Возмездие за безумие

Глава 10. «Вот! Довёл ребёнка…»

Шёл июнь 2013. Юля никак не выздоравливала. Сразу после падения с табурета, из супружней квартиры она перекочевала в родительскую, мотивируя это необходимостью ухода за ней. Тут мама, иногда Полин, иногда можно и отца напрячь, а там что? Рома целыми днями в своём банке считает чужие деньги, а для неё, любимой жёнушки, и раньше-то времени не находил, что уж говорить про теперешнее состояние. Юля преспокойно заняла двуспальную кровать, вытеснив мать на раскладушку, а сестру на надувной матрас, брошенный на застеклённой лоджии. Об удобстве близких старшая дочь не беспокоилась. И жалеть их не собиралась. Рома таскался к Уховым по два раза в день: в обед наспех пообедать, кто-то же должен был кормить зарабатывающего мужа старшей дочери, и вечером – занести покупки, список которых ежедневно исправно составляла Юля. Среди необходимых продуктов были деликатесы, вроде готовых кебабчиков, сырничков или салата «Обжорка» из новомодного супермаркета: Галя сидела на очередной диете, в связи с чем мучила семью вегетарианством, а также пичкала Юлю всевозможными БАДами: водорослями Спирулины для поддержания иммунной системы, хрящевой субстанцией из плавников акулы, таблетками на основе вытяжки из черешков черешни. Редкие препараты Юля, по настоянию мамы, проконсультированной по этому поводу Сюзанной, заказывала на иностранных сайтах, вменяя мужу в обязанность бегать за ними в его обеденный перерыв на главпочтамт. Месяц тунеядства за счёт родственников прошёл быстро. Юлю обследовал хирург из бывшей спецполиклиники, работающий теперь в частном травмпункте, и заверил, что девушка может приступить к прежней активной жизни. Сунув доктору три тысячи монет, взятые утром у папы, Юля попросила врача не анонсировать семейству её столь скорое выздоровление.

– Вы не представляете, какой отец тиран. Если он узнает, что я могу всё делать сама, тут же заставит заниматься спортом. А меня от него тошнит.

Галя, присутствовавшая на осмотре как обязательное лицо, подтверждающе кивнула:

– Увы, это именно мой муж отвратил нашу Юлечку от тенниса. Он просто психологически сломал её. Уничтожил, как спортсменку. А ведь она была такой перспективной. А теперь у неё болят спина и шея.

Врач, которому было безразлично, как и чем теперь будет заниматься пациентка, для проформы написал справку о щадящем режиме. Именно этот документ мать и дочь сунули под нос пришедшему навеселе Вите, требуя удвоить месячный бюджет на продолжение лечения. Для красочности Юля приподняла с полу очередную полученную посылку с БАДами. Виктор скривил рот, накренил одну половинку лица, принявшего с некоторых пор бульдожий овал: с провисающим подбородком и глазами навыкат, и зарычал.

– Юля, а ты не пробовала всю эту дребедень заменить растяжкой и лечебными упражнениями, например? – отец вытащил из открытой посылки матовую баночку, потряс её, брезгливо морщась. Даже он, человек далёкий от спорта, понимал, что без движения никакая реабилитация невозможна. Юля же целыми днями пролёживала на кровати, пассивно внимая телевизору. Прочитав название полученного зелья, написанного по латыни, Виктор бросил банку обратно в коробку, – Это же надо, сколько бабла уходит на всякую дрянь? Я бы пива обпился! А ты, Юля, лучше бы спортом позанималась, теннисом.

Панацею от любой болезни Виктор видел в теннисе. Много лет назад, когда Юля ходила всё ещё в перспективных, и её готовили на краевые спарринги, Ухов впервые взял в руки ракетку и с тех пор не расставался с ней. Выходные мужчина теперь регулярно проводил на «Юге» на теннисных кортах, гоняя по углам того самого Саню, бывшего тренера дочери, взявшегося учить Ухова играть. Утренние двухчасовые тренировки заканчивались душем на стадионе и пивом в гараже Виктора. Проставлял чаще всего проигравший или проигравшие, так как со временем от индивидуальной игры перешли на парную. И, возвращаясь вечером домой уставшим от нагрузки и наливки, Виктор не понимал, как можно не любить теннис; Юля от него отказалась окончательно, прозанимавшись пять лет.

