Моя бывшая жена

Глава 24

Маша

Я стояла у окна и с высоты наблюдала за Кириллом. Конечно, я не собиралась спускаться, но и просто лечь спать не могла. Тем более когда заметила, как он покачнулся. За шесть лет брака плюс полгода нашего романа ни разу не видела его пьяным! Алкоголь мог взбодрить или напротив утомить Кира, но чтобы он перестал себя контролировать. Чтобы потерял ориентацию и инстинкт самосохранения – такого не было. И за руль выпившим он категорически не садился.

– Соня, привет. Прости, что поздно. Илья дома?

– Дома. Спит пьяный. А что случилось?

– У меня под окнами Кирилл. Тоже не совсем в норме. Он на машине…

– Так вместе пили, Маш. Субботин его домой привез и, видимо, к тебе поехал.

– Понятно, – вздохнула я. – Спи, дорогая. Разберусь.

– Завтра позвони, ладно?

– Обязательно.

Я открыла мессенджер и нашла контакт Вяземского. Илья и Стас друзья, которым можно доверять на сто процентов. Я не могла допустить, чтобы Субботин попал в аварию или сбил кого-то. Во-втором случае сам себя живьем закопает. А в первом… Об этом даже думать нельзя.

Контакт Стаса был в сети, поэтому я позвонила через ватсап:

– Стас, привет, не разбудила?

– Неа, сижу, работаю. Случилось что-то?

– Под моими окнами Кирилл. Он выпил и собирается ехать на машине. Я волнуюсь.

– Понял. Давай адрес.

– Высотка на Садовой-Спасской.

– Буду минут через двадцать. Смотри, чтобы не уехал сам.

Я вздохнула. Как мне его удержать отсюда? Его сообщение нервно смахнула и, позвонив, бросила короткое: спускаюсь. Надела штаны и толстовку, сверху куртку с капюшоном – промозглый дождь накрапывал с вечера.

– Садись в машину, холодно, – Кирилл даже открыл для меня дверь.

– Я не хочу, – спрятала руки в карманы и остановилась в метре от него. – Что ты делаешь? – спросила, обреченно осматривая его. Конечно, он не был пьян, как тот же Илья сейчас, но реакции не такие острые и внимание рассеянное. По глазам видно.

– К тебе приехал, – шагнул ближе.

– Я не об этом! Кирилл, что ты творишь? А если бы случилось что-то!

Он тут же изменился в лице. Жестче стал. Понял, о чем я.

– Не надо, Маша.

– А если бы… – покачала головой. – Ты бы себя не простил. – Я ступала на очень хрупкий лед, эта тема больная для Субботина, но я хотела, чтобы этого больше не повторялось. Да, я беспокоилась! Не чужие ведь!

– Замолчи, Машка! У меня все под контролем!

– Ни черта у тебя не под контролем! Ни черта! Сначала мне, теперь принципам изменяешь!

– Замолчи! – он обхватил мое лицо сильными руками и впился в губы. Я молотила кулаками по мощной спине, ногтями впивалась в мокрую от дождя шею, царапала и отбивалась. Внутри поднималась буря протеста, ярости и злости. И чего-то еще. Чему нельзя давать выхода. Иначе я сломаюсь. Этот мужчина слишком долго был для меня единственным и необходимым. Никогда, с первой встречи с Кириллом, даже не думала о других, не мечтала, не фантазировала. Только он. Отвечать на его страсть – стало рефлексом, как у собаки, мать его, Павлова. Но я не животное! Не дрессированная собачонка!

Я, что есть мочи, оттолкнула его и врезала по лицу.

– Какая резкая ты стала, – довольно улыбнулся Кирилл. Меня ослепили фары приблизившейся машины. Она остановилась рядом.

– Стас приехал, – бросила и побежала к подъезду.

Дома разделась и забралась на кровать, с головой укрылась одеялом. Не нужно было выходить к нему. У нас с Субботиным категорически не получался нормальный диалог. Мы либо вместе, либо плохо. По-другому никак.

