Возмездие за безумие

Глава 33. «А уйти я могу… Пожалуйста! Навсегда»

Виктор вытащил из смотровой ямы какой-то запачканный картонный ящик и стал рыться в нём:

– Сейчас, Игорь, погоди.

– Ты чего? – Иванов был уже прилично пьяным. Мужики, ругая Галю и в её лице всех женщин, почти залпом осушили бутылку водки и теперь запивали крепкое пивом. Из еды были только сыр, копчёная колбаса и хлеб. Продукты лежали на импровизированном столе, которым служил ящик, поставленный между двумя табуретами. Несвежая газета заменяла скатерть. Тут же был широкий складной ножик.– Да что ты там ищешь? – снова спросил Игорь, заметив, как Ухов стал выкладывать из ящика один за другим инструменты: старый молоток, тупой топор, наждачную пилку, несколько машинных ключей, почти ржавых.

– Сейчас, – снова пообещал Виктор и почти тут же обрадовался, – Вот, нашёл. —Из ящика появился свёрток, обернутый несвежей тряпкой со следами мазута и бензина, – Держи! – Ухов протянул свёрток.

Игорь брезгливо сморщился, не торопясь брать:

– Это что?

– Деньги, – Ухов принялся разворачивать тряпку. Под ней оказался полиэтиленовый пакет, а в нём пачка долларов, – Держи! Твои пять тысяч. Хорошо, их тут сховал. А то бы, – Виктор отряхнул колени, – Теперь я тебе ничего не должен.

Иванов взял денежную пачку, перетянутую резинкой, которую сам же на неё и надевал, когда одалживал:

– Зачем?

Ухов отряхнул руки одна о другую, как от пыли. Было заметно, как он обрадовался, когда пакет нашёлся. После кражи в доме четырёх миллионов, Виктор перенёс деньги из-под дивана, где их хранил, в гараж и запрятал в яме в коробке с инструментом. Ключ от гаража был только у него, и если бы даже взломщики захотели угнать машину, чего никогда ещё в их гаражах с надзирателем-сторожем не случалось, то вряд ли могли подумать, что такие деньги берегут тут в грязном ящике. Иванов понял логику друга, но все-таки смотрел на деньги с сомнением. Виктор развёл руки:

– А мне теперь зачем? Видишь, как всё вышло. Думал, мне эти пять штук подспорьем в деле будут, а тут такой расклад, что…

– А может, оставишь пока? Ну… на раскрутку.

Ухов категорически покачал головой и повторно сунул деньги в руки приятеля:

– Бери, бери. Не надо мне чужого. А то, слыхал, как дело обернулось: я сам же семью и обокрал. Я же мечтаю Юльку за решётку упечь… Суки! – успокоиться мужчина никак не мог, его душила обида за несправедливое обвинение.

– Да ладно, не слушай ты Галю. Она просто устала, – Игорь и сам не понимал, как Галя могла дойти до такого обвинения. Но не время было рассуждать на больную тему, поэтому постарался успокоить.

– Устала? – Виктор вытирал руки грязной тряпкой, в которую были завёрнуты деньги, даже не замечая, что пачкает их ещё больше, – А я? А кто меня спросил, не устал ли я? Так вот, Игорь, чтобы объяснить моё состояние, есть в русском языке другое, более подходящее слово. Правда, оно не совсем литературное, – даже сквозь налёт нищеты и обречённости в Ухове пробивался далёкий кандидат наук. Увидев усмешку друга, предвосхищённого тем, что должен был услышать, Виктор закончил фразу тяжело, почти с надрывом, – Так что, Игорь, я не устал, я – зае. ался. Просто всё. Нет никаких сил. Ни-ка-ких. Были и кончились. Всё. Пусто. Ничего не хочу. Ни-че-го. Забери. Пересчитывать будешь? – спросил Ухов, заметив, как Игорь перебирает купюры пальцами. Иванов очнулся:

– С ума сошёл. Это я так, механически.

Ухов кивнул:

– Вот и ладно. Значит, с этим я тоже покончил. Итак, подытожим: бизнеса нет, денег нет. Долгов тоже нет – единственный плюс. Семьи… почти нет… пиз. ец. Зачем жить?

– Прекрати.

– Насчёт чего?

