Хозяйка леса

45

Солнце село. На озере долго не гасли розовые блики. Замер в дремоте лес. Медленно растаяли пурпуровые облака. На белесом небе появилась прозрачная луна.

На берегу озера горел костер. У огня грелись Рукавишников, дядя Саша и Анастасия Васильевна.

— День пропал ни за понюх табаку, — сокрушенно сказал дядя Саша, снимая с огня котелок с закипевшей водой. — А ежели и завтра не прилетят?

Дяде Саше никто не ответил. Рукавишников полулежал на ворохе хвои и посасывал свою трубочку. Анастасия Васильевна сидела на валежине и смотрела на резво пляшущее светлое пламя костра, устало протянув к теплу ноги. Ее утомило ожидание самолета. Целый день она не сводила глаз с той стороны, откуда должен был прилететь самолет. Почему он не прилетел? А может, что-нибудь с самолетом случилось?

— Из лесхоза могли бы весточку подать, — сказал Рукавишников и, выбрав из костра рубиновый уголек, положил его в трубку. В воздухе запахло горьким дымом самосада.

— Ложитесь спать, товарищи. Я съезжу в лесхоз.

Анастасия Васильевна подошла к Бурану, привязанному к сосне. Мерин покорно дал накинуть на себя узду.

— Одна поскачешь? — обеспокоился Рукавишников, помогая седлать лошадь.

— А чего мне бояться? Первый раз что ли в лесу?

— Возьми хотя бы мое ружьишко, Васильевна.

— Не надо, Василь Васильевич. Лишняя тяжесть.

Рукавишников попридержал стремя, Анастасия Васильевна легко поднялась и опустилась на старое седло.

— Ни пуха, ни пера! Поскорей возвращайся, — напутствовали лесничую сотрудники.

В лесу Буран пугливо поводил ушами, косясь по сторонам. Под копытами гулко трещал валежник. В призрачном свете робкой белой ночи валуны казались спящими медведями. В лощине лопотал ручей. Дорога в ухабах и камнях змеилась среди чащобы. Черные громадины-ели царапали колючими лапами лошадь и седока. Покачиваясь в седле, Анастасия Васильевна дремала. Буран шел ленивым шагом. Стук копыт отдавался в звонком лесу. Вдруг Буран насторожил уши, остановился. Анастасия Васильевна открыла глаза, ласково потрепала лошадь по шее.

— Ну-ну, лентяй! Поспишь в лесхозе. Трогай, милый.

В тишине ночи послышался какой-то отдаленный гул.

Буран беспокойно забил копытом. У Анастасии Васильевны дремоту как рукой сняло. Что бы это могло быть? Гул нарастал. Она различала направление, откуда он шел: где-то впереди, слева. Буран дрожал мелкой дрожью. Все ближе непонятный шум. Что это? Буран всхрапнул, шарахнулся в сторону. Анастасия Васильевна едва удержалась в седле. Из чащи на дорогу выбежал лось, вихрем метнулся вперед и ринулся в редкий ельник, за которым чернело болото. Вслед за лосем на дорогу выскочил медведь. Анастасия Васильевна пожалела, что отказалась от ружья объездчика. Она подхлестнула лошадь. Буран перешел на галоп. Топот и треск в ельнике постепенно затихли, и, наконец, наступила тишина. Догнал ли мишка свою жертву или лось успел добежать до спасительного болота? В болото лосиные копыта не вязнут, а мишкины когтистые лапы цепляются за мох.

В Крутогорск Анастасия Васильевна приехала в пятом часу утра. Старый Буран едва перебирал ногами и шел на поводу за своей хозяйкой с покорно опущенной головой. Город еще спал, только на станции горели фонари, светились окна депо и изредка пел рожок стрелочника. Над озером бледным обломком торчала луна. На востоке брезжила заря. Привязав Бурана к железному кольцу ворот лесхоза, Анастасия Васильевна вошла в калитку. На крыльце конторы спала старая дворняжка. Собака подняла морду, хрипло тявкнула, но не двинулась с места. Анастасия Васильевна долго стучала в окно, пока ей не открыл сторож, рослый старик с седой бородой, дед Степан, больше двух десятков лет охранявший усадьбу лесхоза. Дед знал в лицо всех лесничих и никогда не путал их фамилий. Он не удивился раннему визиту Анастасии Васильевны. Анастасия Васильевна спросила, дома ли директор.

