киселёв-младший пугался этого. Боялся тишины и одиночества. Он так привык к нытью и стонам жены, что даже заскучал по ним. Нет, все-таки ссориться с Юлькой было приятно. Хотя бы потому, что потом так приятно было мириться и дня два-три ворковать друг над другом. Позвонив тогда жене, Рома попросил её вернуться и пообещал, что всё у них отныне будет нормально. Однако нормальных отношений восстановить не удалось. А месяц назад, за три дня перед тем, как Юля упала с табурета, муж выставил её за дверь. Случилось это вечером, после работы. Рома пришёл домой и увидел, что Юля спит. Как можно было спать в восьмом часу? И, если это от усталости, то где же тогда ужин? Почему в квартире кавардак, и по ней бродят какие-то котята? Животных было три. Все они имели жалкий вид: тощие, запуганные, один с вытекшим глазом. На кухне стояли для котят три блюдца с молоком из дорогого родительского чайного сервиза. Увидев ценный фарфор на полу, Рома взревел от ярости. Разбудив жену, он потребовал объяснений. Юля сразу же ударилась в плач, объясняя, что ездила за брошенными котятами, потом мыла их, возила к ветеринару и поэтому очень устала. Завтра девушка собиралась заняться судьбой подкидышей и отвезти их в приёмник для животных. И попросила у мужа две тысячи рублей – на прививки, на такси. Это стало последней каплей: Рома схватил Юлю и выставил за дверь, в чём была. Следом за девушкой последовали и приёмыши. Обливаясь горькими слезами, Юля пришла с котятами к родителям. Виктора в тот вечер долго не было дома. Галя только что вернулась от Сюзанны окрылённая комплиментами по поводу картин, поэтому, безусловно, приняла «бедное дитя» и даже её питомцев, которые составили весёлую компанию Пирату. Пришедшему Виктору про возвращение Юли ничего не сказали, а когда через несколько дней он увидел ночью в коридоре вереницу котят, то сначала подумал, что наступила белая горячка. Но когда животные, пообвыкшиеся за три дня в квартире Уховых, спокойно приблизились, Виктор сообразил, что вряд ли галлюцинации способны материализовываться. Взяв одного из котят, того самого, с вытекшим глазом, Ухов заорал: