Возмездие за безумие

Глава 30. «Если скажешь мне, зачем ты это сделала…»

Вера мучилась в догадках, кто оказался столь коварным и послал отцу фотографии, компрометирующие Ухова и её саму. Иванова узнала про полученный конверт почти сразу. Игорь, не в состоянии найти объяснение увиденному, вызвал дочь по селектору в свой кабинет и разложил снимки на столе так, чтобы девушка увидела их сразу, как войдёт.

– Это что? – Голос Иванова сел не столько от волнения, сколько от страдания. Переживать распутность двух самых дорогих людей было непросто.

Вера зашевелила губами, подбирая слова.

– Только не говори мне, что это фотомонтаж.

Вера отрицательно покачала головой. Сразу стало понятно, что папа разочарован ею:

– Это случайно, батя.

– Случайно? У него или у тебя?

– Просто случайно. Я тебе потом всё объясню.

– Нет уж, давай сейчас, – приказал Игорь, – До «потом» ещё дожить надо.

– Батя, – Вера пыталась смягчить ситуацию. Но Игорь на её тон не повёлся:

– Что? Витька – сволочь. А ты – вообще!

Вера округлила и без того большие глаза:

– А что я?

– Что? Ты ещё спрашиваешь? – Игорь схватил одну из фотографий, снятую крупным планом, яростно сунул дочери под нос так, что причинил боль. Но её восклицание не остановило его, наоборот, спровоцировало повышение тона, – Лежит, довольная, кайфует от того, как старый мужик ей сиськи мнёт!!! Это для тебя как: «что» или «не что»? – Иванов швырнул фотографию. Она перелетела через стол и упала на пол у окна. Вера промокнула пальцем под носом, от удара снимком кожа лопнула и появилась сукровица. Но отец не обращал на это никакого внимания. Он больше не сдерживал эмоции и почти кричал, несмотря на знаки дочери в сторону двери, за которой их могла слышать секретарша. Вера, зная, что сейчас творится в душе отца, опустила голову и молчала, глотая обидные слова.

Расстались родственники недружелюбно, и это глодало Веру более всего. За всю свою жизнь девушка ни разу не поругалась с отцом по-настоящему, так, чтобы не хотеть его видеть. С Игорем и Леной она всегда находила понимание. И даже если родители были против чего-то, что нравилось их дочери, они всегда могли сказать об этом, не принуждая, не налагая запретов, а только ненавязчиво подводя к нужному решению. Именно на убеждении, взаимном уважении и внимании строилось воспитание в семье Ивановых. А ещё на любви, которая сильнее всяких аргументов. Оттого сейчас, после ссоры с папой, Вера чувствовала себя так беспомощно и гадко, словно её бросили в грязь, из которой она не знала, как выбраться. Весь рабочий день пошёл насмарку. Листая тексты контрактов, Вера тупо смотрела на написанное, а думала только про фотографии. Про эти снимки знали Вера, Юля, Виктор и… Полин. По предварительному сговору с Верой, именно младшая Ухова снимала сцену с отцом у моря на ай-пад. Девочке понравилось тогда, что ей доверили такое взрослое дело. Кандидатуру Виктора из списка можно исключить сразу: вряд ли Ухову нужны разборки с Игорем, которого отец очень ценил и уважал, и у которого занял деньги. И даже предполагая, что он хотел бы опорочить дочь перед отцом, чтобы отомстить Вере за шантаж, всё-таки это было маловероятно. «Итак, не Виктор Михайлович, – решила Вера, – Тогда – Юля?» Зная, в каком состоянии пребывает подруга после предъявленного ей обвинения в краже, она едва ли нашла бы в себе силы и мужество послать конверт. Зачем? Чтобы поссорить двух мужчин. Чтобы подставить Веру? А смысл? Никакого. Отношения Игоря и Виктора на возврат денег никак не повлияют и квартиру девушке не обеспечат. А уж про то, что ссора Веры с отцом Юле вообще ни к чему, нечего было и говорить. Значит, оставалась Полин.

