Дочь всех миров

Глава 16

Я ошеломленно уставилась на Макса. Почему королева…

– Выйди вперед, Максантариус.

Тот пробормотал себе под нос длинную тираду, состоящую целиком из ругательств, отпустил мое плечо и повернулся, чтобы пробраться сквозь толпу к ступеням. Я смотрела на него с замершим сердцем и не могла стряхнуть ощущение нависшей над нами угрозы.

Только когда Макс уже начал подниматься по ступеням, я заметила Нуру. Она стояла у подножия лестницы, заложив руки за спину. Рядом располагались другие члены Орденов с эмблемами Полуночи или Рассвета.

В глазах Нуры мелькнуло едва уловимое удивление.

– Я тебя помню. – Королева улыбнулась Максу. – У меня очень хорошая память.

Боги, какой же она еще ребенок!

Макс молчал. Он распрямил спину, расправил плечи и сцепил перед собой руки.

– Лорд Савой, ты знаешь, кто это? – спросила королева.

– Я… нет, ваше величество, – ответил мужчина, оглядываясь через плечо. – Имя Фарлион мне знакомо, но…

– Максантариус Фарлион. Во многом благодаря ему закончилась Великая Ривенайская война. Именно ему мы обязаны победой под стенами Сарлазая.

Толпа не издала ни звука, но заполнивший площадь эмоциональный всплеск оказался таким мощным, что на мгновение я перестала дышать. Меня разрывало между преклонением и отвращением. Пришлось напрячь все мышцы, только чтобы не упасть на мостовую.

Я могла поклясться, что плечи Макса слегка содрогнулись.

Королева некоторое время восторженно смотрела на него, и я сразу узнала выражение на ее лице, эту обожающую улыбку и наивные глаза. В ее возрасте я часто отрабатывала их перед зеркалом. Затем ее улыбка слегка потускнела.

– После войны тебя пригласили во дворец, чтобы оказать должное уважение. Но ты так и не явился.

– Вам было всего шесть лет, моя королева. Я опасался, что приду на прием, а вас уже уложат спать.

По толпе пронесся вздох. Я поневоле присоединилась к нему.

Глупо. Как же глупо. В Трелле за такое явное неуважение могли покарать смертью.

Последние отблески улыбки угасли на губах королевы.

– Ты должен обращаться к нашей королеве с уважением! – рявкнула одна из незрячих стражниц, сильнее сжимая копье в руке.

Мне вспомнился звук, с которым клинок Серела вошел в грудь Эсмариса, и я застыла на месте, представляя влажный хруст, когда копье пронзит Макса…

Мне отчаянно хотелось схватить его за руку и утащить обратно в безопасность толпы.

Макс чуть повернул голову, и мне стало видно очертание его лица над плечом.

– Я просто объяснил, почему так произошло, – мягко сказал он, обращаясь к королеве.

Та нахмурилась и посмотрела на вальтайна, чей мрачный взгляд, в свою очередь, был устремлен на Макса.

– Таре, даже не думай об этом, – прошипел Макс.

Вальтайн нахмурился сильнее, а Макс прижал согнутые пальцы к виску.

Когда вальтайн посмотрел на королеву и слегка кивнул, она с заметным облегчением выдохнула.

– Я проявлю к тебе снисходительность исключительно из-за жертв, принесенных ради моего отца, – дрожащим голосом произнесла королева.

Затем обернулась к лорду Савою, стоящему на коленях перед ступенями:

– Желаешь взглянуть в глаза этому мужественному человеку и обмануть его так же, лорд Савой? Уверена, ты слышал о судьбе семьи Фарлион. После всего, что он сделал для нашей страны, он, как и я, потерял своих близких из-за предательства таких, как ты.

Мне потребовалось время, чтобы в полной мере понять смысл ее слов. А потом сердце сжалось у меня в груди.

Лорд Савой с мольбой обратил взгляд на Макса:

– Я не лгу.

Королева Сесри вновь повернулась к вальтайну, и тот с непроницаемым выражением покачал головой.

Тонкая рука девочки сжалась в кулак.

– Ты врешь. Но зачем? После того, как подобная ложь забрала у меня самое дорогое. После горя, причиненного таким героям, как капитан Фарлион…

– Во-первых, я давно не капитан, – яростно прервал ее Макс. – Я ушел с военной службы. И во-вторых…

От потрясения лицо королевы стало пустым.