– Насчёт всего. Деньги пропали – хреново, согласен, но остальное можно попробовать вернуть. Сам же говорил, что пойдёшь таксовать. Годик поработаешь, подкопишь, там можно подумать, куда вложить. Я слышал, на маршрутках неплохо зарабатывают. Помогу тебе купить.

Витя обречённо выставил перед Игорем две ладони, словно сдаваясь:

– Нет уж. Ничего больше не хочу. Маршрутку, чтобы на рейс поставить, пять тысяч баксов требуют отката.

– И что? Система у нас такая. Зато будет крыша.

– Не будет. Просто не надо. Сяду за баранку, начну таксовать, на хлеб и колбасу всегда заработаю. – Виктор принялся складывать инструменты обратно в ящик.

– А семья?

– А что семья? Если они ко мне так, то и я – тоже. Пусть сами выпутываются. Галя эту кашу заварила. Только она. Юльке вообще всё по хрену. Полин только требовать умеет, а сама отцу лишний раз не позвонит. Про Галю молчу вообще, – сам слышал.

– Да, отношения у вас непростые, – Игорь всё ещё держал деньги на виду, не зная убирать их в куртку или нет. Вдруг Виктор передумает.

– Сложнее не бывает. За что вот только мне всё это? Знаешь, друг?

– Не знаю. Я и сам, честно говоря, на волоске от развода.

– Разве вы не развелись ещё? Галка вроде… – Ухов полез в яму, ставить коробку. Пыхтел, корячился из-за объёмного пуза, как Карлсон. Игорь заговорил, как сам с собой:

– Официально – нет, документы всё ещё в суде. Лена забирать не хочет.

– Хорошая она у тебя, Лена, – раздалось из ямы, – Ты бы поговорил с ней, – Виктор выглянул и уставился, настаивая больше, чем предлагая. Иванов безнадёжно покачал головой. В глазах стояла пустота:

– Сто раз уже говорил. Просил. Почти умолял. Ничего это не меняет. Она так устроена, что подлости не прощает. А я её постоянно предавал.

Виктор покрутил пальцем у виска:

– Херню не гони. Предают, это когда больную бросают или по бабам шляются. А проигрывать деньги в казино – это не предательство. Руку дай!

Иванов помог Ухову вылезти из смотровой ямы. Тоже стал отряхиваться одной рукой, денежная стяжка мешала:

– А что я хожу в казино, это что, по-твоему? – Игорю важно было услышать сейчас от друга ту характеристику, что Виктор мог бы дать его слабости. Ухов почесал голову.

– Это самое откровенное распиз. яйство. Вот что это такое.

– Думаешь?

– Уверен. Ты ведь каждый раз надеялся выиграть, так?

– Да.

– Значит, хотел семье помочь. – Боже, как же у него всё было просто: хотел помочь, никаких дурных намерений, заигравшийся разгильдяй и баловень. Эти характеристики, даже все вместе, весили меньше, чем «предатель». Но Игоря и это устраивало, успокаивая разбередившуюся совесть. Он сел на табурет:

– Получается.

– Ну, так и вот. Это ещё подумать, кого предателем обзывать. Я ведь тоже для Гали и Юли старался. А они меня – мордой об стол. Вот это – настоящее предательство. И Лена твоя – не лучше. Тоже предаёт, вместо того, чтобы поддержать.

Тут уж Иванов не согласился. Собственная жена всегда была самой честной и справедливой:

– Да Ленка пыталась. Я сам мудак. Не мог остановиться.

– Не мог… Теперь же вот остановился? – Виктор кивнул на деньги, – Смотри, сидишь у меня с таким баблом, и тебе ведь не свербит пойти их проиграть?

Иванов испуганно посмотрел на деньги и покачал головой. Но покачал как-то сомнительно, неуверенно. И тут же молнией пронеслась страшная мысль, которую Игорь постарался отогнать: деньги – выигрыш – новые деньги.

– Я лучше их пойду сразу домой унесу. – Предложил он, вставая и пряча кипу во внутренний карман куртки. Даже через ткань пачка неприятно давила на кожу.

– Отнеси. И жене отдай. И ещё раз поговори с ней. Может, она простит, и всё у вас наладится.

– Может быть.– Произнёс Игорь неуверенно и тут же заторопился. Виктор пошёл с ним.

Расстались мужики на пути к своим подъездам, обменявшись рукопожатиями и пожеланиями спокойной ночи.