Утром я отвела сына в садик и попрощалась до воскресенья. Вечером его Кирилл заберет, а у меня сегодня ночное дежурство. Я сама вызвалась. Беспокоилась о пациентке. Мне отчего-то было особенно важно, чтобы Полякова родила максимально в срок и без серьезных осложнений: и для нее, и для детей. Я волновалась за каждую роженицу, еще не нарастила броню, которая спасала от сильных переживаний, но не лишала эмпатии. Но было еще кое-что: я хотела, чтобы Бельский мной гордился. Это важно для меня. И я отдавала отчет, что это не только желание получить признание от человека, которым восхищаешься, как профессионалом. Александр Дмитриевич был мужчиной, и я остро это чувствовала. Совершенно иррационально для меня. Характер не подарок, достаточно циничен и в чем-то безжалостен, особенно к непрофессионализму и глупости. Женат. Полный набор, чтобы даже в сторону его не смотреть, и я упорно отворачивалась. Кроме работы, саркастичных замечаний и ироничных шуточек, между нами ничего. Но порой шальные мысли посещали. Ночью. Одиночество как женщины давало о себе знать… Или я замещала образ одного мужчины другим? Бельский единственный в моем окружении, кто по энергетике мог соперничать с Субботиным.

В десять вечера, после обхода патологии, я собиралась выпить чая и вздремнуть в ординаторской. За день вымоталась, но в отделении порядок, это было приятно. А еще мне Паша звонил со своего телефона. Показывал пиратский галеон, который они наконец дособирали. Он был очень доволен и горд. Я очень злилась на Кирилла из-за его непрошибаемой уверенности, что если загнать меня в угол, то я станцую для него любой танец, но то, что он старается найти общий язык с нашим сыном, очень радовало. Мне Паша много рассказывал, не все всегда шло гладко, но выходные с отцом ждал. У них даже свои секретики появились. К примеру, утром в понедельник у меня на столике возле кровати всегда стоял маленький букетик цветов. Как Паша их приносил и где прятал – молчал. Я очень боялась, что Кирилл станет манипулировать детским желанием жить вместе и с мамой, и с папой, но Паша об этом не говорил. Значит, хотя бы в этом плане, Субботин играл честно. Еще бы в суд пришел, когда окончить срок нашего так называемого примирения…

– Ой, больно… – услышала из уборной. Потом показалась полусогнутая Полякова.

– Светлана, вы что же не позвали санитарку? – я подхватила ее под руку. – У вас туалет в палате, зачем сюда?

– Устала лежать, Мария Сергеевна. Потом в туалет захотелось. Так больно живот тянет…

– Валя, Надя помогите! – крикнула болтавшим на посту медсестрам. Мы вместе довели Полякову до палаты. Я достала стетоскоп. Ой-ой, плохи дела.

– Отслойка плаценты, – констатировала обеспокоенно. – Скажите дежурному, что нужно готовить операционную. Анестезиолог и неонатологи пусть собираются.

– Уже? – испуганно спросила Светлана. Я успокаивающе погладила ее по руке.

– Пора. Не волнуйтесь.

– А Александр Дмитриевич? Я без него не хочу! Мне страшно…

– Я позвоню ему, – и схватилась за телефон. Бельский велел звонить в любое время. – Александр Дмитриевич, простите, что внеурочное время…

– Быстрее, доктор Маша.

– У Поляковой отслойка плаценты. Готовим операционную. На дежурстве Красноперов, но Светлана о вас спрашивает.

– Готовьтесь, я выезжаю. Обязательно должен дежурить кардиолог на операции. Обязательно, Маша.

– Поняла, все сделаю.

Операция началась через полчаса. Не было времени ставить региональный блок, поэтому проводили под общим наркозом. Бельский взял меня ассистировать ему. Это моя вторая операция с начала работы, но если судить по сложности и уровню волнения – давно такого не было. Полякова была в тяжелом состоянии.

– Разрезаю, – произнес Бельский и сделал вертикальный надрез. Нам нужно было максимально быстро извлечь детей, совсем не до эстетики. Бельский достал первого и передал неонатологу. Ребенок издал слабый писк.

– Девочка. Два пятьсот. Пятерка по Апгар, – услышала я. Бельский как раз достал второго малыша. Маленького, синюшного, тихого.