В то же утро, пока Игорь нервно носился по кабинету, Вера заручилась двумя его обязательствами. Во-первых, не посвящать в случившееся маму. Лена в последнее время постоянно хандрила и плакала. От депрессии женщину удерживала только любимая работа. Видимо, переживания, что семья распалась, оказались даже для волевой Ивановой тяготой непосильной. Куда уж тут фотографии добавлять! Во-вторых, Игорь пообещал дочери не предпринимать никаких попыток поговорить с Витей до тех пор, пока Вера не выяснит, кто послал конверт. Чтобы добиться такого обещания, пришлось коротко рассказать отцу про шантаж. Подобные признания пригвоздили Иванова к креслу ещё сильнее, но ненависть к другу несколько охладили. Как сказала Вера, она: «специально провоцировала дядю Витю, причём делала это на фоне его похмельного синдрома, зная, что голова его варит плохо». С последним не согласиться было трудно, Игорь отчётливо помнил ту ночь, что предшествовала сцене на пляже.

Вера, выиграв время до вечера, направилась опрашивать Полин. Девчушка жила по-прежнему у них. Она уже хорошо освоилась в приёмной семье и постепенно занимала в коридорном шкафу всё большее пространство, расставляя там коробки из-под обуви, развешивая одежду, раскладывая книги и учебники. В комнате Веры девочке разрешили пользоваться рабочим бюро, стационарным компьютером и навесным телевизором. По правде говоря, Полин была настолько тихой и незаметной, что Вера забывала о ней даже в её присутствии. Скрестив ноги, она часами сидела за компьютером или планшеткой. Телевизор Полин смотрела только в зале и только с Леной. Крёстная и крестница определили для себя список передач, которые никогда не пропускали, включая новости дня. Тревожить их было некому: Игорь часто приходил домой поздно, Вера, когда возвращалась после работы домой, редко выходила из своей комнаты, долго разговаривала с друзьями по телефону. Лена и Полин усаживались за чай и беседовали о жизни. Такое общение радовало Полин, у которой никогда не было подобной близости с матерью, и трогали Лену, которая чувствовала себя одинокой с тех пор, как дочь повзрослела.

Вера застала Полин после школы дома и, уединившись с девочкой в комнате, принялась за расследование. Открытое удивление на вопрос посылала ли Полин снимки Игорю, поставило Веру в тупик. Если это не Юля, не Полин, и не она сама, то кто же мог знать про фотографии, иметь к ним доступ и послать их отцу? Вникнув в задачу с тремя неизвестными, Полин нахмурила лоб:

– Ты знаешь, Вера, я не раз давала свой айпад Роме.

– Роме? – Вера могла думать на кого угодно, но только не на Киселёва, – Зачем?

– Когда Юлька жила ещё у нас, он часто заходил к нам и просил, чтобы пошариться в почте. А мне что, жалко, что ли планшет?

– А у Ромки разве нет смартфона, чтобы проверять почту?

– Нет. Он вообще в информатике дуб дубом, – последнее утверждение могло звучать как оценка эксперта, ибо Вера прекрасно знала, что Полин в компьютере – ас.

– Понятно, – Вера закусила губу, понимая, что на самом деле ответ Полин вряд ли что прояснил. Рома, даже если и мог случайно залезть в чужой фотоальбом, навряд ли стал бы сталкивать лбами Виктора и Игоря или Игоря и Веру. Зачем ему это нужно? В каждом деле необходимо было искать, кому это выгодно. У Киселёва такого интереса не было. Ни с одним из Ивановых Роман никаких общих дел не вёл, видел их редко, общался и того реже. Так что, тут, как сказали бы коллеги криминалисты, «мотив не имел места». Кроме того, в глазах Веры Киселёв оставался порядочным человеком из приличной семьи, неспособным на подлость. А это уже характеристика. К тому же, если бы Рома что-то узнал про Виктора, то, по логике, сказал бы об этом Юле. Спросил. Посомневался. Все-таки, какой компромат! Но Юле Рома ничего не говорил, это подтвердилось по телефону. Отключив трубку, Вера тяжело вздохнула: итак, дело оставалось запутанным. Девушка решила сходить к Гале. Кто знает, не проболтался ли Ухов жене про компромат уже после кражи денег. В последнее время Виктор был совершенно неузнаваем и вел себя как размазня, принимаясь оправдываться при встрече то за одно, то за другое.