— А где же ему быть? — ответил дед.

Она устало опустилась на продавленный диван. Сторож затопил плиту, поставил на огонь чайник.

— Зачем тебе директор средь ночи занадобился? Чего приключилось-то?

Анастасия Васильевна стала объяснять.

— Э, да ты бы меня спросила, девка!

— А что ты знаешь, дедушка?

— Вчерась инженерша из управления целый день сидела в кабинете директора и трезвонила в Петрозаводск, про самолет пытала. Не летит самолет к нам.

— Почему?

— А кто их знает! Толку не добиться.

Сторож поставил Бурана на конюшню. Анастасия Васильевна попила чаю из жестяной кружки, прилегла на диван и уснула. Разбудили ее шум голосов и хлопанье дверей. В контору собирались служащие. Пришел Зайцев, желтый, с мешками под глазами, но, как всегда, аккуратный и в форме. Он сказал, что самолет задерживается по неизвестным причинам.

Через полчаса в конторе появились две женщины: Мелехова из управления — инженер по лесокультурам, и Зарницкая — научный сотрудник лесной опытной станции. Мелехова — крупная женщина со спокойными и медленными движениями — была полной противоположностью Зарницкой — маленькой, подвижной, как майский жучок, с непрестанно бегающими глазами на остром лице. Бойкой молодостью, неистощимой энергией веяло от маленькой подвижной фигуры Зарницкой. Говорила она быстро, порывисто, с небольшой картавинкой. Обе женщины были в теплых куртках, лыжных брюках и шапках.

— Ничего не понимаю, — начала Мелехова, увидев Анастасию Васильевну. — Вы в лесу маетесь, а мы здесь. Перед отъездом из Петрозаводска я сама беседовала с летчиком. Все было в порядке.

— Управление играет в загадки, — подхватила Зарницкая. — Кто им поверит, что они не знают, почему не летит самолет? Чепуха! Аня, не жди их звонка. Звони им сейчас же и требуй ответа.

— Да, да, звоните Анна Федоровна, — поддержала Зарницкую Анастасия Васильевна.

Зайцев промолчал.

Мелехова соединилась с Петрозаводском. Из управления ответили: «Вопрос пока неясен. Звоните в четыре». Зарницкая так и подпрыгнула.

— Они с ума сошли! Еще сидеть день? Аня, я поеду в Петрозаводск.

— Раечка, подождем до четырех, — спокойно предложила Мелехова.

В четыре часа ответ был тот же: «Вопрос выясняется. Звоните утром».

Зарницкая уехала в Петрозаводск скорым поездом Мурманск-Москва. Спокойная Мелехова начала терять терпение. Анастасия Васильевна возмущалась. Зайцев сокрушался: «Еще когда завезли на лесную площадку горючее и семена!»

Как на беду переменилась погода. Поднялся ветер, по небу поползли черные тучи. Какой там посев с воздуха! Ночью в гостинице, ежась от холода под тонким одеялом, Анастасия Васильевна думала о Рукавишникове, о дяде Саше, оставленных в лесу. Они встревожены ее отсутствием. Она им обещала вернуться днем и вот заночевала. Но что с самолетом? Почему управление так неопределенно отвечает на звонки лесхоза?

Утро не принесло ничего утешительного. Управление просило подождать до обеда. Не радовала и погода. Ветер стих, но с неба падал редкий снег. Похолодало. Решено было подождать Зарницкую. Если она не привезет определенных вестей, Анастасия Васильевна заберет с участка людей.

Зарницкая приехала в полдень. Она ворвалась в кабинет Зайцева и, не здороваясь, возмущенно заговорила.

— Безобразие! Мы сидим здесь, как на иголках, а они тянут время.

— Раечка, расскажи толком, в чем дело, — прервала ее Мелехова.

— Я же говорю: они просят денег. Понимаете, летчики отказались лететь, пока управление не даст аванс. Знают, что заменить их некем, да и нельзя.

