Возмездие за безумие

Глава 56. «Они все словно посходили с ума»

Председатель городского суда был прав: пересматривать дела о гибели граждан дома с «анжеликами» стоило начинать с банальных сделок с недвижимостью. Вот только, понял это Василий Николаевич Красавцев поздно. Втянувшись к историям первых умерших, как к хорошему детективу, следователь погряз в деталях и подозрениях. Месяц он изучал все дела погибших в хронологическом порядке. Протоколы допросов тех, кто вскоре после их ведения сами становились субъектами расследования, никаких идей старшему следователю по дознанию не дали. Друзья и знакомые, родственники и близкие люди, все погибшие и немногие из оставшихся в живых, словно сговорившись, не помогали распутывать дела, а запутывали их.

Ну, как было понять, что явилось причиной гибели, например, Игоря Иванова? Официально он сам застрелился. А по показаниям, в непреднамеренном убийстве можно было подозревать и сторожа, и жену погибшего, и даже его друга Виктора Ухова. Старик-сторож оказался не профессионалом, из-за небрежного отношения которого к хранению оружия, Иванов получил доступ к пистолету. Простодушие или недопустимая в таких делах халатность? Скорее всего, и то и другое. На работу взяли его из жалости. Взяли его из жалости, как старика, которому не прожить на пенсию. На таких подработках – полстраны. Кого тут винить?

Жена, Лена Иванова, тоже ничего такого не сделала, за что её можно было бы привлечь к ответственности, но, зная, что муж одержим азартными играми, вытолкала его из дома с деньгами. Дура? Или устала? Не важно. И в том, и в другом случае, при её попустительстве муж проиграл все деньги, в результате чего решил покончить с собой.

И, наконец, Ухов – давний приятель, почти близкий друг, а отказался выйти поговорить с Игорем, когда тот позвонил ему рано утром. Злость? Лень? Безразличие? Какая теперь разница. Именно вот эта пассивность и унесла Иванова из жизни. Что ему предъявить? Неоказание помощи, оставление в опасности? Это не тот случай. Откуда Ухов мог знать, что его друг на грани? Да ещё в пять часов утра! Так, как же быть? Почему все люди, которые могли и должны были прийти на помощь Иванову, не пришли в нужный момент? Как допустили беду? Надеялись, что равнодушие их не коснётся? Зря надеялись. Коснулось.

Старый сторож Игорь Арамович, как выяснилось при доследовании, вскоре после смерти Иванова скончался от сердечного приступа. Винил себя армянин за смерть начальника, и не смог себе простить.

Виктор Ухов сам остался без помощи, ему не помогли вызвать «скорую» родные жена и дочь. А Лена Иванова после смерти мужа и гибели дочери была такой жалкой, что её Красавцев и допрашивать не смог: поговорили, как смогли, и пошла она себе восвояси.

Возмездие? Безусловно. Оно находит каждого, кто забывает, что приходит в этот мир для добра. Нельзя нагадить соседу на порог и думать, что досадил только ему: вонь проникнет через любую бронированную дверь. Нельзя выстроить красивый дом, но не найти денег для общей канализации, в нечистотах которой обмочишь свои же шикарные туфли. Как нельзя, наконец, хотеть, чтобы про тебя думали хорошо, если сам всех ненавидишь и презираешь.

– Клоака, а не компания друзей, – устало думал Красавцев, перелистывая дела жильцов с улицы Атаманской. Снова и снова он не находил никаких зацепок для того, чтобы прямо объявить кого-то виновным. – Безумие, – чесал Василий Николаевич голову.

Августовская жара донимала. В такое время самый бы момент сидеть на пляже, а у холостого следователя за всё лето ещё и недели отдыха не было – отпуск отложен до тех пор, пока Василий Николаевич не положит на стол председателя суда рапорт о завершении доследования. А до него – как до небес, все сводится к какому-то порочному замкнутому кругу, где показания одного фигуранта дела замыкаются на показаниях другого. Вот и приходится теперь пропадать на работе даже в выходные… Красавцев опять листал дела погибших и опять недоумевал. «Они все, словно, посходили с ума. Как же получилось, что за два десятилетия все эти люди перестали понимать друг друга, что дороже всего в жизни. Мамона, неконтролируемое, любой ценой, приобретение ценностей, для каждого из своих, гнёт которых раздавил их самих же – вот что стало настоящей причиной гибели каждого. Но вот только, как объяснить это председателю суда? Он ведь ждёт конкретных результатов?»