– Смотри на себя, на кого ты похожа! – Виктор, продолжая воспитательную беседу, постучал по гипсовым лангетам на локте и колене; остальную экипировку с дочери уже сняли, – Мышцы – дряблые, все тело атрофировано.

На защиту наседкой метнулась Галя, загораживая дочь телом:

– Что ты накинулся на бедную девочку? Дай ей хотя бы на ноги твёрдо встать, – Юля скорчила лицо и схватилась двумя руками за шею. Это добавило матери твёрдости в голосе, – И пусть пройдёт её шея. Ты ведь не изверг? Должен понимать, что такое больная шея?

Виктор кисло сморщился. Материнская любовь делала Галю слепой и не позволяла реально оценивать ситуацию. Когда-то именно жалобы на боли в шее стали решающим фактором для окончательного прекращения походов девочки в теннисную секцию. Испробовав все способы, от простого нытья, что ей не нравится играть, до слёзных истерик, Юля наконец нащупала слабое место Гали: болезнь. Как всякая любящая мать, Галя не могла пренебречь жалобами на боли или недомогание пятнадцатилетней дочери. Имитация головокружения и страшных прострелов в шее оказались убедительным аргументом. Виктор отстал от «больной» дочери, а Галя вцепилась в неё и понеслась по всевозможным врачам.

С тех пор Юля регулярно принималась играть на материнских чувствах. Полин, подпиравшая при разговоре косяк и грызущая карандаш, хмыкнула на ответ матери и улыбнулась, опустив голову. Оглянувшись на младшую дочь, в сравнении с Юлей более активную и деятельную даже внешне, Ухов приободрился и продолжил натаскивания.

– Прекрати ассистировать, – Виктор заглянул за жену, – А ты, Юля, зря так себя ведёшь: мышц не будет, начнутся проблемы с позвоночником.

– Они у меня уже есть, – Юля канючила, продолжая держаться за шею. Полин продолжала улыбаться. Галя стояла щитом насмерть.

– А раз уже есть, то шла бы поплавать, если теннис тебя не устраивает. Хочешь, поговорю с Ромой, и он отвезёт тебя на неделю на Чёрное море?

– Не хочу я на это ваше море… – отстой!

На справедливые замечания родителя Юля куксилась и даже плакала. Отец – алкаш и деспот. И Полинка эта, противная девчонка, стоит, ржёт. А мама могла бы быть понастойчивее; ведь она не так разговаривает с отцом, когда ей нужны деньги на новый брючный костюм или туфли-лодочки. Нет, решительно никто в семье не хочет признавать её страшного физического недуга. Какой спорт или растяжки, если даже голову себе помыть сама она не может, приходится просить маму. «А Полина, противная такая, смеётся от того, что я не смогла наклониться и засунуть в духовку противень с колбасками, пожарить которые папаша попросил в свой день рождения неделю назад. Чего смеётся? Сама без мамочки даже причесаться не может: каждое утро ждёт, пока ей зачешут взъерошенные волосы то на бок, то назад, фиксируя их гелем. Мерзко. Мерзко. Пользуется материнской любовью. Причём нагло пользуется, отрывая у матери то внимание, которое должно быть оказано мне по старшинству, по первенству…» Ревность к младшей сестре появилась у Юли не вчера и не случайно. С того самого дня, как на свет народилась Полин, Юля, поменявшая категорию единственной дочери на старшую, постоянно чувствовала себя обделённой вниманием обоих родителей. Появление девочки вместо мальчика тоже стало своего рода шоком: теперь де-факто принцесс в семье будет две, и это почти тринадцатилетняя девочка поняла быстро. Всепоглощение Гали крепкой и широколобой малышкой, пищащей в кроватке, едва только мать удалялась от неё на шаг, постепенно стало перерождать в Юле нетерпение общаться с долгожданным малышом, выражаемое до родов, в неприязнь к сестре, крепнувшую день ото дня после её рождения. Родители, сами не замечая, способствовали этому. По утрам теперь не было на столе пышной овсяной кашки со свежими сочными фруктами в ней, заботливо принесёнными папой с рынка. Никто не варил на полдник горячий шоколад, напоминая, что теобромин, содержащийся в нём, благоприятно влияет на нестабильную нервную систему подростка. Отец, обещавший до отлёта в Испанию устраивать со старшей дочерью заплывы на надувных матрасах, свой матрас даже не надул, а Юлин так и проболтался в салоне дома без дела: самой таскать его на пляж девочке было лень, а Виктор туда почти не показывался. Тот отпуск в Испании Юля возненавидела и всё ждала возвращения в Южный в надежде, что в привычной домашней обстановке всё станет по-прежнему. Но не тут-то было! По возвращении из Калейи оказалось, что единственная спальня квартиры мала для того, чтобы вмещать и двуспальную кровать, спешно купленную по советам Сюзанны, и кроватку для младшенькой. Вот когда впервые Галя пожалела о проданной однокомнатной квартире: временно Виктора можно было бы отправить жить туда, а Юлю устроить на диване в зале.

