Хозяйка леса

25

Стрельцова встревоженно смотрела на правительственную телеграмму — «молнию». Позвонила на почту. Телеграфистка Кланя ответила: «Копия доставлена.

Самоцветова в лесу, расписался бухгалтер». Тем лучше, что в лесу: и Самоцветова, и Николай Алексеевич с Баженовым. Пусть рубят. День только начался. Ну и язва лесничая! У Николая Алексеевича и без того куча неприятностей. В папке к докладу для него приготовлена бумажка. С леспромхоза требуют десятки тысяч рублей за простой вагонов, цистерн, за недогруз, за неокорку рудничной стойки и еще, и еще…

Стрельцова положила телеграмму в ящик стола, подошла к окну. На нижнем складе дымил паровоз, притянувший длинный хвост платформ с древесиной. На широкой колее шла погрузка в вагоны-пульманы. Среди грузчиков один выделялся исполинским ростом. На плечах он нес две шпалы. Стрельцову не покидала мысль: как быть с телеграммой? Оставить до вечера? Или отправить в лес? Что лучше для Николая Алексеевича? Как бы не попасть впросак и не вызвать его гнева. И посоветоваться не с кем… Стрельцова вынула из ящика бланк с косо наклеенными буквами, положила его в конверт и, заперев приемную на замок, вышла на улицу.

Матвеевна заставила Колю несколько раз перечитать телеграмму «самого председателя», прослезилась от радости за Настеньку и побежала в поселок добывать творогу для калиток. Вернется дочка, поест горяченьких. День праздничный.

Коля на гнедом мерине поскакал в лес. У диспетчерской он увидел мотовоз и Сергея в кабине. Узнав о том, что товарищ едет на Святозеро, он поручил сынишке стрелочника отвести коня в лесничество, а сам сел в кабину мотовоза.

Через два часа друзья уже были на Святозере. Сергей нашел директора на эстакаде и вручил ему письмо от Стрельцовой.

Прочитав телеграмму, Любомиров потемнел лицом. Стоявший с ним рядом Баженов спросил, что случилось.

— Вот, полюбуйтесь! Чертова баба!

Баженов пробежал глазами телеграмму, неопределенно проговорил:

— М да.

— Ах, дьявольщина! Как же быть, а? — Любомиров уставился в телеграмму. — «Прекратить немедленно»… Ах, чтоб ей! Но, что же делать, а?

— Выполнять приказ, Николай Алексеевич.

— Легко сказать… Оставить такой лес! — Любомиров сжал в кулаке бланк. — Это только начало. А наше письмо в трест? Кто теперь нам разрешит новые участки?

Пока Любомиров бушевал, Коля, задыхаясь и падая, бежал к лесосеке. Он издали увидел красную косынку лесничей. Потрясая над головой телеграммой, Коля закричал во все горло: «Ура-а!» Лесоводы бросили работу. Телеграмма переходила из рук в руки.

— Ура-а! — кричал Коля, подбрасывая кепку в воздух.

— Так и должно быть, так и должно быть, — повторяла Анастасия Васильевна, не скрывая своего ликования. Она чувствовала необыкновенный прилив энергии. — Идемте к Любомирову.

— Ага, я говорил. Пошли, голубе. Ай да мы! Нас голыми руками не возьмешь.

— Эй, Гаврила, ноги подкосились от радости, что ли? — обернулся Рукавишников к Парфенову, который уселся под елью.

— Демонстрация обойдется и без моего участия.

— Ну и сиди один, как черт на болоте! — рассердился объездчик.

— Оставьте его, Василий Васильевич.

Парфенов достал из сумки бутерброд с зайчатиной. Он представил Любомирова в ту минуту, когда ему преподнесут «приятное известие», и при всей своей враждебности к лесничей, почувствовал злобное удовольствие. Не ценил Любомиров его, Парфенова, когда он был лесничим, пусть теперь выкручивается.

— Идут. Они уже знают. — Любомиров смотрел на кучку лесоводов. Красная косынка Анастасии Васильевны флагом плыла над вырубкой. — Э, нет, я не доставлю вам удовольствия мне приказывать. — Любомиров обернулся к стоявшему у будки электромеханику: — Бондарчук, выключите ток!

