Возмездие за безумие

Глава 43. «В чём был интерес этой стервы?»

Шестнадцатого февраля в картинной галерее, находящейся в доме по Атаманской, началась экспозиция картин современных художников Юга. Галя Ухова успела закончить к этому числу свою картину. В день открытия, с гордостью услышала она от Кирилла, друга Сюзанны, что её творение нравится посетителям. Особого ажиотажа на выставке не было, поэтому, обрадовавшись комплименту, Галя приняла его как дружескую поддержку. Ухова даже не надеялась на то, что её картина продастся. Каково же было удивление женщины, когда уже на следующее утро Кирилл сообщил ей, что на полотно, названное «Спасительный свет», нашёлся покупатель. Обозначенная сумма в пятьдесят тысяч рублей была тут же уплачена и положена менеджером Кириллом в сейф в маленьком офисе, который он снимал в одной из подсобок галереи. Так требовал регламент: официально проданной картина могла считаться только по завершении экспозиции. А значит, отдать деньги автору менеджер мог только после вступления контракта в силу. Безусловно, Галя вполне могла потерпеть, хотя предполагаемая сумма уже сейчас щекотала руки. Главным для художницы являлось признание, которое уже с первой продажи сулило процветание. Далее можно было столько мечтать, что голова Уховой кружилась. Впрочем, слегка сойти с ума было от чего: этим же вечером на дружеский фуршет в галерею кроме художников, журналистов, коллекционеров и критиков были приглашены гости. Ухова, прибежав в галерею сразу после того, как забрала из школы Полин, позвала со своей стороны Лену и Веру Ивановых, Сюзанну и даже Виктора. По поводу присутствия мужа, Галя сначала протестовала, но Кирилл, по мнению которого художнику-женщине лучше иметь статус замужней дамы, настоятельно рекомендовал Сюзанне Виктора позвать. Ухов приглашению удивился и сначала отказался. Но, подумав, решил его принять, из соображений, сделать приятное жене. Когда он собирался на вечеринку, в душе Виктора тлела маленькая надежда на перемирие. Но, придя в галерею, Ухов понял, что наделся зря. За весь вечер Галя, вошедшая в образ героини дня, даже не подошла к нему. Скривив улыбку перед журналистами, которым его представили как супруга, Ухов выматерился про себя и решил, что пора уходить. Разгадав его намерения, Кирилл, который успевал везде, предугадывал любую ситуацию и видел всё, как и положено хорошему менеджеру, пригласил Виктора выпить по коньячку в его офис, так сказать, подальше от глаз. Особого выбора у Ухова не было, предложение он принял, с удовольствием махнул три рюмки отличного армянского коньяка, после чего оба мужчины вернулись к гостям: положение обязывало. Кирилл попросил сразу не уходить, поторчать на людях ещё немного. Виктор пообещал сделать это, скорее в благодарность за угощение, нежели из уважения к мужчине. Возвращение в зал он воспринял с облегчением: никакого особого желания общаться с напомаженным другом Сюзанны не было, и распитие коньяка продолжения не сулило. За те два года, что мужчины были знакомы, они едва лишь обмолвились парой слов. Так что, иллюзий на этот счёт Виктор не строил. Ухов был явно не из круга Кирилла, к тому же он тяготился тем, что нужно «держать лицо» и следить за речью.

Вечер проходил спокойно, гости и авторы работ прохаживались по Галерее небольшими группками, останавливаясь у картин и переговариваясь между собой. У всех в руках были фужеры с шампанским. Ивановы, также как и Ухов, ощущавшие себя на вернисаже чуждыми элементами, рассматривали картины молча, без обсуждений. Детям – Полин на выставке была не одна – предложили яблочный сок и лимонад. Мать привела её на выставку сразу после школы, и Полин, присев у окна с рюкзачком, смотрела на дождь за окном и скучала. Был бы тут её компьютер… Но Галя сразу отказала дочери сходить за ним, хотя, сколько бы это заняло? Пять минут, не больше, для того, чтобы обойти здание и подняться на девятый этаж.