В тот день, одиннадцатого декабря, начавшегося для Иванова ударом, Игорь был далёк от мысли, что утреннее потрясение – не последнее. Вернувшись домой, он протянул жене, вышедшей на кухню, пачку денег:

– Вот, возьми и спрячь.

– Откуда?

– Пять тысяч долларов. Заработал, – Игоря трясло, руки не хотели отпускать деньги, положенные перед Леной на стол, – Бери. Спрячь. – Ах, как ему бы хотелось, чтобы жена так и поступила, схватила деньги, как это наверняка бы сделала Галя, унесла их и запрятала так, чтобы Игорь никогда не нашёл. Но случилось по-другому. Лена развела руками:

– Куда прятать? Сейфа в доме у нас нет. А совать по углам – не буду. Ты в доме – не вор, поэтому положи сам туда, где лежат обычно. – Лена всё ещё верила в совесть и взывала к порядочности. Но про болезнь, которая выше всех этих понятий, она ничего так и не поняла. Деньги для игрока, как алкоголь для пьяницы, и один только их вид может быть пагубным. Иванов заколебался:

– Так что ты хочешь сказать, что тебе они не нужны? – Тон был обидчивым, его порыва не поняли, усилия не оценили.

Жена смотрела на деньги с полным безразличием:

– Нет, не нужны. Неужели ты ещё не понял, Игорь, что мне от тебя уже мало что нужно. Когда-то хотелось всего. А теперь… Перегорело. Ты сжёг. Понимаешь?

– Нет, – Игорь действительно не понимал. Он теперь смотрел только на пачку, фиксируя её глазами, и отвечал мимоходом, чтобы не навлечь никакого подозрения. – Не понимаю, как ты можешь из-за ерунды ломать всю нашу жизнь. И жизнь Веры, между прочим.

– Веру ты не трогай. Она сама за себя ответит. Мы ей дали всё самое лучшее и воспитали порядочной девочкой.

– Ты уверена в этом? – Игорь почти рассмеялся, так хотелось сейчас растоптать эту вот самоуверенность жены в её собственном успехе. Воспитательница хренова. Козыряет тут своими достижениями, а не знает, на что способна их дочь. И, желая сделать жене больно, Игорь, взяв деньги со стола, вышел в коридор за рабочим портфелем. Оттуда он выложил конверт и стал почти с садистским наслаждением наблюдать за выражением лица жены. А потом, тоже без всякой жалости рассказал всё, что знал про шантаж и роль Веры в нём. Лена сидела каменная. Лицо её, и без того бледное от природы, казалось мраморным. На нём ничего не шевелилось, даже глаза перестали моргать, уставившись в какую-то точку за спиной Иванова. Мужа она слышала, но не видела, была не здесь, не с ним. И когда Игорь, испугавшись, что Лене плохо, качнулся к ней, упором выставила руку вперёд, достаточно резко для человека, казалось бы, находящегося в прострации:

– Не прикасайся ко мне. Не подходи. Как же я тебя ненавижу. Это всё ты, со своей материальностью. Из-за твоих бредовых идей о возможном обогащении чудодейственным способом, наша девочка превратилась в расчётливого, безжалостного человека. Уходи!

– Что? – Иванов плохо понимал, на что досадует жена. Да, он старался всегда заработать как можно больше и не скрывал этого. А что тут плохого? И потом, жизнь такая непредсказуемая, что от неё сегодня нужно брать всё. И про богатство, которое могло свалиться на голову, он тоже не придумал. Сам видел не раз в казино, как люди выигрывали целые состояния. Потому и мечтал о том же. Если везёт другим, то почему не ему?

– Уходи! И лучше – навсегда. Переночуй где-нибудь сегодня. А завтра уйду я. Мне просто сейчас некуда. А завтра… Да. Так будет лучше. Уходи, Игорь, – Лене было больно. И обидно.

– Ты уверена в том, что сейчас говоришь, – Иванов начинал злиться.

– Да, – ответ был сух и дополнений не предполагал. Такие ответы в своей жизни Игорь уже слышал, а потому разозлился ещё больше. Да что же это такое! Сколько же можно быть всегда виноватым? Деньги проигрывал – виноват. Не зарабатывал – виноват. Заработал много – снова плох. И вот теперь ещё и дочь из-за него стала корыстной. Нет уж, с него хватит.