– Ты не смеешь…

– Во-вторых, моя королева, – с горечью продолжил он, – то, что случилось с моей семьей, было трагедией, а не политическим заявлением. И моя семья, и ваш отец погибли совсем не за то, что сейчас здесь происходит. Ваш отец был бы разочарован, увидев, как вы используете его смерть в качестве оправдания этого фарса.

Несомненно, сейчас я увижу его гибель.

Нура внезапно сорвалась со своего места и, миновав Макса, опустилась на колено перед королевой:

– Прошу прощения за эти слова, ваше величество. Война оставила глубокие шрамы в душе Максантариуса, и его разум уже не тот. Он сам не знает, что говорит.

Я прекрасно представляла выражение лица Макса при этом заявлении.

– Я прекрасно знаю, что говорю, – прорычал Макс.

– Все сумасшедшие так думают. – Нура обращалась к королеве, игнорируя его.

– Я прекрасно знаю, что говорю, и готов понести наказание, если нужно.

Даже тот, кто не обладал моим даром, мог слышать вызов в его словах.

Нура поглядела на Макса, словно тот и вправду сошел с ума. Если честно, я тоже начала склоняться к этому.

Грациозные стражницы в капюшонах напряглись, словно готовые к прыжку кошки.

Королева крепко сжала губы. Ее кукольные глаза заблестели от слез, дрожащие руки сжались в кулаки. Сопровождавший ее вальтайн впервые пошевелился, шагнул вперед и положил руку на ее плечо, словно безмолвно успокаивая.

Но королева не отрывала глаз от Макса.

– Ты не имеешь права так со мной разговаривать. Я королева. Мой отец гордился бы тем, что я сделала, чтобы отомстить за него.

– Ваш отец…

– Молчать!

Вальтайн крепче сжал ее плечо и наклонился, нашептывая что-то на ухо. Затем отступил, оставив королеву Сесри стоять с тяжело вздымающейся грудью. На ее лице отражалась яростная внутренняя борьба.

– Я признаю, что ты спас жизнь моему отцу, – произнесла она, едва сдерживая гнев. – В память о нем я прощаю тебя, но только на этот раз.

Я выдохнула, хотя даже не замечала, что затаила дыхание.

Однако королева еще не закончила. С усмешкой, полной ярости, она обернулась к полному мужчине.

– Но ты, – она указала на лорда Савоя, все еще стоявшего на коленях у ступеней, – ты олицетворяешь ложь и предательство. Я не собираюсь повторять ошибок отца.

– Прошу вас, моя королева… – прошептал лорд Савой, уткнувшись лбом в холодные камни.

Он дрожал от ужаса и отчаяния. Этот ужас, не принадлежащий мне, заполнил вены; мир поплыл перед глазами.

– Я знаю, что ты лжешь. Знаю, что плетешь заговоры против меня.

– Нет, я…

– Довольно! – По ее щекам катились слезы. – Я еще молода, но я не наивна и не слаба!

– Пожалуйста…

Макс подался вперед, протянув руку, словно хотел ее остановить, но было уже поздно.

Две стражницы двигались так быстро, что время, казалось, просто перепрыгнуло вперед. Копья вонзились в согнутую спину лорда Савоя.

Мир застыл. Кровь, темная и густая, вязким водопадом потекла по золотым ступеням, образуя лужу у ног Макса.

Стражница уперлась ногой в извивающееся тело, выдернула копья и столкнула труп вниз по ступеням.

– Пусть это послужит уроком, – произнесла королева.

Сомневаюсь, что хоть кто-то ее услышал.

Королева в развевающемся платье, ее солдаты и вальтайн медленно поднялись по ступеням к дворцу. Толпа провожала их гробовой тишиной.

Когда они исчезли за воротами, я бросилась к Максу. Он стоял совершенно неподвижно, глядя, как кровь впитывается в подошвы его ботинок. Моя обувь тоже сразу же пропиталась ей. Еще теплая.

Как кровь Эсмариса. Как моя собственная.

Не успела я заговорить, как Нура яростно обернулась. В ее бесцветных глазах пылало пламя.

– Если ты так хочешь умереть, – прошипела она, – то будь добр, иди и повесься, как и положено жалкому неудачнику. Я не собираюсь рисковать ради тебя снова.