– Нет, нет и нет. Сегодня мой праздник. Не будь эгоисткой, – прошипела мать дочери, сузив глаза, но при этом улыбаясь. Прекрасно понимая, что значит любой материнской жест, Полин вздохнула, перекусила, насколько это позволяло приличие, несколькими бутербродами, запила их соком и уселась у окна. Взрослые ходили мимо неё, не обращая внимания. Дети бегали вокруг, поглядывая с любопытством, но не вызывали интереса у Полин. Издалека девочка наблюдала, как раскраснелась от спиртного и похвал мама. Она не переставала улыбаться и наклонять голову от каждого комплимента. Глаза Гали светились счастьем признанного гения. Волосы, завитые накануне на бигуди, падали на плечи красивыми тёмными локонами. Тонкая талия, затянутая ремнём, делала Галю похожей на девушку. Все восхищались моложавостью и ухоженностью «молодой художницы». Пресса то и дело, что-то уточняла у Уховой для газеты. Особо старался полный писака-коротышка в очках с толстыми стёклами. Он так и норовил пристроиться поближе к красивой женщине, то с одной стороны, то с другой, пристально глядя в глаза и пытаясь флиртовать. Галя учтиво отстранялась от мужчины, понимая, что в интересах дела резко отфутболить его не может.

– Огрызок, – охарактеризовала мужчину Полин, и ехидно улыбнулась, – Ну вот, мамочка, именно о таком успехе ты и мечтала. – Девочка вытащила из-за спины свой рюкзачок, порылась в нём, нашла жвачку, сунула в рот и опять принялась рассматривать зал. В этот момент радио-репортёр подошёл к Гале, чтобы записать небольшое интервью. Мать говорила быстро, наверняка отрепетировав накануне все варианты ответов, и стараясь придать им заранее характер экспромта, особенно в отношении шуток. По всему было видно, что Галя – в своей стихии. Она парила. Она жила!! Невзирая ни на что, Уховой хотелось быть богатой, счастливой, реализованной. И, похоже, это начинало сбываться. О печали недавней потери в такой момент Галя постаралась забыть. Мысленно она оправдывала себя за это маленькое удовольствие быть в центре событий, восхищать собою, изумлять своим творчеством.

– Кайфуешь, с. ка? – прошептал в какой-то момент жене Виктор, который весь вечер только и делал, что злился: на себя – «Пришёл, идиот, мотаешься тут, как кое-что кое-где…», на жену – «Радуется… и про траур забыла, разоделась, расфуфырилась, разукрасилась… потаскуха», – на гостей галереи – «Корчат из себя ценителей искусства, а сами…», на Сюзанну – «Расхаживает тут, выставляется, как хозяйка… коза драная… это же Кирилл всё организовал».

От неожиданной грубости Ухова даже просела в шаге: она шла мимо мужа к одному из критиков. Резко остановившись, Галя осмотрелась по сторонам и заметила, что Лена и Вера, стоящие неподалёку, смотрят на них с мужем.

«Слышали или просто зырятся? – Галя стала суетливо поправлять причёску, за ней – наряд: специально приобретённый по случаю юбочный костюм „от Nika“ – ярко-красный с блестяще-чёрными штрихами по всей ткани, – Блин, зачем я их вообще позвала. Толку – никакого. Денег у них нет, посоветовать ничего не могут. Так, жалкие похвалы. Нужны они мне», – Галя резко улыбнулась соседкам. Вера ехидно помахала рукой, вызвав у Уховой новую резкую улыбку в ответ. Отвернувшись от женщин, словно протестуя, Галя обрушилась на Виктора с такой откровенной ненавистью, что мужчина пожалел о сказанном:

– Тварь. Если ты только посмеешь испортить мне вечер, я, клянусь, убью тебя, – сильно приглушённым голосом Галя отвечала мужу, при этом успев замаскировать злость. Вокруг было много незнакомых людей, от которых зависела её будущая карьера, и поэтому женщина не могла себе позволить облажаться, – Пошёл вон отсюда!

