Моя бывшая жена

Глава 45

Кирилл

Я положил автомат. Мне бы Машку с траектории пули убрать. Ей рисковать не могу. Умаров пистолет навел, я выхватил второй из-за спины, но Машка. Маша! Секунда и она упала на пол. Умаров следом.

– Маша. Машка! – рванул белую блузку. Бляяядь! Сколько крови. Фонтаном бьет.

– Мне больно… – синими губами прошептала. А в глазах такое обреченное спокойствие. Нет, девочка моя, ты не умрешь. Не умрешь. Я не позволю. И не только я!

– Кир, мы зачистили… – услышал Илью в наушнике.

– Вызывай Бельского со скорой. Маша…

– Понял.

Да, я привлек к операции и его. У нас тут самодеятельность, несанкционированный захват. Никто не знал, что найдем и чем дело кончится. Абрамов мог и наврать. Хотя после нашего откровенного и очень жестокого разговора, я ему поверил. Бельскому позвонил, потому что нужен был врач и скорая. Я же говорил, что ради Машки пойду за руку даже с ее новым мужиком.

И я не прогадал. Он любил ее. По глазам видел. Тоже страдание, что я испытывал, отражалось на его лице. Только он спасал ее, а я погубил. Это Бельский реанимировал ее. Это его холодный рассудок и четкие отработанные действия позволили довести Машу до больницы.

В Склифосовского сразу повезли в операционную. Нам осталось только ждать. И молиться. И мы ждали. Разошлись по разные стороны и не отходили от дверей, где должно, просто обязано произойти чудо!

Мне звонила теща, которую срочно вместе с тестем и Пашей вывезли из Москвы. Они не понимали и волновались, а я не мог набраться смелости и рассказать правду. Я и сам ее не знал. Три часа никто не выходил из операционной. Три часа страха. Три часа боли. Три часа ожидания.

Двери открылись: вышел оперировавший хирург. Я вскочил. Бельский оторвался от окна. Мы одновременно бросились к врачу.

– Кто отвечает за пациентку?

– Я.

Мы с Бельским произнесли это одновременно. Посмотрели друг на друга неприязненно, но здесь не место для выяснения отношений.

– Вов, как она? – Бельский знал хирурга. Тот молчал, и я сжал кулаки. Нет. Ну нет же!

– Крайне тяжелое состояние. Большая кровопотеря. Пуля раздробила ребра и пробила легкое. Операция прошла неплохо, но пациентка не может сама дышать. Ее подключили к ИВЛ и погрузили в искусственную кому.

– Кому? – переспросил я. – Но зачем?

– Организм не справляется. Она может умереть. Мы выбирали плохое из худшего.

– Прогноз? – хрипло уточнил Бельский.

– Молодая женщина, у которой нет хронических заболеваний… – и перевел взгляд на меня.

– Нет.

– Шансы есть. Но многое зависит от нее самой.

– Ее можно увидеть? – спросил я.

– Нет, пациентка в реанимации. Возможно, завтра.

Бельский знал, поэтому молча отошел и сел на лавочку из стульев.

– Мы вызвали полицию. Больница обязана сообщать о насильственных пациентах.

Я достал удостоверение. Хирург только кивнул. С полицией решали Илья со Стасом. Но мне все равно нужно будет поехать и написать рапорт об операции. Мы закрыли дело. Абрамова ждет суд. ОПГ Умарова, как и его самого, больше нет. По головке, естественно, не погладят за такое самоуправство, но мне похер. Меня, кроме Маши, ничего не волновало. И сын. Конечно, сын. Как сказать ему, что не уберег? Что Маша в больнице? Что мама спит, и никто не знает, проснется ли? Я ведь обещал им обоим, что все будет хорошо.

– Идите домой, – услышал хирурга. – Оба. Сегодня уже ничего не изменится.

Бельский сидел, обхватив голову руками. Мы оба по факту официально были для Маши никем. Я не имел права требовать от него уйти и не приходить. Он аналогично. Этот выбор могла сделать только она. И я бы все отдал, чтобы Маша указала мне на дверь лично. Просто, чтобы услышать ее голос.

Я ушел. Не стал качать права и требовать, чтобы Бельский сделал то же самое. Прогресс для меня. Сегодняшний день на многое заставил смотреть иначе.

Приехал домой, но места не находил для себя еще пуще, чем по первой – когда Маша с сыном ушла. Отовсюду невидимые голоса шептали: потерял, все потерял. Совсем неважно было, кто прав, кто виноват. Все решаемо, кроме предательства. Если бы с Мариной не закрутил, шанс был бы: пусть мизерный, пусть неизвестно, к чему приведший, но мы бы попробовали. Моя самоуверенность сыграла злую шутку. Я привык управлять и подчинять, позабыв, что с тонкой природой любви, нельзя так грубо. За то и поплатился. Все решаемо, кроме предательства и смерти…

Я прошелся по дому, который любил с момента закладки первого камня. Мебель, которую выбирали с женой. Атмосферу прочувствовать старался, ту самую, что дом домом делала. Ту, что рождалась в семье, иногда в муках, но без этого никак. В мире нет ничего совершенного и идеального, да и не нужно оно такое. Мне уж точно.

– Да, – ответил, прикрывая глаза. Теща. Я не знал, как им сказать… – Анна Васильевна, как Паша?

