Хозяйка леса

39

На реке буграми вспучился лед, местами проступила темная вода. По утрам замерзшая земля еще звенела под ногами, низкое солнце светило скупо, неярко, но в воздухе чувствовалось приближение весны. Как-то в усадьбе Анастасия Васильевна услышала весеннюю песню синицы. В лесу все чаще стала раздаваться барабанная дробь дятла.

Парфенов жил в лесничестве. Куренков приделал к стулу ролики. Больной, не тревожа ногу, раскатывал по дому на своем «лимузине». Парфенов помогал Коле составлять сводки, отчеты, принимал посетителей, а вечером, когда Анастасия Васильевна возвращалась с работы, подробно рассказывал о всех делах конторы за день. Постепенно и незаметно таяла его враждебность к ней. Так незаметно тает снег весной. Сверху его подогревает солнце, с боков подтачивают теплые ветерки, снизу плавят ручьи талой воды; глядишь — от толстого снежного покрова остается тонкий слон в черных прогалинах, и он мало-помалу рассасывается.

Время шло. Амбулаторный врач обещала Парфенову скоро снять гипс. Парфенов волновался. А вдруг неправильно срастется кость? Тогда не видать ему леса, не бродить с ружьем по чащобам…

В свежем номере журнала «Лесное хозяйство» Парфенов нашел статью профессора Коронатова: «Перспективы развития лесокультурного дела на северо-западе таежной зоны». Его поразила одна цифра. За последние десять лет в Карельской республике гари, прогалины, редины и необлесишиеся вырубки составили около миллиона гектаров. Профессор писал, что нельзя надеяться на естественное рождение леса. Новому лесу надо помочь вырасти. Он ратовал за аэросев хвойных.

Парфенов показал статью Анастасии Васильевне:

— Миллион гектаров пустырей! Это же катастрофа! Он предлагает аэросев. А кто даст семена и самолеты?

Анастасия Васильевна внимательно посмотрела на Парфенова: «Наконец-то и ты стал болеть за наше общее дело!»

Статья живо напомнила Анастасии Васильевне ее поездку в Ленинград, визит к профессору Коронатову, их беседу о судьбах леса. Профессор записал в свою книжечку адрес лесничества, когда она прощалась с ним. Зимой она послала ему письмо, просила помочь с аэросевом. Судьба ее послания осталась неизвестной. И вот статья как частичка ответа на ее письмо.

Это была не холодная констатация фактов, а настоящая, большая тревога за судьбу карельских лесов.

— Кто виноват, что лесовозобновление так запущено?

Парфенов пожал плечами. Иди, разберись!

Анастасия Васильевна прошла по конторе, задумчиво посмотрела на карту лесничества.

— Да, кто же все-таки виноват, а Гаврила Семенович? Управление? Министерство? Наука? Мы, низовые работники? Лесозаготовители?

Парфенов молчал.

Пришел Куренков в новом костюме, в руках — свертки. «Уж не свататься ли?» — мелькнуло в голове Матвеевны. — А что ж, человек он душевный, простой, а главное, свободный. Куренков пригласил всех в комнату Матвеевны и развязал свертки. Он набросил на плечи Матвеевны шаль, положил на колени Парфенова свитер, преподнес Анастасии Васильевне связку книг.

— Не обижайте, примите подарочки. Сегодня я именинник. План закончили на одиннадцать дней раньше срока… Настасья Васильевна, не хмурься. Погляди книги, понравятся ли?

— Михайла Кузьмич, сколько раз я просила!..

— Последний раз, Настасья Васильевна! — клятвенно произнес Куренков. — Пустяковину ведь дарю. Велика трата! В клуб, на наш праздничек идешь?

— Собираюсь.

…Куренков был счастлив. Анастасия Васильевна взяла его под руку, обращалась с ним ласково, подшучивала. На мосту он замедлил шаги. В клуб успеется. Когда еще удастся вот так, с глазу на глаз, без свидетелей поговорить…

— Настасья Васильевна, выслушай меня, прошу.

Голос Куренкова слегка дрожал, глаза смотрели умоляюще.

— Не надо, Михайла Кузьмич, — мягко остановила его Анастасия Васильевна. — Мы с вами договорились: друзья — не больше. И не сердитесь, прошу вас. Идемте быстрее, опоздаем…

Всю дорогу Куренков молчал, шел повесив голову.

Клуб заполнили празднично одетые люди. Паровозники, шоферы, трактористы, крановщики, электромеханики, мотористы, пильщики, сучкорубы, рабочие складов, инженерно-технические работники — большой коллектив, внушающий уважение. Анастасия Васильевна знала: лесорубы относились к ней неодинаково. Одни — безразлично, другие — настороженно, третьи — полувраждебно, четвертые — с опаской, пятые — с досадой, значительная часть — с пониманием.

Куренков отыскал ей место поближе к сцене. Когда она усаживалась, на нее глядела пара злых глаз с немигающими белесыми ресницами. Стрельцова. Она сидела рядом с женой Любомирова, нарядная, завитая. Из фойе неслись звуки вальса. Духовой оркестр играл «Дунайские волны». В разных углах зала, как костры на лесосеках, вспыхивали песни.

На сцене, украшенной гирляндами хвои, появились Любомиров, Кованен, Баженов и еще несколько человек. Любомиров коротко рассказал о достижениях леспромхоза за осенне-зимний период и высказал надежду, что и в весенне-летних условиях коллектив будет трудиться, не снижая темпов.

