Возмездие за безумие

– Не надо. Я привыкла жить своим умом.

– Ой, ли?

– Да уж так. Рассчитывать не на кого, – губка с бешеной силой закончила свои мучения в раковине. Брякнула лежавшая там ложка. Фэн-шуйский фонтан от волны воздуха дал сбой в струе. Вера усмехнулась, покачала головой:

– Жалко тебя, аж до слёз, – Это была любимая фраза Игоря. Вера произнесла её с той же интонацией и с тем же выражением лица: почти трагическим, но на деле полном сарказма. Галя передёрнулась, стала всматриваться в лицо девушки, словно давно не видела. Как же всё-таки передаются гены, до малейшей мелочи. Иванов всегда, когда Витя жаловался ему на тяжёлую жизнь, говорил вот так же: « Жаль тебя, мужик, ну прямо до слёз». А потом откровенно вникал в проблемы друга, пытался помочь. Ухова, засмотревшись, потеряла нить разговора, сидела растерянно за столом, крутила в руках полотенце, то растягивая его, то снова собирая. Голос Веры ворвался в голову женщины далёким морским прибоем: успокаивающим, расслабляющим:

– Ты мне, Сюзанна, не гони. И кстати, о деньгах: насколько мне известно, пресловутый миллион для первого вклада, ты взяла у бывшего мужа и сроком на три месяца, не так ли? —Информация, выкопанная Верой благодаря связям в Счётной палате, где Сюзанна обязана была указать источник денег, уплаченных как первый взнос, явилась для Козловой тем самым пороховым зарядом, после взрыва которого ситуация стала непредсказуемой. Сюзанна поняла, что попала в ловушку. По природе своей, не умея проигрывать, Козлова вмиг превратилась в орущую бабцу, которая совсем не выбирала выражения:

– Ты.., тварь, ты зачем пришла сюда, а? – хозяйка квартиры вырвала из рук Уховой полотенце, взмахнула им в сторону Веры, словно желая её выгнать, как муху, через окно.

– Сюзанночка, ты что? – Галя выпучила глаза, да так и застыла: ибо изо рта подруги, нежной, тонкой и изящной, посыпался весь набор изощренно соединённых знакомых и даже незнакомых матов.

«Боже, откуда она знает такие фразы: за. уяченная про. лядь? – поражалась Галя, – Это же уму непостижимо придумать такое. И не имеет никакого смысла?»

Отключившись от ситуации, Галя вдруг вспомнила давний разговор Игоря Иванова с её Виктором о силе русского мата.

Это было летом в две тысячи пятом году. Полин тогда только начала хорошо разговаривать и повторяла вслух всё, что слышала вокруг себя. Мужики крепили в комнатах Уховых кондиционеры и, как это часто случается, щедро сопровождали работу ненормативной лексикой. Тогда-то Игорь, в принципе матерившийся только в исключительных случаях, когда по-другому было или не сдержаться, или не хватало весомости, и стал развивать тему русского языка: могучего и такого непонятного для иностранцев.

– Ну, вот посуди, Витя, как какой-то там инострашка сможет понять нашу бабу, если она пошлёт его на …? В буквальном переводе такой посыл может рассматривать только мужик с нетрадиционной ориентацией. Да и то с большим сомнением.

Ухов загоготал, вспугнув резким голосом Галю на кухне. Иванов, тоже проржавшись, продолжил, пыхтя от тяжести кондиционера, который вытаскивал из упаковочной коробки:

– Тогда уже логичнее иди ты в … Да?

– Коротко и ясно, – Виктор, вытиравший перекладину балкона, к которой предстояло крепить ящик, увлёкся темой и импровизировал с лёгкостью, но все же с оглядкой на жену и бегающую по комнатам младшую дочь, – Давай поднимать!

– Ну, да. В «неё» – конкретнее. Хотя, как посмотреть, – Игорь пыхтел под весом железного ящика, который нужно было крепить на балконе, – С одной стороны – всё лаконично и не вразрез с физиологией. А с другой, поди знай, на что нарвёшься… Да держи ты его, а то сейчас пойдём собирать остатки под балкон.

Ухов, который на миг чуть не упустил кондиционер, матюгнулся не в тему, помянув родственников по женской линии, подтянул ящик на руках, устанавливая его ровно, чтобы крепить.

– Если туда идти, то нужно быть уверенным в себе. Это точно. А иностранцам с нашими бабами не совладать, ты прав. Мы-то знаем подход, а вот они… до международных стандартов явно не дотягивают.

Мужики, затягивая крепёжные винты, не без гордости пустились в рассуждения про своё умение общаться со слабым полом, пуская в ход словечки типа: окучивать, долбить или чистить дымоход. Галя, варившая на кухне щавелевый борщ и сначала тихо похохатывающая над рассуждениями самцов, выглянула через открытое на лоджию окно:

– Э, гиганты мысли, а не пора ли рты позакрывать? Ребёнок ведь не без ушей. А то я сейчас тоже вас пошлю к такой-то матери для ясности. Работнички.

– Чего? – не ожидая, что их застанут врасплох, мужики переглянулись.