— Так что же решило управление? — спросила Мелехова.

— Аня, в управлении нет денег.

— Сколько хлопот, волнений, и напрасно, — вздохнул Зайцев.

— Что же, все-таки, сказал Иван Степанович? — спросила Мелехова, потемнев лицом. — Нам возвращаться в Петрозаводск?

— Управление надеется урегулировать вопрос, — устало отозвалась Зарницкая. — Но когда и как, мне ничего не сказали, Аня.

— Сколько ждать? — спросила Анастасия Васильевна.

— Я просила позвонить нам вечером, — ответила Зарницкая.

Междугородний телефонный пункт помещался на почте. Анастасия Васильевна заказала Петрозаводск, гостиницу. Она решила поговорить со Стрешневым. Ждала не больше двадцати минут. Администратор ответил ей: «Стрешнев занимает сорок второй. Сейчас его в номере пет».

«Предупредите, буду звонить через два часа», — попросила Анастасия Васильевна. Ей вежливо обещали. Через два часа ей ответили: «Сорок второй будет в номере к четырем». Анастасия Васильевна два часа бродила по городу. Погода улучшилась, небо прояснилось, потеплело. Ветер стих. Только сеять.

Радостный голос Стрешнева отчетливо зазвучал в трубке, словно он говорил рядом:

— Асенька, ты? Здравствуй, дорогая! Ты в Крутогорске? Что ты там делаешь? А я собираюсь лететь к тебе.

— Вы уже кончили расчеты с управлением? — перебила его Анастасия Васильевна.

— О чем ты? — в голосе Стрешнева зазвучала уже не радость, а настороженность.

— Вы двое суток требуете аванса.

Молчание, треск в трубке, потом вздох и тихие слова.

— Ты меня обижаешь. Зачем так резко! Ты не в курсе дела. Да, мы задержались. Мы ждем, пока управление переведет часть денег на наш счет. Наше право. В Ухте и Олонце с нашими расплатились до копейки, а мы просим хотя бы аванс.

— Послушайте, Виктор. Мы ждем вас в лесу, люди мерзнут, теряют дорогое время, волнуются. Не знаю, может быть, вы и правы, но я бы на вашем месте не стала ждать аванса.

— Но я не один, Асенька. Мои сотрудники…

Она повесила трубку.

Вечером все собрались в маленьком кабинете Зайцева. За двое суток все устали возмущаться, нервничать и ждать, и поэтому молчали. Даже Зарницкая, и та не кипела. Зайцеву то и дело звонили из лесничеств, зверосовхоза, сплавной конторы и других учреждений. Главное управление лесного хозяйства молчало. Наконец, междугородняя предупредила, что на линии Петрозаводск. Мелехова взяла трубку, и снова все в кабинете заволновались. Мелехова послушала, и на ее лице отразилось недоумение. Все ожидающе смотрели на нее.

— Ничего не понимаю! — воскликнула Мелехова и положила трубку не на рычажок аппарата, а на стол. В кабинете тоненько запели короткие сигналы зуммера. — Они отказались от аванса.

— Как? — в один голос воскликнули Зайцев и Зарницкая.

— Ничего не понимаю, — повторила Мелехова и развела руками. — Управление достало денег, собралось оповестить летчиков, и вдруг является Стрешнев и говорит, что им не нужен аванс и что завтра утром они вылетают на участок.

Анастасия Васильевна молча положила трубку на рычажок.

Собираясь обратно, она купила хлеба и консервов, и вскоре Буран трусил по прежней дороге. Ее появление на участке сотрудники встретили шумной радостью. Они голодали целый день: все продовольственные запасы были съедены.

— А мы уже порешили утречком пуститься на розыски, Васильевна. Чего только не передумали с дядей Сашей! — сказал Рукавишников и стал заботливо готовить постель Анастасии Васильевне из нарубленной хвои.

Ночью Анастасия Васильевна часто просыпалась. Лес, пронизанный призрачным светом белой ночи, казался неправдоподобным, сказочно-заколдованным. Мягкая красота ночи волновала, навевала светлую грусть.