Я сама удивилась, как быстро у меня нашлись ядовитые слова в ответ, и покрепче сжала зубы, напоминая себе, что мне нужно сохранить ее расположение.

Макс едва обратил на нее внимание.

– Ты права, Нура, – без выражения ответил он. – Должно быть, трудно оставаться настолько бескорыстной.

Он опустил руку в карман, достал пергамент и осторожно развернул.

Голова лорда Савоя лежала в нескольких шагах от меня. Его безжизненные глаза смотрели в пустоту за моим правым плечом. Толпа потихоньку начала расходиться.

– Макс…

Я сама не знала, что хотела сказать.

Слишком много вопросов крутилось в голове, не удавалось сформулировать хотя бы один. Все силы уходили на то, чтобы отделить собственные мысли от клубящегося тумана чужих.

Взгляд Макса упал на меня, и в его глазах на мгновение мелькнуло что-то вроде тревоги или сожаления.

– Пошли домой, – тихо сказал он.

Он зло прочертил две линии, прорвав пергамент, и мир вокруг нас начал увядать и растворяться. Я крепко сжала его руку, с удивлением чувствуя, как его пальцы дрожат в моей ладони. Или, возможно, дрожала я.

Сад встретил нас нежной, мелодичной тишиной. Она казалась почти зловещей. Пока мы шли к домику, Макс не проронил ни слова. Мир все еще кружился, и, видимо, он об этом догадывался, потому что не пытался высвободить руку из моей.

Я хотела спросить, как он себя чувствует, но понимала, что это бессмысленный вопрос. Очевидно, что все было не в порядке – ни с ним, ни со мной. Поэтому вместо этого я произнесла:

– Ты был прав.

Усталые голубые глаза встретились с моими.

– О чем ты?

– О человеке с попугаем. Действительно, это не самое странное, что я увидела сегодня.

Макс выдавил из себя натужный смешок, и больше мы не разговаривали.

Я скинула пропитанные кровью сапоги, потом вымылась несколько раз, но все равно не смогла избавиться от пронзительного запаха смерти. Перед глазами стояло мертвое лицо на золотых ступеньках.

Звук был точно таким, каким я его представляла, – плоть и кости.

Но роль Макса в войне оказалась куда больше, чем я предполагала. И его семья…

Его семья…

Теперь я многое понимала. Отчужденность Макса, его цинизм, горечь в глазах. Я знала, что подобная трагедия, вызванная не важно какими обстоятельствами, легко может определить всю дальнейшую жизнь. Со мной было так же. Трагедия подпитывала мои силы, но с таким же успехом могла поглотить меня целиком.

Я встала с кровати и принялась беспокойно расхаживать по комнате, вглядываясь в ночь за окном, где лунный свет прятался в лепестках цветов. Взглянула на свои руки, заставив холодный свет луны стекать с моих пальцев. Он свернулся в бабочку раньше, чем я успела ему приказать. Милое видение. Но слишком нежное, слишком хрупкое.

Я не знала, что случилось в городе Сарлазай, но те события явно были неоднозначными. Я еще никогда не ощущала такого сильного отвращения. Такой ненависти. Что бы ни совершил Макс, это принесло правящему дому победу в войне, но за нее пришлось дорого заплатить.

Но с другой стороны, такова природа войны, верно? Я плохо помнила самые тяжелые времена треллианских войн, но я знала, что даже после побед низеринцев оставалось слишком много скорбящих. Самым ярким воспоминанием о времени до падения низеринского сената было то, как я заглянула ночью в спальню родителей и увидела мать, рыдающую в объятиях тети или давней подруги, которую я уже и не помнила. Я даже забыла, кто тогда умер. Но что навсегда мне запомнилось, так это отчетливое замешательство. В тот день было много празднеств: на столе стояло больше еды, чем мы видели за последние месяцы, и сам стратегаси поднимался на балкон, чтобы рассказать о нашей доблестной и сокрушительной победе над треллианской армией на каком-то фронте, воспеть нашу честь и надежду, а также заверить, что мир и победа уже не за горами. Мне было пять лет, и я просто радовалась возможности напиться молока и наесться пирогов, испеченных с настоящим сахаром. Я не замечала ни молчания матери, ни ее натянутой улыбки. И той ночью, когда я смотрела, как она плачет, я не понимала почему.