– С Павликом все хорошо. Осваивается. Кирилл, Маша где? Я целый день звоню, она недоступна. Что происходит?

Да, материнское сердце не обманешь.

– Анна Васильевна, уже можно в город возвращаться. Опасности больше нет. А Маша… Давайте не по телефону.

– Кирилл! Быстро отвечай, где моя дочь! – потребовала жестко. Я понял, что если смолчу, хуже сделаю. Но и правда должна быть аккуратной.

– Маша в больнице, Анна Васильевна.

– Как в больнице? Почему? Что с моей девочкой?

– Потому что Маша самый храбрый и самоотверженный человек на Земле, – произнес хрипло. – Она меня спасла, Анна Васильевна. Это я должен был ее защищать, а вышло… – я зажмурился, с силой, глазам больно. Чтобы не слышать удушливых рыданий на другом конце трубки, чтобы скрыть свои, такие же хриплые и болезненные.

Это была самая сложная неделя в моей жизни. Я каждый день ждал, что Маша откроет глаза. Не мог работать нормально, хотя должен был проконтролировать, чтобы дело до суда дошло в полном боевом комплекте. Абрамов пел так, что закачаешься! Всех сдал. Пара высших чинов крышевать наркобизнес собралась. Антону обещали мою должность. Также он признал, что причастен к смерть своей жены. Подозрение от себя отвести хотел, но не думал, что так выйдет, напугать хотел. Интересно, а как думал? Дурака включил. Мы с Ильей слышали, как велел ей в машину сесть. За свое Абрамов ответит. По полной. Убить бы его, да в тюрьме больше мучений будет. В его случае смерть от пули – подарок. Девочку его правда жалко: лишилась и мамы, и папы, но родители Марины объявились, забрали внучку. Уже лучше, чем детский дом.

Каждый вечер приезжал к Маше в больницу. И не только я. Мы не договаривались с Бельским, но как-то так вышло, что сменяли друг друга у ее постели. Она в принципе не была одна. Анна Васильевна дежурила с утра, подруги приходили, а палата стала похожа на цветочную поляну. Весной Маша любила тюльпаны. Ей понравится. Она проснется и будет рада.

Врачи начали выводить ее из медикаментозной комы, но пока в себя не пришла. Мне говорили о рисках и осложнениях, но я надеялся на молодость и здоровье Маши. Синяки и ссадины еще не сошли, но они совершенно не портили ее изящной красоты. Спящая красавица.

Я сжал прохладную ладонь. Когда смотрел на нее, такую тихую и молчаливую, не мог мыслить оптимистично. На меня давило ужасное чувство дежа вю. Когда маму терял, было нестерпимо больно. Сейчас – дыра в сердце. Я не могу потерять Машку. Она должна быть. Даже если не со мной, но жить. Любое ее решение приму, главное, чтобы не бросала одного на Земле. Чтобы Паша без матери не остался. Он когда увидел ее такой… Да, у них особая связь. Мать и сын. Никто не смог ее заменить. Ни любимые баба с дедом, ни второй дед, ни я.

– Пап? – неожиданно услышал. Паша с дедом приехали. Я украдкой вытер мокрые глаза и улыбнулся.

– Ты как здесь? – и на папу посмотрел.

– Маму захотел поцеловать, – пояснил отец. Поначалу Паша постоянно плакал, но он поверил мне, что мама выздоровеет. Что проснется. Маша уже дышала сама, только в себя не приходила. Сын вспомнил сказку о спящей красавице: он каждый день целовал Машу в щеку, будил. Вот и сейчас на стул забрался, оперся о койку и дотронулся губами до скулы.

– Не вышло, – повернулся ко мне с дрожавшим подбородком.

– Иди сюда, – прижал к себе крепко. – Завтра еще раз попробуешь.

Паша уткнулся мне в плечо, громко шмыгая носом. Так мы жалели друг друга, нам обоим очень плохо без нее.

– Кирилл… – голос отца был настороженным, но в нем была надежда. – Маша… Она рукой пошевелила!

Я поставил сына на пол и к ней бросился. У Машки дрожали ресницы. Она не сразу сумела открыть глаза.

– Мама! – Пашка попытался обнять ее, дотянуться до матери. Она с заметным усилием взгляд сфокусировала. Слаба была, очень. Я нажал на кнопку вызова врача.

– Все на выход! – нас выпроводили тут же. Но теперь у нас была надежда. Реальная!

Через три дня я вышел из здания больницы, нашел место для курения, глубоко затянулся. Маша постепенно приходила в себя. До полного выздоровления еще далеко, но динамика положительная.

Уже потеплело, так по-весеннему. Почки набухли, готовые взорваться молодыми листьями. Весна встречала самую прекрасную женщину… Не мою, правда. Я заметил на одной из лавочек, среди прогуливавшихся пациентов, Бельского. Подошел, естественно.

– Что делать будем? – спросил ровно. Доктор только покосился на меня.

– У тебя есть какие-то предложения?

– Я люблю Машу, – признался.

– Я тоже люблю Машу, – хмыкнул в ответ Бельский. – Вопрос не в нас, а в том, кого любит она.

Да, это самое главное. Мы помолчали пару минут. Я докурил.

– Пусть сама решит. Я приму любое ее решение, – и сделал то, чего сам от себя не ожидал – протянул руку ненавистному сопернику. Бельский удивился, но, поколебавшись, пожал. Теперь нашу судьбу решит Машка…