Анастасия Васильевна слушала и раздумывала. В республике много леспромхозов. У них — передовая техника, квалифицированные кадры, хорошая организация труда. Весь край — огромный зеленый цех. Сырье под рукой. Уголь, руду надо добывать из недр, а лес бери с поверхности земли, только не ленись. Лесозаготовители убеждены, что запасы сырья в Карелии неисчерпаемы. Опасное заблуждение. В Петрозаводске на семинаре лектор говорил: «Беломорские леспромхозы за семь лет вырубят свой лес, а дальше им податься некуда: впереди море». А кто-то из лесоводов высказал опасение, что через тридцать лет могут остановиться все бумажные комбинаты: исчерпается все сырье, если вовремя не принять мер. Не надо забывать, что половина карельской земли под водой. Тысячи озер и рек!

Кованен вручал отличникам соревнования почетные грамоты и значки. За Куренковым на сцену потянулись его «рябчики»: Тойво, Хельви, Оксана, Петр. Затем попросила слово Анастасия Васильевна.

Она решительно поднялась на сцену, подошла к рампе, чтобы быть поближе к залу.

— Дорогие товарищи! От всего сердца поздравляю вас с победой. Радуюсь вместе с вами. Мы, работники лесничества, гордимся тем, что работаем бок о бок с таким замечательным коллективом, как ваш, с такими товарищами, как мастер Куренков и его рабочие. Михайла Кузьмич, — Анастасия Васильевна обратила лицо в правый угол зала, где сидел Куренков в окружении молодежи, — наше лесничество поздравляет вас и ваших рабочих и благодарит вас за бережное отношение к молодому лесу.

— Да мы, как все… — смущенно пробасил Куренков в тишину зала.

— Если все лесорубы, — подхватила Анастасия Васильевна, — поймут всю ответственность перед потомками за судьбу нового леса, Хирвилахтинский леспромхоз оставит по себе добрую память. Через десять лет вы покинете эти места, уйдете на новые лесные просторы. Можно оставить после себя пустыри и осину на месте лесов, которые мы сейчас вырубаем для нужд страны, но можно оставить молодые хвойные леса, они со временем превратятся в великолепные боры, и за них наши дети и внуки скажут нам «спасибо».

— Товарищи! К вам обратились с призывом: «Дадим Родине больше леса!» Я хочу добавить к этому: «И оставим на вырубке молодые отличные леса!» Весной мы начнем посев хвойных. Мы ждем от вас товарищеской помощи. Без вас нам не справиться. Пусть этот посев покажет нашу общую любовь к лесу, сознание своего долга перед Родиной, пусть он станет первым плодом совместных усилии лесоводов и лесорубов во имя будущего.

— Памятник себе хочет заработать, — сказала Стрельцова.

— Она хорошо говорила, — робко возразила жена Любомирова, сидевшая рядом с секретаршей мужа.

— На этом, товарищи, разрешите закончить торжественную часть нашего… — начал Кованен, но Куренков перебил его.

— Дозволь, Павел Антонович! Люди за помощью обращаются. Какой ответ дадим? — Куренков вышел к сцене. — Я, конечно, плохой оратор, привык сразу рубить под корень. Не гоже оставлять после себя землю дикую. Слушайте, дружки-мастера! — крикнул Куренков в зал. — Андрей Захарыч, Рейно Николаевич, Альберт Олафович, принимайте наш вызов без бумажек. Мои ребята не откажутся. Подсобим лесоводам. Дерево сажают раз в сто лет…

— Михаил Кузьмич, ваше предложение мы обсудим в деловой обстановке, — сказал Кованен.

В фойе Куренкова окружили мастера. Спорили, шумели, раздавались недовольные голоса. «Тащить на себе лесничество? Пусть государство о них заботится!»

Стрельцова подкараулила Баженова у выхода из зала.

— Алексей Иванович, мы вам оставили место. Концерт дают ленинградские артисты. Как вам нравится Самоцветова? Лезет со своими делами в наш праздник. Какой назойливый человек!

— Я этого не нахожу. Прошу извинения…

Баженов с полупоклоном оставил Стрельцову и стал пробираться сквозь толпу к Анастасии Васильевне. Зоркие глаза Стрельцовой ничего не пропустили: ни его улыбки, когда он пожимал руку Самоцветовой, ни радостного выражения ее лица.

Жена Любомирова никак не могла понять, отчего Анна Корнеевна вдруг нахмурилась, разговаривает сквозь зубы и даже лицом пожелтела. Что случилось? Весь вечер была весела, а сейчас так раздражена?

К началу концерта и зал пришли Любомиров и Кованен. Баженов исчез. В зал вернулась одна Анастасия Васильевна. «Виснет ему на шею, а он от нее бежит», — злорадно, но с облегчением подумала Стрельцова. Она наклонилась к Любомирову:

— Вас увлекла горячая речь защитницы лесов!

Любомиров бросил на секретаршу косой взгляд.

— Самоцветова — женщина неглупая.

— О, да! — подхватила Стрельцова. — Весной запряжет нас, будем работать на нее.

— Кто хочет, пусть помогает. Я перечить не стану, — отозвался Любомиров.

Стрельцова улыбнулась. О, Николай Алексеевич умен! «Он не станет перечить». Это значит, что он не станет помогать лесоводам. Кто из рабочих станет «за спасибо» работать для лесничества? Куренков бросил вызов своим «дружкам». Он любит выступить перед народом, но он ради Самоцветовой ничем не поступится в ущерб своей работе. Не даст он лесничеству своих рабочих и машины.

Стрельцова посмотрела на сидевшую поодаль Анастасию Васильевну, и на ее губах появилась усмешка.