Красавцев вставал к окну, доставал сигарету, мял в руке и не прикуривал. При таком пекле курить было трудно, лёгкие «сворачивались» от влажности испарений. Оставляя сигарету на столе, Василий Николаевич опять погружался в рассматриваемые дела. А когда дошёл до гибели Веры Ивановой, впервые почувствовал, что есть за что зацепиться: незадолго до смерти девушка послала в прокуратуру края письмо с обвинениями в адрес некоего Валерия А., преуспевающего бизнесмена. К тому же, снова всплыла в деле эсэмэска Сюзанны, рассматриваемая теперь Красавцевым, как обвинение. Юрист Иванова считала мужчину причастным к гибели почти всех жителей дома по Атаманской, а также обвиняла в злоупотреблении доверием, в результате чего, Валерием была произведена попытка незаконно присвоить собственность Уховых и Козловой-Киселёва. И, если по первой части письма, у Красавцева возникла масса сомнений: Верой, например, могло двигать обычное желание досадить мужчине, то не согласиться со второй его частью было нельзя: к письму прилагались копии соответствующих документов. Порывшись в делах, Красавцев нашёл фотографию Валерия и стал всматриваться. Издавна он предпочитал составлять первоначальное мнение о человеке, прибегая к знаниям по физиогномике. Перед Василием Николаевичем был портрет мужчины, явно волевого и самоуверенного. Об этом говорили выраженный подбородок и высокий лоб, обрамлённый седыми, вьющимися волосами длины ниже уха, придающими лицу почти аристократичность. Безупречно выбритый, Валерий наверняка был по характеру требовательным, а тонкий нос с горбинкой мог свидетельствовать о его упрямстве и горделивости.

– Кого же он мне напоминает? – задумался Красавцев, рассматривая фотографию с разных ракурсов, но не догадался. Тогда встал и, уже не всматриваясь в фотографию, стал расхаживать по кабинету, вспоминая элементы его досье, имеющиеся в делах Галины Уховой и Сюзанны Козловой. В обоих случаях мужчина был допрошен как свидетель – лицо – носитель информации, не более. По зафиксированным данным, показания эти никакого содействия следствию оказать не могли: если в деле Козловой Валерий помог хотя бы с телефоном бывшего мужа умершей, то по Галине Уховой он вообще ничего конкретного не сказал, кроме того, что уже было известно из допроса: встречи с обезумевшей от горя женщиной Валерий характеризовал как «разовые и случайные». Личность сильная и незаурядная, маклер «засветил» себя, разве только, при оформлении недвижимости. Как оказалось, квартиры принадлежали либо уже умершим, либо тем, кто умер сразу после начала оформления сделок. Но и эта информация зияла в деле пробелом: на момент ведения следствия по факту смерти обеих женщин, квартирные дела были приостановлены до выяснения всех обстоятельств.

– Интересно, а что выяснилось по квартирам сейчас, спустя полгода? – подумал Красавцев и принялся разыскивать Валерия. Но его мобильный номер, записанный в протоколе допроса, был недоступен. Вспомнив об эсэмэске Сюзанны, Красавцев нашёл её и выписал оттуда телефон жены Валерия. Бывшая жена бизнесмена поведала следователю, что муж уехал в неизвестном направлении. Валерий исчез, не объясняя ничего родным. Он так и не отступился от уже совершённых сделок, ни по квартире супругов Уховых, ни по однокомнатной Сюзанны и Романа. «Мошенник и аферист», – почти сразу определил Красавцев, прекрасно понимая, что вряд ли сможет добиться по делу о недобросовестном дельце чего-то большего. Объявлять в розыск человека, на которого никто не заявлял, кроме погибшей Веры Ивановой, по делу которого никто не смог бы дать показаний, а главное, участие которого в том или ином деле подтвердить было некому – затея неоправданная. И всё же… Продолжая рассматривать портрет, стоя, и издалека, как лицо противника, Красавцев не переставал соображать.

Если и был кто-то, кто мог ему помочь, то это только единственная оставшаяся в живых Лена Иванова. Неприятно будет встретиться с этой женщиной ещё раз, холодком по позвоночнику ощутить её беспомощность и скорбь, слушать монотонный, безжизненный голос. Но для дела придётся решиться на это. Собрав все бумаги в папки, Василий Николаевич потянулся к телефону. Он был не уверен, что Иванова согласится на встречу в субботний день.