— Что? — округлил глаза механик.

— Выключите ток. Мы прекращаем работы.

— Почему?

— Выключайте! — сердито повторил Любомиров.

Мотор электростанции замолк. На лесосеке перестали падать деревья.

— Алексей Иванович, удовольствие беседовать с этой милой женщиной я предоставляю вам. Ее речами я сыт по горло. — Любомиров прогрохотал сапогами по эстакаде, пересек склад, сел в кабину мотовоза. Сцеп с древесиной потянулся за мотовозом, и вскоре хвост его скрылся за лесом.

Баженов испытывал двойственное чувство по отношению к Анастасии Васильевне: раздражение — сорвали план заготовок, и уважение — она добилась-таки своего. Сколько в ней упорства и веры в правоту своего дела. Вот она идет широким, энергичным шагом, а за ней — ее маленький отряд. Сколько хорошего волнения в их сердцах в эти минуты! Как недобро она усмехнулась, прищурив глаза, когда он сказал, что рад за лесничество.

Рабочие, узнав в чем дело, сгрудились у эстакады, подняли ропот: не работа, а игра в бирюльки. Лесничество виновато, ставит палки в колеса. Дядя Саша обиделся за свое лесничество.

— Палки в колеса вы нам ставите. Лес-то защитный, мы его бережем, а вы под корень! Мешаете нам работать!

— Мы мешаем? — угрюмо проговорил Иван, помощник Тойво. — Неправда твоя, дядько! Мы в ваши дела нос не суем, а вы каждый наш шаг под контроль взяли. «Не так пилите, не так трелюете, не там волок протянули». Надоели вы нам. Очи наши на вас не глядели б! Из-за вас простой. Заработок теряем.

— Иван, ты — личность несознательная, всяк скажет. Мало мы вашего брата учим! Мало штрафуем за лесонарушения. Вот!

— Дядя Саша! — тихо, но строго сказала Анастасия Васильевна. — Прекратите, пожалуйста!

— А нам с ними детей не крестить! — не унимался лесник. — Полезли на заповедник и еще бранятся. Закатить бы им штрафу тысяч на сто, век бы помнили!

— Какой прыткий, а? — рассмеялся Куренков. — Почему ты не директор лесхоза? Строгость, усы подходящие…

Шутка мастера вызвала улыбку на хмурые лица рабочих. Анастасия Васильевна подошла к краю настила, над которым черными веревками повисли на стойках кабели электростанции.

— Товарищи! — прозвучал ее голос. — Оставим взаимные обиды. Не в них дело. Посмотрите на озеро.

Головы рабочих невольно повернулись в ту сторону, куда показывала лесничая. Озеро лежало тихое, как полная синяя чаша. Зеленое кольцо вокруг него было изуродовано вырубками. Только на том берегу, куда не успели добраться пилы, синела мощная стена зубчатого бора.

— Зеленое кольцо, товарищи, ни в коем случае нельзя было трогать. Лес предохранял озеро от обмеления и высыхания. Озеро питает нашу Северянку, а Северянка в горячую сплавную пору несет на себе целые флотилии древесины. Защитный лес обсеменял вырубки. Больно и обидно, что мы сами его попортили… — Анастасия Васильевна замолчала и отошла в сторонку.

Рабочие молчали. Пожилой раскряжевщик, сидевший на чурбаке, поднялся и подошел к Баженову:

— Алексей Иванович, объясни-ка ты нам…

Глаза рабочих устремились на главного инженера.

— Ну, что ж поделаешь, товарищи, — развел руками Баженов. — У всех бывают ошибки.

— Лесу, что ли, мало? — пожал плечами раскряжевщик. — Пошто рушить, коли защитный? Не дело. Мы-то понимаем. Наше…

Рабочие зашумели, послышались отдельные голоса.

— Время теряем!

— Лесники — народ прижимистый.

— Нет, лесники правильно за свое стоят!

— Досада какая! План срываем.

— Такую ошибку не поправить. Лес-то свалили?

— Хорошо, еще не весь под корень!