– К такой-то матери, – повторила Полин, появившаяся прямо перед ними на пороге зала. И, заметив, как папа и дядя Игорь смутились от её слов, светловолосая девчушка добавила, вздохнув совсем по-взрослому, – Работнички…

– Да и вообще, пошла ты со своими советами к такой-то матери, – вектор направления, указанный Сюзанной, вывел Галю из воспоминаний и больно резанул по сердцу. Впервые стало пусто от того, что Виктора больше нет. И Игоря нет. Не говоря уже о дочери. Галя с грустью огляделась. На кухне всё было по-прежнему: крем на плите присыхал и вонял меньше, губка распласталась в раковине, Сюзанна махала полотенцем, воинственно отстаивая свои позиции. Вера, демонстрируя полное безразличие к выпаду соседки, невозмутимо продолжала:

– Ты бы, Сюзанна, не орала, горло надорвёшь, а лучше подумала над моим предложением. Я могу договориться в банке, аннулировать сделку по ипотеке, – Вера говорила сухо, по существу, не повышая голос. Именно такая невозмутимость больше всего выводила Сюзанну из себя. Она оттопырила губы:

– Как это?

– Умеючи.

– Зачем? – Галя ничего не понимала, кроме того, что должна отстаивать сторону Козловой.

– Затем, чтобы избавить родителей Ромы от долга в четыре миллиона, повторила Вера для Гали медленно и внятно, – Затем, чтобы эта тварь не вышла из ситуации победительницей. Затем, наконец, чтобы усопшие могли упокоиться в своих могилах с миром. – Последняя фраза перекрыла ненависть, вспыхнувшую на лице Козловой. Напоминание о Юле и Роме подействовало транквилизатором. Сюзанна опустила руки с полотенцем и тяжело выдохнула:

– Может ты и права. Может и стоит избавиться от этой проклятой квартиры. Счастья она мне всё равно не принесёт.

– Аллилуйя! – Вера впервые разжала руки и возвела их к небу, – Неужели в тебе ещё есть хоть что-то человеческое?

В ту же секунду от мнимо высказанного сожаления не осталось и следа. Красиво подведённые глаза армянки метнули молнию:

– Не тебе судить, подкидыш.

– Что? – на лице Гали отразился ужас, – Сюзечка, зачем ты так? Ты ведь… Это ведь…

– Заткнись, малахольная! – Козлова сейчас больше, чем когда-либо, хотела остаться одна. Ухова, для издёрганной нервной системы которой любое грубое слово в её адрес было катализатором, простонала несколько раз, покачала осуждающе головой и беспомощно разревелась.

– Сука ты, а не матрос, Сюзя. Её-то за что? – Вера кивнула на плачущую Галю, – Короче: я тебя предупредила. Три дня тебе даю на то, чтобы принять решение. Потом буду звонить твоему бывшему.

– Кому?

– А-а??? – даже неутешная от обиды Галя удивилась.

– А ты что думала? Юли и Ромки я тебе никогда не прощу. Воровка!

– Что? Это неправда. Я никогда не была воровкой. Никогда. Я хотела, чтобы всё было по справедливости. Правда, Галюсик, я хотела, чтобы у Ромки с Юлькой была своя квартира. Чтобы они могли жить достойно… Чтобы они… – Сюзанна покаянно вымаливала прощение. Но Вера больше не верила в раскаяния лицемерки:

– Не ври, гадина. Ты всё делала так, как нужно было тебе. Не Роме. И уж, конечно, не Юле. – Осуждая, девушка подошла так близко к Сюзанне, что та будто вжалась в мебель. Взгляд сверху давил. Взгляд снизу молил:

– Неправда.

– Правда. Горькая, суровая, непереносимая, но правда. Именно поэтому ты затащила Ромку в свою кровать. – Заметив, как Ухова вздрогнула и одними губами прошептала вопрос, Вера заговорила сухо, одними аргументами, – Да, тётя Галя, ваша лучшая подруга спала с Ромкой. И не говори, что это не так, – глаза Веры метали беспощадные молнии то на одну женщину, то на другую. – И целью твоей было захапать эту квартиру себе, держать на поводке молодого парня, вытягивая из него всё, что можно. А ещё… – Вера помедлила, думая добивать или нет, потом добавила совсем тихо, – Тебе нужна была власть и вот над нею. Над лучшей подругой. Вас, тётя Галя, обманывали. Всегда. Вами манипулировали. Всегда… – из-за стола послышался стон. Вера договорила фразу менее громко, гипнотизируя Галю. Иначе было нельзя. Пришло время правды. Наступил момент сказать, кто есть кто, – Да и теперь пытаются вами манипулировать. А если не верите мне, то проанализируйте всё, что случилось, и всё, что вам советовала ваша наисвятейшая Сюзя за пять минут до моего прихода. Может, убедит.

Галя быстро кивнула головой: от согласия ли, от желания ли убежать от той самой правды, что ей выложили так напрямик, и к которой она была совсем не готова. Вера несколько раз сочувственно помотала головой, Ухову было откровенно жаль. Пусть… Пусть всё будет, как случилось. Когда-то же нужно расставить точки над «и». С сознанием выполненного долга, Иванова сжала зубы, снова как Игорь, будто боясь проронить лишнее слово, о котором потом можно пожалеть. Быстро сморщила лоб, вспоминая, действительно ли всё сказала, потом бросила в сторону хозяйки квартиры:

– Всё. Я ухожу. Три дня, – Вера выставила перед носом Козловой три пальца, крупных, зловеще растопыренных.

Через несколько секунд хлопнула входная дверь. В кухне Сюзанны воцарилась звенящая тишина. Не нарушая её, Ухова встала из-за стола, подошла к раковине, промыла под струёй воды ложку, мочалку, вытерла ею начисто печь, промыла губку и, наконец, положила её на отведённую решётку.

– Наслаждайся чистотой, подруга, – сказала Галя словно кому-то. Затем взяла с рабочей поверхности кухни коробку с красивыми стаканами и со всей силы грохнула её об пол.

Звон разбитого хрусталя прозвенел в квартире набатом.