На улице стояла декабрьская мгла, при которой уже в пять вечера зажигают огни, а в семь клонит ко сну. На часах было как раз начало седьмого. Выйдя из своего четвёртого подъезда, Вера направилась к пятому, где жили Уховы. Набрав несколько раз в домофоне номер нужной квартиры, и не дождавшись ответа, Вера закурила. Девушка не считала себя курящей, так как у неё не было ежедневной зависимости от табака. Но иногда возникало вот такое неудержимое желание вытащить сигарету. Потому и имела всегда при себе пачку лёгкого «Парламента. Втянув первый дым, Вера почувствовала, как её повело, и прижалась к стене. Вход в пятый подъезд осветили огни машины, вывернувшей с Атаманской из-за угла во двор и остановившейся на уровне шестого подъезда. Это Вера вычислила, так как в противном случае увидела бы автомобиль, повернувший вдоль дома. Из простого любопытства Иванова выглянула из своей засады и увидела такси, действительно остановившееся у края здания. Передняя дверь машины открылась, и оттуда раздался мужской голос, показавшийся знакомым. Всё ещё таясь, девушка стала наблюдать за приехавшими, и скоро поняла, что из машины вышел Роман Киселёв, голос был его.

«К тестям пожаловал», – посетовала Вера, наскоро притушив сигарету о стенку и бросив её на пол. О том, что она иногда курит, Роме знать было совсем необязательно. Подставив ладонь ко рту, и выдохнув, Иванова поняла, что запах от неё красноречивее всех слов, и уже приготовилась оправдываться, как заметила, что Рома подошёл к задней дверце такси, открыл её и жестом галантного ухажёра выудил из машины… какую-то женщину. И не успела Вера сообразить, кем бы могла быть спутница Рома, как молодой мужчина резким движением дёрнул даму к себе и впился в неё губами.

«Юлька?» – ошарашено отпряла Вера и задышала часто. Обалдеть было от чего: всего пятнадцать минут назад Юля стонала по телефону от боли в позвоночнике. Иванова снова выглянула из-за балки и стала приглядываться. Из-за темноты ничего не было видно в трёх метрах. Но, услышав голос, Вера сразу узнала Сюзанну. Почему Рома и Сюзанна приехали на одной машине и, тем более, вот так впились друг в друга, Вера понять не могла, но чувствовала, что стала свидетелем чего-то, что для её глаз не предназначалось. Такси отъехало. Сюзанна сказала что-то приглушённо, но весёлым тоном. Роман рассмеялся, взял из рук женщины сумку и пропустил её к двери подъезда. Через минуту во дворе никого не было.

Глядя на такси, сделавшее большой круг и направляющееся к шлагбауму на выезде, Вера достала новую сигарету и опять закурила. Мысли роились беспорядочно, путанной ломаной кривой. Иванова медленно побрела вокруг дома, продолжая курить и не заботясь о том, что её кто-то может увидеть. То, что только что увидела девушка, заставило взглянуть на последние события совсем иначе. Роман действительно мог наткнуться на компрометирующие фотографии в планшете Полин. И совсем не трудно догадаться, кому первому он сообщил о сделанном открытии. А уж в том, что дальнейшее вполне могла осуществить Сюзанна, Вера не сомневалась. Вот кто по-настоящему презирал Ухова. Вот кто мечтал поквитаться с Ивановым за то, что Игорь не так давно запретил Сюзанне манипулировать Галей.

Иванов и Козлова сцепились на следующий вечер после кражи денег. Игорь пришёл к Вите поддержать друга, а заодно и попытаться выяснить все обстоятельства происшедшего. Уж слишком много в тот вечер, когда пропали деньги, оказалось в квартире Уховых людей, присутствие которых случайным не назовёшь. Поднимаясь на девятый этаж, Игорь думал спросить, насколько вероятным могло быть то, что кто-то, кроме самого Виктора, знал о принесённой сумме. Возможно, Виктор всё же проговорился Роме о своих планах сделать дочери подарок. Или о чём-то советовался с Сюзанной, без мнения которой с некоторых пор в семье Уховых разве что только просыпались и засыпали. Виктор, называвший соседку ведьмой за глаза, в её присутствии подчинялся установленному общему правилу – делать, как скажут. Для себя Ухов не мог масла на бутерброд намазать, а по просьбе Сюзанны чистил для женщин бананы и резал яблоки. Сам ходил в рваной нательной майке, а Гале, под напором верной подруги, давал деньги на духи и причёски. Свою машину отвезти к механику проверить, почему стучит левое заднее колесо, было некогда. А машину Сюзанны он ехал мыть на ручную мойку, а потом клял себя за слабость, объясняя свою податливость приказам Козловой только нежеланием ещё больше обострять отношения с женой. Куда уж больше! За последние три месяца Ухов подошёл к Гале всего два раза. Да и то, признаться, сзади, с налёта, и ощущая, как нервно реагирует супруга на то, что он никак не может настроиться на процесс.