Возмездие за безумие

Сюзанна, которая за последние два месяца стала совсем не такой яркой и броской, как раньше, посмотрела на плачущего юношу и нахмурилась:

– Может тебе стоит отдохнуть от всего? – женщина отвернулась к окну и говорила со своим отражением, – А что? После такого шока, тебя все поймут. Ляг на недельку-другую в клинику, подлечи нервишки. Это помогает.

– И ты про это? – обидчиво шмыгнул Роман.

– А кто ещё?

– Антон. Он не перестаёт мне твердить, что пора лечить нервы. И мать уже задолбала этой темой. Она только и ищет случая, чтобы завести со мной такие разговоры.

– Ну вот, видишь? – выдохнула Сюзанна, поворачиваясь к Роману, и глядя на него ласково, – Пошли, полежим?

– Не хочу.

– Просто полежим. Без всякого. Я так соскучилась по тебе.

– Пошли.

И они пошли. А когда вышли из спальни, в руках Сюзанна держала пластиковый бутылёк с интимным гелем-смазкой – длинный, обтекаемый, похожий на огурец, и всё того же верного «дружка».

– Пойду, обдам кипяточком, – улыбнулась женщина распластанному на кровати Роману, тело которого всего несколько минут назад посетили оба предмета: сверху и снизу.

– Мерзость, – охарактеризовал Роман вслух то, что произошло. Прыгающая на нём женщина, одновременно успевающая обслужить и его, заставляя, для большего возбуждения, согласиться и на оральный, и анальный акт, отвращала. Куда уж тут до радости плоти? Обычная попытка её пресытить! – Фу, ну и дрянь! – Юноша почувствовал на себе запах духов Сюзанны, какие всегда нравились, но теперь отвращали, и попытался убрать его, принявшись яростно обтираться простынёю. Юноша чувствовал на себе запах духов Сюзанны, какие всегда нравились, но теперь отвращали, и попытался стереть его, яростно обтираясь простынёю. Как ему теперь было понятно то, что раньше казалось дурманом: благовония духов, свечек, кремов, гелей, шампуней, масок для волос… Всё это у женщины, которой перевалило за сорок, предназначалось для того, чтобы маскировать свой пот, ароматы увядающего тела. Но абсолютно ничем невозможно перебить зловоние стареющего влагалища, терпкое, как закисшее молоко. И теперь цветочным нектаром казались Киселёву запахи, исходящие всегда от Юльки: свежие, невинные. Завернув голову накидкой с кровати, чтобы не слышать мурлыканий Сюзанны под душем, Рома застонал.

Вспомнилось, как однажды они с Юлей пошли в бар и, скромная на людях жена, подвыпив, вдруг решила потанцевать. Она двигалась, и в танце то приближалась к мужу, то отдалялась от него. А он, заворожённый этими движениями, зовущими и дурманящими, не мог оторвать глаз. Воздействие алкоголя было ничем в сравнении с этим эликсиром возбуждения, который вводил в экстаз. И, понимая, что заведён, Рома выдернул Юлю из бара за руку, кинул в такси и едва дождался возвращения домой. А уж там!!! Да, ту ночь ему не забыть никогда. Они были так близки и откровенны, но при этом откровенны естественно, без всяких отвращений. Им не нужны были какие-либо приложения к сексу. Сами их тела, естественные запахи, позволяли достичь высшей радости. И никакие «дружки» уже не вернут той полноты и взаимной откровенности общения. А вот эти, которые Сюзанна, помыв, бросила ему на кровать перед тем, как пойти мыться! Рома швырнул к стене силиконовый пенис, за ним последовал флакон с гелем, – предметы для удовлетворения, а не для радости. Теперь эту разницу Киселёв понимал. Жаль, что поздно. И жаль, что теперь он не знает, как быть. Юноша сел на кровати, укутался накидкой, стесняясь вдруг своей наготы, осмотрелся. Безупречно ухоженная спальня со свечами, хрустальными шариками у потолка, каменными статуэтками черепашек, которые, как объясняла Сюзанна, создавали комфорт, сейчас никак не вызывали у мужчины воодушевления. Ещё меньше в его душе было покоя.

Роман понял, что катится в пропасть. Ещё несколько месяцев таких оргий, и отказаться от такого общения он не сможет. Он уже не может, хотя понимает, что то, что делает, вернее, делают с ним – гадко. И новая квартира нужна была Сюзанне не из добрых побуждений, нет. Скорее всего, именно благодаря ей, Козлова планировала привязать его навсегда, чтобы не ушёл, чтобы увяз в долгах. Как поздно он это понял. Как тупо вляпался в этот коварный план, как муха в варенье. Нет, он не хочет опускаться до такого! Его сознание, совсем не пуританское, но все-таки воспитанное на нормах принятой в обществе морали, не позволяло стать предметом удовольствия, или хуже того, предметом сделки. Куда бежать? У кого искать спасения? У друзей? Их нет. Есть просто приятели, способные осмеять. У сослуживцев? Ещё менее вероятно: среди них много людей, считающих себя достойными, и не известно, как они отнесутся к этому. Скорее всего, станут избегать. А может быть, даже изживут его из своего «порядочного» общества. «Никто не хочет мараться в чужом дерьме. Никто», – думал Роман. Про родителей, перед которыми можно было покаяться, и которые поняли бы его, Роман думать не мог. Стыд ребёнка, воспитанного в любви и доверии, видевшего в отношениях родителей настоящую любовь, отдававших им с Антоном всё, что могли, сменился осознанием себя, как предателя. Да, он, Роман, предал своих родных, разочаровал их, и осознавать подобное было самым невыносимым. Юноша стал задыхаться под наброшенным на голову одеялом. Резкие вздохи, как у астматика, душили. Голова шла кругом от удушья. А может от безвыходности. Спастись от того, что тяготило и уже сейчас казалось невыносимым, можно было только одним способом: покончив с собой. Теперь Рома прекрасно понимал Юлю, решившуюся на смерть.

Вечером этого же дня Роман Киселёв, напившись до чёртиков, умышленно врезался на полном ходу в чужую дорогую «Ауди», стоявшую на Центральной без водителя. Обе машины были разбиты так, что ремонт казался бессмысленным. При этом сам Киселёв практически не пострадал. Полиция завела дело на нарушителя, и Роме грозило заключение, но его родители, узнав о случившемся, приехали в Центральное отделение полиции с психиатром. Тут же Роме оформили справку о психической нестабильности на фоне недавней смерти жены, и обязали семью скорее «упрятать сына в психбольницу».

По простой причине, а не по стечению обстоятельств, лечиться Роме пришлось в той самой клинике, в которой лежала Юля: другого частного заведения подобного профиля в городе не было. А ровно через десять дней после поступления на лечение, Романа Киселёва нашли в палате утром одиннадцатого февраля мертвым. Причиной смерти стала передозировка транквилизаторов, тех самых, что принимала Юля, тех самых, что пачками лежали по всей квартире и никогда не привлекали внимания юноши, но тут, странным образом вдруг оказавшихся в руках Киселёва в том количестве, которого хватило для того, чтобы не проснуться.

Похоронили Романа не рядом с женой. И даже не на том же кладбище. Родители Киселёва категорически отказались «отдавать тело сына в руки дьяволу». Юлю они считали не просто помешанной, но и проклятой. Отпевать мужчину церковь отказалась.

Смерть, нависшая над семьями Ивановых, Уховых и Киселёвых, продолжала свою разрушительную силу, приобретая характер чёрной дыры.