Анастасия Васильевна, дядя Саша, объездчик жадно прислушивались к голосам рабочих. Нет, духом падать нельзя. Среди лесозаготовителей много друзей леса…

Баженов распорядился закончить распиловку хлыстов, погрузить древесину, привести в порядок вырубки.

Лесоводы осматривали поле боя, где они потерпели еще одно поражение. От множества пней, усеявших вырубку, рябило в глазах. Люди жалели, что телеграмма не пришла на день раньше. Но, все-таки, половина леса осталась жить. Рукавишников обрадованно говорил, показывая третий квартал:

— У Куренкова совесть заговорила. Любомиров велел оставить один третий, — я просил, партизанская землянка там, — а Кузьмич нам и четвертого добрую половину подарил. Гляди те-ка, стоит сосняк да ельничек целехонек! Спасибо мастеру!

Восточную часть озера прикрывал такой роскошный лес, что у лесоводов дух захватило. А могло бы случиться, что скосили бы…

— А седьмой и восьмой, посмотрите-ка, тоже не успели. Мой обход. — Дядя Саша почти с нежностью смотрел на синевший вдали лес.

Анастасия Васильевна склонилась над журчащей струйкой родничка. Живая влага била ключом из сердца земли. Родничок блистал в траве и пел свою незатейливую песенку, тихую, радостную, как трель жаворонка в поднебесье.

— Живешь, — ласково сказал дядя Саша и, припав к родничку, попил прохладной воды. — Лесок над тобой шумит, солнышко тебя не высушит. А водица, что слеза. — С большой рабочей ладони лесника падали кристально прозрачные капли.

— Из таких лесных родников рождаются наши северные реки, — сказала Анастасия Васильевна. — Но будем работать. Остатки кольца спасены.

Лесоводы вернулись на вырубку.

Между тем Кованен закончил беседу с рабочими депо и вернулся в контору. Вызывала междугородняя. Кованен с волнением сжимал в руках трубку, слушал далекий гул проводов, шорохи, писк зуммера. Он повторял терпеливо и настойчиво, как в былые фронтовые дни: «Слушаю, слушаю… Говорите, Хирвилахти слушает…» Наконец, до его слуха донесся приглушенный расстоянием знакомый голос. Кованен закричал: «Да, да, я слушаю вас, Леонид Яковлевич!» Кованен слушал. Строгое лицо его вдруг осветила улыбка, гибкие брови приподнялись, глаза заблестели, голос зазвучал по-юношески звонко. «Да, да! Конечно, знаю. Ковригин. Понимаю… Тоже и в Совете Министров?» Кованен кивал головой, поддакивал, будто секретарь райкома говорил с ним с глазу на глаз, а не за десятки километров от поселка. «Пока здесь дело решалось, пришла телеграмма от твоих лесников. Ты меня слышишь?» Кованен подтвердил, что слышит он великолепно. «Напористый народ в вашем лесничестве! — весело сказал секретарь. — Совет Министров послал распоряжение Любомирову «прекратить», копию — лесничеству. Выясни. Я подожду у трубки».

Кованен бросился в приемную. Его стремительная походка, разгоряченное лицо и нетерпение в голосе крайне удивили Стрельцову.

— Да, Павел Антонович, телеграмма из Петрозаводска была. — Я ее отправила в лес. Такая неприятность! Подумать только, из-за лесничей…

Кованен не стал слушать и почти бегом пустился по коридору, опасаясь, как бы междугородняя не разъединила.

Кованен ждал в диспетчерской, когда со склада придет порожняк и отправится на Святозеро. Диспетчер узкоколейной железной дороги — женщина лет тридцати с тонкими чертами лица сидела в своей дежурке, украшенной букетами лесных цветов и ветками серебристой хвои. Диспетчер была явно расстроена.

— Как же так, Павел Антонович? Расписание дороги составили на полный день, а теперь весь наш график нарушился? Наш участок в заготовках самый важный и трудный. С кого больше всех требуют? С нас. Мы срываем вывозку, мы недодаем древесину. Мы не умеем работать без заминки, ритмично. Ну, как же так получилось, а? — Диспетчер сокрушенно покачала головой с аккуратно уложенными завитками волос.