Ива, Антония или Вероника

Напевая, я налила «Бейлиз» в рюмочку из зелёного стекла с золотой гравировкой, распаковала пиццу и невольно скривилась. С ветчиной и грибами! Терпеть не могу это простонародное сочетание. И всё же пицца ещё пылала жаром, а когда я отщипнула кусочек, тот аппетитно хрустнул румяной корочкой. Стряхнув ветчину, я проглотила тающий во рту уголок, запив его холодной «Фантой».

Потом хлебнула Бейлиз и куснула мандарин.

Внезапно в окне мелькнула чья-то пугливая тень – тёмная и быстрая.

На мгновение я замерла с бокалом «Фанты» у рта, затем медленно отставила его на угол столика, встала и осторожно приблизилась к краю длинной ярко-пурпурной шторы.

Одним глазом выглянула на улицу, лихорадочно припоминая, попросила ли Антона Холодова уходя закрыть калитку.

Нет.

Холодок пробежал по венам, по оголённым нервам, шелохнул замершее сердце, и оно забегало вперёд-назад, колотясь под рёбрами.

Почти не дыша, я высунулась из-за шторы и посмотрела на улицу.

В свете фонаря вихрилась и завывала метель. А из глубины сада прямо к моему окну вела явственная дорожка следов.

Это курьер, что ли, тут бродит?!

Я рывком бросилась в холл, по пути выплюнув кусок пиццы прямо на пол, распахнула шкаф и выхватила ярко-зелёную дачную куртку Яны. Она намного легче моей шубы, вдруг курьер окажется маньяком и придётся от него удирать…

Под вешалками с одеждой для дома и сада лежали вповалку старая обувь и садовые инструменты. Вытащив разношенные Янины унты, я неожиданно зацепила что-то тяжёлое. Сунула руку поглубже, ухватила прочную рукоять – и в глубине шкафа остро отточенным лезвием сверкнул топор. Пригодится, пожалуй!

Наполнившись решимостью, я с топором в руке вышла из дома, и меня чуть не снесло беснующейся вьюгой. Снежный вихрь с озверелой силой ударил в лицо. Заслонившись от колючих ударов обеими руками и стараясь удержаться на ногах в широких унтах, я медленно начала обход вдоль сада, останавливаясь и прислушиваясь через каждые несколько шагов.

Ветер со свистом рассекал воздух, стараясь сбить с волос полотенце.

Расчищенная дорожка кончилась, и пришлось, посомневавшись пару секунд, залезть в сугроб, чтобы пройти дальше. Наконец кое-как, увязая в снегу и чертыхаясь, я подошла к окну, убедившись, что чьи-то свежие следы мне не померещились, они и впрямь существуют, причём ведут почему-то через сад к задней калитке.

Но признака человека нигде не обнаружилось.

Ни тени, ни силуэта. Ни звука.

Я в раздумье отошла к фонарю, пытаясь уговорить себя, что это глупый курьер бродил по саду и заглядывал в окна.

В соседнем особняке неожиданно включился свет. Кто-то стоял у окна второго этажа и напряжённо вглядывался в мою сторону. Я уловила смутную фигуру женщины в чем-то блёкло-голубом и неподвижное пятно её лица. Черт не разглядеть, далеко, метров сто, а то и больше. Наконец она задёрнула шторы.

Смутный приступ тошноты прервал мои блуждания. Ноги вдруг стали ватными, дорожка следов расплылась, превратилась сразу в три, на лбу внезапно выступил жаркий пот.

Я оторвалась от фонаря и быстро, насколько это было возможно, двинулась обратно, выныривая унтами из наметённых сугробов, чувствуя, что дыхания начинает не хватать, а образ особняка ускользает из поля зрения, и всё застилает белая мгла. Она нещадно хлестнула меня по глазам, пронзительный ветер наконец сорвал с головы чалму, и мокрые волосы выпрыгнули наружу и расплескались по плечам. Полотенце, как в сказке про Мойдодыра, ускакало от меня по валикам сугробов, и мне пришлось погоняться за ним, пока оно наконец не улеглось на снегу. Подобрав его, устало распластавшееся и растянувшее в стороны все четыре угла, я утупилась вниз и в панике ещё быстрее засеменила ногами в направлении центрального входа.

Какое-то время передо мной маячило нескончаемое снежное покрывало, которое я прорубала подошвами унт. Фонарь раздвоился, и обе его части принялись стремительно раскачиваться, как качели. Был момент, когда показалось, что они сейчас вырвутся из земли и огромными столбами полетят мне в голову. С криком, который на выходе почему-то обернулся глухим стоном, я неуклюже попыталась увернуться от взлетающих к небу фонарей, и тут нос сапога врезался в ступеньку порога.

Не помню, как я открыла дверь, как вошла. Следующее воспоминание начинается гораздо позже…