– Давай-ка поскорее покупай новую квартиру, – приказала молодая мамаша мужу, грозя ссорой. Ватный матрас, спешно приобретённый для старшей дочери, плохо вписывался в конфигурацию загруженной мебелью кухни.

– Да ты офигела?! На что я тебе её куплю? Все деньги промотали в вашей грёбаной Испании. – Ухов понимал, что нескоро сможет накопить на новую квартиру.

– Ты, Витя, идиот, или как? Если ты знал, что у тебя нет бабла, зачем продавал недвижимость? Это же всегда верный вклад, – апеллируя, Галя активно трясла бутылочкой со сцеженным молоком. Прикладывать Полин к груди посоветовала всё та же Сюзанна, объясняя, что кормящая мать – это благородно и способствует омоложению родившей. Галя, категорически отказавшаяся от вскармливания в Испании, услышав такое, в Южном снова забегала по врачам в поисках таблеток для увеличения секреции молока, снова засела за «раздойку» при помощи вакуумной груши, снова закатывала глаза от ломоты сосков и тянущих болей в животе. Молоко вернулось, но его было мало. Приходилось докармливать смесями. Да и ребёнок, привыкший сосать без всякого усилия из соски, не особо старался тянуть молоко из материнской груди, бросал сосок, требовал бутылку. Из-за этого после кормления молока всегда немного оставалось, а врачи строго предупреждали о возможной мастопатии.

Глядя на вспененное в бутылке молоко, Виктор раздул ноздри. Мудрые мысли, которые сам Ухов пытался донести до сознания жены не один раз, прежде чем продать квартиру, а ещё та циничность, с какой Галя выразила их, взбесили мужчину. Виктор стал мгновенно багровым и заорал, не думая, что может разбудить только что заснувшую Полин:

– Ты что, Галя, дура? Зачем я только тебя послушал.

От отчаяния Ухов был готов рвать на себе волосы. А Галя? А Галя, кошкой кинувшаяся к мужу и закупорившая ему ладонью перекошенный рот, злобно прошипела, глядя с ненавистью.

– Конечно. Зачем? Ты разве не знаешь, что все бабы – дуры? Свою голову на плечах нужно иметь. Бизнес-смен!..

Тон, с каким Галя впервые позволила себе разговаривать с ним, ошарашил Виктора больше, чем её слова. В презрительном «бизнессмене», с акцентом на две «с», – выражено было всё: и неуважение, и нежелание понимать, как мужу тяжело держаться на рынке, и, самое страшное, полное безразличие. Молча наблюдая, как Галя сунула бутылочку с молоком в холодильник и вальяжно вышла из кухни, Виктор осел на диванные подушки гарнитурного уголка.