Возмездие за безумие

Глава 51. «А что теперь? Всё в прошлом»

После ухода Валерия, Сюзанна не находила себе места: если правда то, что её «бывший» и Валерий теперь «дружат», то дела её действительно плохи. От Кирилла Козловой остался весь бизнес с картинами. И пусть даже она не могла делать часть того, что входило в обязанности бывшего любовника, например, организовывать экспертизы, для остального в руках женщины были все механизмы по ведению достаточно прибыльного дела. Ведь Кирилл скупал картины у начинающих авторов за бесценок, раскручивал художников, а потом, во время вернисажей, взвинчивал стоимость картин, делая неплохие барыши. Именно поэтому на него было заведено дело, о существовании которого Сюзанна узнала буквально перед смертью любовника. Хорошо, он успел её предупредить. Хотя, что хорошего? Теперь и она под подозрением и под подпиской о невыезде. Значит, впредь придётся действовать осторожнее, тщательнее проверять людей, с которыми работаешь. Того же Валерия, возможно, придётся вовсе исключить из цепочки: автор – менеджер – продавец – покупатель. Лучше больше потратить времени самой, но найти такого толстосума, что будет молчать о приобретении. Художественные произведения всегда имели спрос. В крае было не так уж мало богатых людей, кичащихся своей причастностью к великому, но на деле просто вкладывающих деньги в то, что сулило дивиденды. Конечно, через Валерия доступ к таким толстосумам был более открыт, ибо они шли к финансовому воротиле за советом. Валерий и Кирилл сошлись, видимо, на почве финансовых интересов: одному нужно было сбывать товар, другому его предлагать, убеждая клиентов в беспроигрышности вклада, имея свой интерес в сделке. Теперь, поняв кто такой Валерий, и какая опасность может грозить ей в случае, если он станет вникать, если уже не вник, в её дела с клиентами, Сюзанна заранее смирилась с потерей эффективного партнёра.

«Интересно, как давно они были знакомы?» – рассуждала Сюзанна, сидя на балконе. Из-за стресса сигареты она не курила, а «поедала», не чувствуя ни вони от них, ни горечи во рту. Теперь уже точно припомнить было трудно, но, кажется, где-то ещё год назад Кирилл как-то похвастался перед любимой, что теперь за свой бизнес он спокоен, так как собственно продажей картин будет заниматься не он, а профессиональный посредник. Вот, значит, кого он имел в виду… – Валерия. Да уж, маклер-ломаклер, накрутил делов. И ведь как всё гладко складывал: на Сюзанну внимания не обращал, а сам давно уже вынашивал планы на её счёт. Кирилла притворно почитал, а на деле презирал его и пользовался его мягкотелостью. Наконец, притворялся, что ему нравится Галя, а, похоже, что… Хотя что «что»? Сказал, не звонить, но почему? Чтобы не травмировать? Вряд ли. Что-то кроется за этим другое.

Сюзанна в десятый раз набирала то домашний Уховой, то мобильный. Телефоны не отвечали. Каждый раз, раздражённо бросая трубку на диван, неслась в кухню, варила себе очередную порцию кофе, с которым выкуривала сразу несколько сигарет, опрокидывала в рот рюмку коньяка, и думала, думала, думала.

Где-то в начале второго часа по полудню Сюзанна, осматривая через открытую раму балкона сквер, вдруг увидела Галю, появившуюся в дальнем углу парка, со стороны Октябрьской. Галя отрешённо шла по серым дорожкам, ничего не замечая вокруг себя. Её хорошо было видно сквозь голые ветви деревьев: в самой глубине сквера ярким жёлтым пятном трепался на ветру её плащ. Не медля ни секунды, Сюзанна побежала одеваться. Необходимо было перехватить Ухову до того, как она подойдёт к дому. Быстро натянув пальто, на улице дул промозглый ветер, Сюзанна спустилась к арке, торопливо путаясь, нашла необходимый электронный ключ для врезанных недавно в арки здания кованых железных ворот, и, не заботясь о том, чтобы закрыть калитку, выпорхнула в скверик.