– Мальчик. Один и девять, – больше ничего.

– Боря, давление? – резко бросил Бельский.

– Высокое: 160 на 120.

Я обернулась к неонатологу и увидела, как он делает массаж сердца двумя пальцами и хмурится:

– Давай, боец, дыши. Давай!

В Бельского брызнула струя крови. Черт. Я вытерла ему лоб и возле носа и только сказала:

– Александр Дмитриевич…

– Не вижу, где кровит. Маша, – я подсушила тампонами полость. Большая кровопотеря… Мы все это видели, но анестезиолог Борис был самым красноречивым:

– Саша, бля, у нее четверо детей. Уже вырезал бы матку и шей, иначе потеряем ее!

Трое. Мальчик не подавал признаков жизни.

– Боря, своим делом занимайся! – сквозь зубы ответил. – Вижу. Маша зажим.

Кровотечение прекратилось. Бельский стабилизировал ее, шумно выдохнул и мне бросил:

– Заканчивай.

Он стоял рядом, когда я шила его пациентку. И я улыбалась, хоть под маской этого не было видно. Мальчик начал дышать. Детей увезли в реанимацию новорожденных. Девочка стабильна. У мальчика есть шансы. Они должны выжить! Все трое слишком упорно боролись за жизнь, чтобы сдаться!

Я плеснула водой в лицо, смывая остатки косметики и липкий пот с висков. Руки до сих пор дрожали. Адреналин схлынул, оставив усталость и какое-то странное оцепенение.

Зайди в мой кабинет

Получила сообщение от Александра Дмитриевича. Я и не думала игнорировать, но шла на ватных ногах.

– Можно? – открыла дверь.

– Конечно, можно. Я ж тебя звал, – раздраженно махнул рукой. – Садись.

Я опустилась в кресло у окна.

– Ты как?

– Не знаю. В голове туман, – устало ответила и стянула резинку с волос, тряхнула ими и прикрыла на мгновение глаза. Они горели, словно в лихорадке. – Спасибо за доверие. Для меня это важно, Александр Дмитриевич.

– Думаю, теперь мы можем перейти на ты, доктор Маша, – он достал из шкафа бокал и бутылку виски. И еще сигареты.

– Хорошо, доктор Саша. – Бельский налил себе и подошел к окну, распахнул и прикурил. – Разве ты куришь?

– Редко, – бросил, не поворачиваясь. – Иногда помогает.

Я посмотрела на пачку «Парламента» и тоже взяла сигарету. Я пробовала, но ничего особенного для себя не нашла. А вот Кирилл курил. Дома никогда, хоть я и не душнила относительно пагубности этой привычки. Подошла к окну и взяла зажигалку. Чиркнула и затянулась. Закашлялась сразу. Саша хмыкнул и перехватил мою руку, вынул из пальцев сигарету и затушил.

– Тебе это не нужно, Маша.

Я посмотрела на его виски и кивком попросила попробовать. Саша промолчал. Я сделала глоток и прикрыла глаза. Он снова разжал мои пальцы и сам поднес бокал к губам. Выпил залпом.

– И это тебе не нужно, – затушил окурок, глядя мне в глаза. Я не отворачивалась, хотя чувствовала, что в этом взгляде гораздо больше, чем мы оба могли позволить.

– Маша… – Бельский с какой-то обреченностью прошептал мое имя и притянул к себе. Едва коснулся губ, как я оттолкнула его.

– Это мне тоже не нужно, – покачала головой и отошла от окна.

– Я тебя понял, Маша.

Он порывисто взлохматил волосы и прошел к столу. Оперся руками о крышку и на меня тяжелым взглядом посмотрел.

– Десять лет, Маш, – проговорил медленно. – Это нужно мне.

Я не успела среагировать, как была прижата к крепкой груди с запахом цитрусов и анестетика. Он настойчиво раздвинул языком губы и жадно терзал их. Я пыталась отстраниться, но я устала, выдохлась бороться. И я ответила. Позволила себе мгновение слабости перед следующим рывком. Но он не понадобился – Бельский первый разорвал поцелуй. Снова к окну отошел, спрятав руки в карманы.