Дочь всех миров

Но он просто сказал:

– Конечно. Иди отдыхай.

– Доброй ночи.

Я ушла в свою комнату и закрыла дверь. Скинула крайне неудобные туфли и потянулась за спину, чтобы расстегнуть застежку платья…

И застонала от боли. За вечер прическа успела растрепаться, и пряди волос запутались в застежках ворота. Я безуспешно боролась с ними несколько минут, но потом испугалась, что расцарапаю кожу до крови, и с обреченным видом вернулась в гостиную.

– Я застряла.

Макс отложил книгу:

– Ты застряла.

– Да. Видишь, волосы попали в застежку… – Я указала на свою шею. – Ты можешь… э… помочь?

Он поднялся, но остался стоять неподвижно. В этот момент перед моим мысленным взором пронеслась картина. Руки на моей коже. Красный шелк на земле.

Я потрясла головой. Боги, Тисаана. Возьми себя в руки.

– Ладно, – ответил Макс. – Но тебе придется встать в очередь после других женщин, которые мечтают, чтобы я их раздел.

Я закатила глаза, повернулась и подняла волосы:

– Разве я не заслуживаю льгот?

Тихий смешок.

– Полагаю, ты права.

Я услышала шаги, а потом его руки коснулись моего затылка. По коже головы побежали мурашки, когда Макс нежно отодвинул волосы, приглаживая выбившиеся пряди.

Мои веки дрогнули.

– Подними немного волосы.

Его голос звучал непривычно хрипло.

Я послушалась, и он принялся за работу. Все мои ощущения сосредоточились на касании его рук.

– Вознесенные, что ты умудрилась сделать с волосами? Все запутано…

– Ой!

– Прости, прости, мне нужно распутать эту прядь и… проклятье. У тебя тут нитки торчат, и на них все накрутилось. Кто вообще сшил это платье?

– Мне же нужно было его переделать! – попыталась оправдаться я. – И я не… швец.

– Швея. Это называется швея. Подожди… нужно…

Я оказалась совсем не готова к пронзившим меня эмоциям, когда почувствовала на затылке его дыхание. Губы Макса двигались так близко к моей коже, что я ощущала их легкие прикосновения.

Я невольно втянула воздух.

Запутавшиеся волосы отпустило.

Я поняла, что он просто перекусил спутанные нитки.

– Извини, – пробормотал он, – мне пришлось ее отрезать.

Я отпустила волосы, чтобы схватиться за платье, иначе оно грозило упасть.

– И нижнюю застежку тоже, – выдавила я.

Пальцы Макса скользнули вниз, нашарив изящную золотую застежку между лопатками.

– Эту?

– Да.

Он легко расстегнул застежку, но не убирал руку, обводя большим пальцем круг по одному и тому же месту. Меня словно молния пробила от кончиков пальцев ног до внутренней поверхности бедер.

– Застежка прищемила здесь кожу. Осталось красное пятно.

Мне удалось выдавить тихий прерывистый смешок.

– Оно будет идеально сочетаться с остальными боевыми шрамами.

Макс снова провел по ссадине большим пальцем и усмехнулся. Смех получился низким, хрипловатым.

– Если считать сегодняшний вечер битвой, Тисаана, ты разгромила всех.

У меня перехватило дыхание.

– Ты не знала пощады.

В его шепоте звучало почти благоговение, как будто он толком не осознавал, что говорит вслух. Макс остался стоять, касаясь пальцами моей спины. Время вокруг нас чудесным образом застыло.

Я закрыла глаза, на сей раз по собственной воле. Мне оставалось только надеяться, что Макс не заметит моего прерывистого дыхания и бегущих по коже мурашек.

Прикосновение чужих рук не было мне в диковинку. Я относилась к нему как к части профессиональной деятельности, моему способу выживать. Но раньше я позволяла касаться меня поневоле или ради достижения цели.

Но не сейчас. Сейчас в его прикосновении я чувствовала скрытую нежность, просачивающуюся в шрамы на моей спине, во все уродливые раны. Эта нежность принадлежала только настоящему моменту. Она ничего не просила взамен.

Как давно ко мне никто так не прикасался? С бескорыстной симпатией?

Мое тело не знало, как реагировать, кроме как раствориться в этой нежности, умоляя о продолжении. Боги, я мечтала о продолжении.

Но тут Макс начал отстраняться.

– Не надо, – прошептала я прежде, чем успела себя остановить.

Он замер. Я снова почувствовала его дыхание на затылке, на мочке уха.

– Что не надо?

«Не останавливайся. Никогда не останавливайся».

Я повернулась к Максу. Он стоял так близко, что почти касался носом моей щеки. Воздух между нами вибрировал, и весь мой мир сузился до нескольких дюймов, где встречалось наше дыхание. Макс внимательно рассматривал меня из-под отяжелевших век, словно изучал до мельчайших деталей, но все же…

…Все же я успела узнать его достаточно хорошо, чтобы видеть, что он напуган не меньше меня.

Всю жизнь я добивалась внимания. «Смотри на меня», – мурлыкала я мужчинам, для которых танцевала. «Смотри на меня», – потребовала я от Эсмариса последним выдохом перед его смертью. «Смотрите на меня!» – приказывала я каждому, кто осмеливался взглянуть на мою исполосованную спину.

И каждому из них я показывала лишь какой-то маленький кусочек тщательно скрываемого целого – такие же фрагменты, как я сама.

Но сейчас по взгляду Макса я понимала, что он видит меня целиком, видит все мои неуместные, несовпадающие части. И никогда в жизни меня еще не переполнял настолько сладкий, мучительный ужас.

Я перевела взгляд на его губы и попыталась представить, что будет, если показать ему еще одно слабое место, еще один кусочек правды. Позволить себе хотеть чего-то.

Что не надо?

Не надо переставать прикасаться ко мне, видеть меня, нуждаться во мне.

Но я выдавила приятную улыбку:

– Не надо мне льстить. Совсем не похоже на тебя.

И вдруг он словно исчез. Он отстранился так быстро, что вокруг меня внезапно образовалась зияющая дыра.

– Тебе нужно поспать, – поспешно выпалил он.

Я послушно кивнула в ответ, но мне пришлось сцепить руки за спиной, чтобы Макс не заметил, как они трясутся.

– Доброй ночи, Макс, – тихонько сказала я.

– Доброй ночи, Тисаана.

Шагая по коридору, я спиной чувствовала его взгляд. Когда я закрывала дверь, Макс все еще не двинулся с места.

В ту ночь мне снился стук в дверь. Мне снилось обжигающее тепло кожи – прикосновение губ к шее, груди и внутренней поверхности бедер, сладкая тягучая тяжесть между ног, разрываемая одним движением одежда. Мне снилась пара знакомых голубых глаз с полуопущенными от желания веками, хорошо знакомый голос, издающий прерывистый, отчаянный стон у моего рта.

Мне снилась скользкая страсть, поглощающая, разбивающая на осколки, уничтожающая. Вкус пота, соленого и отдающего железом и…

Железом и…

Сон изменился.

Меня обдало холодом, который перемежался с ожогами, оставленными кровью и огнем прощальных поцелуев всех тех, кого я бросила. Лоб, щека и еще дюжина, даже сотня багровых пятен там, где губы Макса прикасались к моему телу.

Желание превратилось в ужасный страх.

Я позвала его по имени.

Но Макс исчез.