Галю она встретила на месте бывших каруселей. Ухова держала в каждой руке по белой туфле и была погружена в свои мысли.

– Это для Юли? – Это был единственный, пожалуй, вопрос, не ответить на который Галя не могла. Никого не видя вокруг, не замечая даже самой Сюзанны, тоже яркой, в оранжево-красном, она остановилась, как упёрлась во что-то, посмотрела на бывшую подругу сначала с удивлением, потом, после повтора вопроса, с блаженной улыбкой мирной сумасшедшей:

– Нравятся?

– Да. Пошли, сядем. Поговорить нужно.

Галя безропотно свернула к лавочкам, на удивление пустым, несмотря на выходной, детей и взрослых разогнал все более усиливающийся ветер.

– У тебя Валерий сегодня был?

Галя медленно и пристально посмотрела на Сюзанну, пытаясь понять, насколько подруга пьяна, от Сюзанны несло алкоголем:

– Ты это знаешь, или опять шестым чувством навеяло?

– Да если бы. А для чего он приходил? – серьёзность женщины и её сосредоточенный взгляд подсказали Уховой, что вопрос задан не из любопытства.

– Помочь.– Обида, скопленная за долгие недели с момента ссоры, не позволяла Гале вот так сразу откровенничать. Да и вообще, не до разговоров ей теперь было.

Час назад, когда Валерий высадил её там, где она попросила, Ухова пошла в гараж бывшего мужа. После смерти Виктора все ключи – от машины, от гаража, от сейфа, которые теперь были не нужны, она носила с собой. Подойдя к гаражу, Галя с трудом открыла ржавый замок. Даже здесь муж был плохим хозяином, державшим в запустении «свои владения». Скоба, перетянутая через дверь для удержания, жалобно скрипнула при откидывании. Лёгкие железные двери заскрипели протяжно, вызывая визгом неприязнь. Осторожно проникнув внутрь гаража, Галя первое время привыкала к темноте а, привыкнув, удивлялась всё больше и больше. Последний раз тут Ухова была, может, года два назад и помнила, как гараж был завален всяким хламом. По непонятной для других национальностей привычке, славяне, в большинстве своём, привязывающиеся к вещам почти как к живым существам, забивали в домах шкафы всякой дрянью, которая, если больше не помещалась, перекочёвывала из квартир сначала в гаражи, а оттуда на дачи. Отчего хлам с годами заполнял всё пространство: в нём жили, им дышали, от него избавлялись с таким же трудом, с каким расстаются с дорогими сердцу людьми. Столетней давности журналы, книги, прочитанные раз в жизни, а то и вовсе не прочитанные, ржавые металлические изделия, стекло и посуда, обречённые на ожидание своего часа: «вдруг какой большой праздник» или: «а что, как снова придёт на ум заняться консервированием», сломанные и больше не подлежащие ремонту предметы быта, мешки с одеждой: ставшей маленькой или немодной, или потрёпанной, кули с обувью: «для дачи, для леса, для рыбалки», и прочее, прочее, прочее – задавливали всё жилое пространство.

Чего только стоило, вытащить из наваленной кучи одежды рваные детские колготки и воскликнуть почти в экстазе: «А помнишь, как наша девочка в них пошла в первый класс?» Или, перекладывая из стопки в стопку истёртое до дыр полотенце, приговорить, что для тряпок оно вполне даже годно. И не важно, что предполагаемых тряпок вполне хватило бы, чтобы вымыть ими всю страну, не только одну квартиру. Главным считалось то, что всегда есть что-то про запас, на всякий случай, на худой конец. Так и жили, с боязнью наступления тяжелых времён, а то и вовсе нищеты. Так и хранили всё по углам и коробам.

Витя исключением из правил не был, отчего гараж его казался Гале утробой переевшего кашалота из сказки Ершова о Коньке Горбунке. И, по аналогии со сказочной моралью, Ухова предлагала мужу не раз вынести всё содержимое гаража на помойку. На что всякий раз Виктор огрызался:

– Дома командуй! Тут – моя территория. Как хочу, так и живу.

Вот почему сейчас, оглядываясь на пустые углы, и заметив следы от метлы на полу, Галя поёжилась: туда ли она попала? Не спутала ли помещение? Хотя, вряд ли: посредине, над рабочей ямой, стояла последняя машина Ухова – белый «Вольво».

Всего насколько месяцев назад Витя купил её, почти новую, у богатого хозяина, жена которого капризами выклянчила автомобиль, но ездить на нём так и не стала. Машина досталась с тринадцатью километрами пробега, и внутри ещё пахла краской. Виктор выторговал «Вольво» задёшево, объясняя, что если хозяин станет ломить цену, то говорить не о чем. В результате, получил автомобиль, чуть ли не за полцены, и радостный мотался на нём везде, рассказывая про удачную сделку. За прошедшие месяцы потрепал Ухов свой транспорт изрядно: занимаясь извозом, да и так, мотаясь на нём в дело и без. Никакого ухода, даже минимального, к механизму хозяин не прилагал, отчего выглядела машина намного «старше своих лет». А разбитая одна из лупастых фар переднего бампера, вообще превращала её в инвалида.

– Да, голубушка, тебя он тоже не щадил, – Галя погладила пыльную машину рукой, с удивлением подумала, что странно много собралось за неполный месяц грязи на стёклах, и поспешно вытерла руку о брюки. Коробку с обувью, которую женщина держала в руках, ставить на пыльную поверхность не хотелось, поэтому вглубь гаража, где было просторнее, Галя пробралась вместе с ней. Тут стояли три табурета, импровизированный столик из большого деревянного ящика. Чуть поодаль, на полке у стены располагались стаканы и миски – посуда для тех застолий, а вернее посиделок, что Виктор регулярно устраивал в гараже с друзьями.

«Интересно, когда же они тут пили в последний раз?» – подумала Галя, прикидывая, что, скорее всего, это было перед смертью Иванова. А может, последним был как раз тот самый вечер, когда Виктор напоил друга и отдал ему занятые пять тысяч долларов, которые Иванов тут же проиграл? «Невероятно!» – события всего двухмесячной давности казались Гале теперь такими далёкими, какой была вся её жизнь: до Нового года и ухода Иванова, до страшного происшествия с Юлей, до смерти мужа.

– А потом ещё Рома и Кирилл, – женщина разговаривала сама с собой; в последнее время это случалось регулярно, и Галя не замечала, как, оставшись в квартире одна, рассуждала вслух, беседовала с кем-то, даже с чем-то.

Медленно подойдя к полке, Ухова вдруг обнаружила на ней фотоальбом, тот самый, что она искала сегодня в зале. Странное совпадение. А может, нет. А может для того женщина и шла в гараж, что почувствовала, где именно могут храниться фотографии, и именно интуиция привела её сюда. Отставив коробку, Ухова взяла альбом. Из него выпало несколько карточек. Вот родители Виктора с ним самим и с его бабушкой летом на море. Снимок сделан профессиональным фотографом с подписью: «Алушта, 1967 год». Какие все молодые! Мать Виктора, мерзкая тварь, на которую он был так похож. Её не узнать – стройная, загорелая, в платье с юбкой клёш и в туфлях-лодочках. А волосы затянуты в «бабетту». Прямо как киноактриса Бриджит Бардо. Тогда тоже, наверное, подражали звёздам. И даже наверняка. В памяти Гали всплыла стопка журналов «Советский экран», которые её матери удавалось доставать через знакомых. Подписаться на популярное издание было практически невозможно, а в торговой сети журналы припрятывали и перепродавали фанатам известных актёров втридорога. Те потом вырезали титульные обложки и расклеивали по стенам квартир. У них самих тоже висели портреты Николая Рыбникова в туалете, а Вячеслава Тихонова – в прихожей. Но у матери Галины были надежные подруги во всех сферах торговли. Пользуясь услугами то Зиночки из Детского мира, то Александры Васильевны из Дома обуви, то тёти Маняши из киоска на углу их улицы, мать, как кассирша продуктового, оставляла взамен докторскую колбаску или сыр. Так в те времена было повсеместно: натуральный обмен, кто что мог поменять, тот то и предлагал.