– Да подавись ты своими картинами, «Галина Любимая». Добавь себе в псевдоним «всеми», точнее будет. Шлюха, – Виктор направился к выходу. Он понял, что надежды на примирение тщетны, и его позвали сюда в роли бесплатного приложения. На деле же, никому он нужен не был: ни жене, ни Ивановым, поздоровавшимся в начале и тут же удалившимся, ни другим гостям, ни прессе, упорно расспрашивающей Галю про то, почему она так долго «хоронила свой талант». – Сука продажная, – проговорил Виктор у самого выхода и тут же осёкся: на него с мольбой смотрела из своего угла Полин. Девочка, тоже всеми забытая на этом празднике, словно просила забрать её с собой. Виктор кивнул вопросительно головой, желая, чтобы дочь подтвердила своё согласие на уход, но именно в этот момент к девочке ястребом бросилась Галя и стала что-то нашептывать, – Да пошли вы… – махнул рукой Ухов, уходя окончательно.

Дома Виктор напился и заснул. Проснулся он от страшного рёва. Плакала Галя, навзрыд, не сдерживая себя, проклиная всё на свете. Выйдя из зала на кухню, где жена завалилась на стол в стенаниях, Виктор попытался спросить, что случилось. Но ответа не получил. И тогда заметил в коридоре Полин. Девочка сидела на тумбе у вешалки для одежды, одетая и обутая, с рюкзачком за плечами, как была до этого в галерее, и сливалась с темнотой. Виктору она показалась жалкой, совсем одинокой. Впервые за долгое время захотелось подойти и обнять своего ребёнка. Но вместо этого отец тихо спросил:

– Доченька, что случилось?

– Деньги пропали, – также тихо ответила Полин и начала разуваться.

– Какие деньги? – Виктор был пьян и соображал туго.

– Деньги за мамину картину.

– Да?

– Да.

– А как они пропали?

– Никто не знает. Кирилл положил их в сейф в своём офисе. Потом, после банкета, пошёл показать маме, она попросила, а их там не оказалось, – сняв обувь, девочка прошла в одежде в спальню и остановилась на пороге, не позволяя отцу следовать за ней далее.

– А сейф?

– Что сейф?

– Сейф на месте?

Полин пожала плечами удивлённо:

– Куда ему деться. Он – на месте. А денег в нём – нет, – девочка скрылась в комнате, закрыв дверь перед носом. Вход на эту территорию Ухову был давно запрещён.

– Зашибись! – Виктор почесал затылок, не зная, что ещё сказать. На кухне по-прежнему рыдала Галя. Она казалась безутешной.

– Прекрати истерику! – приказал он, вернувшись. От громкого плача у него начало давить в висках, – Убиваешься больше, чем по Юле.

Ох, зря он это сказал. Ох, зря. Уже через секунду Галя прекратила плакать и стала кричать так, что задрожали стены. Мат и прочие оскорбления сводились к одному – у Ухова нет ничего святого.

– Это из-за тебя погибла Юлечка, – наконец совсем озверела Галя, бросаясь на мужа с побоями, – Это ты обвинил её в краже твоих проклятых денег. Тогда, в ноябре. А потом её таскали по допросам. – Галя повторяла сказанное, как заученное наизусть. На её слова Виктор реагировал уже не так остро, всё это он уже слышал много раз, просто пытался уклониться от шлепков: увесистых, обжигающих кожу. Безмолвие со стороны мужа подхлестнуло Галю ещё больше, и она принялась колотить его сильнее и чаще, норовя достать до головы уже кулаками:

– После этого у девочки началось ухудшение. Она так переживала из-за того, что в той краже обвинили её. Это ты её обвинил. Значит, это ты её убил. Палач! – поняв, что от её ударов мужу удаётся уворачиваться, Галя кинулась к кухонному шкафу, схватила огромный нож, – Убью тебя, сволочь! – и женщина направилась к мужу с такой решимостью в глазах, что Виктор понял – сейчас она исполнит это обещание. Мгновенно протрезвев, Ухов сумел выскочить из кухни и закрыться в туалете. Уже там, внутри он услышал, как нож воткнулся в толщу дерева, потом ещё раз, потом ещё несколько раз. Галя продолжала бить лезвием до тех пор, пока не обессилела. И тогда она просто выкинула нож к двери зала, прокричав очередную угрозу: