Ива, Антония или Вероника

Глава тридцать шестая

Под утро приснился волшебный сон. Вместо спящей в серой мгле деревни передо мной расстилалось сияющее радужным семицветьем летнее море и пустынный берег, залитый раскалённым добела южным солнцем. Я, в шортах и майке, забрав волосы в густой хвост, весело бежала по каменистому пляжу. Время от времени я наклонялась, подбирала камушки и, озорно смеясь, швыряла их далеко в воду, а вода подбрасывала их и кидала обратно в руки. Барашки волн ласкали мои гладкие щиколотки, и я не чувствовала одиночества и тоски – наоборот, тихое спокойствие легло на душу, и тишина не рвала её, не ранила, а лечила. Неожиданно белый шар солнца начал стремительно выцветать, а потом вдруг быстро покатился по небу и наконец рухнул в воду, разбросав во все стороны чёрные брызги. Тут же налетел ледяной ветер, море воинственно зашипело и ощерилось вставшими на дыбы волнами. Я побежала по берегу и наткнулась на спрятанное от глаз небольшое ущелье. Оно казалось спасением, но, зайдя слишком далеко в глубину, я не смогла выбраться и с ужасом поняла, что заблудилась. Долго бродила по тёмному лабиринту, ища просвет и путь. Очень захотела пить.

Так я брела и брела по мрачным переходам, и вдруг откуда-то плеснуло светом, и впереди появился силуэт Дмитрия. Он стоял в ярком солнечном круге, а прямо за ним слепил глаза выход из ущелья. Он подошёл ко мне, взял мою ладонь в свою крепкую руку и вывел из чёрного лабиринта к спокойному морю, лениво пластавшему волны под солнцем. Я чувствовала рядом его тепло, его лицо было совсем близко, глаза лучились любовью, а губы наконец произнесли моё настоящее имя:

– Флора… Я всегда знал, что ты Флора! Я всегда любил тебя.

– А я – тебя! – окунаясь в просторы его глаз, купаясь в их аквамариновом свете, призналась я впервые в жизни и… проснулась.

В доме было прохладно, как в сердце Дмитрия Хамзина, но растапливать печь я не стала, потому что не хотела терять ни минуты.

Наскоро позавтракав, я завела «шевроле» и отправилась к Веронике. Но по дороге меня неожиданно накрыли тяжёлые мысли. Въехав через полтора часа в убелённый зимой Старицк, я переменила решение и свернула в переулок Детский, а за ним – на Лирическую улицу, к Зое Лавровской.

Я невольно представила тот ужас, что испытывает сейчас пожилая сестра убитого Андрея. Я ведь приходила к ней, слушала её исповедь, она угощала меня пирожками, делилась сокровенным. В тот вечер мы были так близки, охвачены одним чувством, одной горестной эмоцией, наши души сроднились и сплелись за её гостеприимным столом – и вдруг как гром среди ясного неба грянул свидетель, утверждающий, что это я была в Щепнёве, причём сознательно выдавала себя за Яну! Моё жестокое коварство могло потрясти чувствительную Зою, а с её давлением и теми испытаниями, что она недавно пережила, и до инфаркта недалеко…

Вслед за сенсационным разоблачением Антона Холодова, я была уверена, «посыпались» и показания других свидетелей – наверняка у соседки, торчащей в окне соседнего особняка, нашли зрение минус восемь, а папину клиентку отнесли к разряду тех куриц, которых раскрутить на что угодно было делом трёх секунд. Главное – говорить чётко и убедительно.

Объезжая сугробы и кочки, я представила себе её допрос:

– Скажите, пожалуйста, Елизавета Родионовна, вы уверены, что разговаривали именно с Яной? – нахмурив брови, вопрошает Мокроусов.

– Да-да, конечно, совершенно уверена! Абсолютно! – кудахчет Глухова, хлопая накрашенными ресницами.

– А почему вы настолько уверены в этом? – терпеливо задаёт Мокроусов следующий вопрос.

– Потому что она сказала, что она Яна! – Глупые глаза лезут на гладкий, отшлифованный моим папой лоб.

– Как часто вы беседуете с ней?

– Какое там часто… Я разговаривала с ней первый раз! С таким трудом достала домашний телефон Филиппа Андреевича… И позвонила только потому, что мои комки Биша…

– Значит, раньше вы никогда не слышали голоса Яны? – Мокроусов проявляет недюжинное терпение по отношению к бестолковой свидетельнице.

– Нет, конечно, раньше никогда! – восклицает та.

– Значит, вы не можете быть уверены, что это была именно Яна, а не какая-то другая девушка, – мягко переводит следователь беседу в нужное русло.

– Нет, ну какая другая? Она ведь представилась Яной! – упирается Глухова.

Терпение следователя кончается.

– Но ведь представиться Яной мог кто угодно. Вы согласны со мной?

– Конечно! Конечно, согласна! Кто угодно, да! – От удивления глаза едва не выпрыгивают из орбит. – Это что же получается?! – Она хмурится. – Это была не Яна?!

– Возможно, что и не Яна, а, например, одна из дочерей профессора Веденеева…

– Ну конечно… – прозревает свидетельница. – Вы имеете в виду Флору – ну ту, которая фотомодель? Конечно, как я сразу не догадалась…

– Я никого не имею в виду, – строго заключает Мокроусов. – Я констатирую факт, что, поскольку вы ни разу не слышали голоса Яны, то никак не могли опознать его по телефону.

– Конечно, не могла, – подтверждает вконец запутанная Елизавета Родионовна и удовлетворённо улыбается – вот какая она крутая! Вот как она помогла следствию! Теперь о ней напишут во всех газетах и расскажут в блоге Фёдора Смиренкова…

От досады я даже скрипнула зубами. А Зоя…

Захотелось объяснить, оправдаться… Она должна понять. В конце концов, не я же дочь её несчастного брата, а Ива! Мне незачем его убивать.

Я пересекла переулок Детский и въехала во двор Зои Лавровской. Попыталась вычислить её окно, как ласточкино гнездо среди таких же чёрных дырочек в глинистом обрыве. Разумеется, безуспешно – чёрных дыр, затянутых стёклами и обрамлённых в деревянные рамы, было так много, что не окинуть взглядом, не то что сосчитать, а тем более выискать нужную.

В домофон звонить не пришлось – удалось юркнуть в подъезд вслед за каким-то пацаном с ранцем больше него самого. Пацан, не обращая на меня внимания, затопал ботиночками с прилипшим снегом по лестнице, я же, проводив его взглядом, подошла к лифту.

На мой звонок Зоя открыла дверь, не спросив, кто там. Я едва узнала её – сгорбленная фигура, землистое лицо, скорбные складки у сжатого рта.

– Ты?! – вскрикнула она, увидев меня, и отшатнулась, как от привидения. – Я так и знала, что с такой, как ты, ушлой лисой, ничего не случится… Отъявленная дрянь, мерзавка!

Она попыталась захлопнуть дверь, но пропустила подходящий момент – и я уже нырнула под её локоть и оказалась в небольшом коридоре.

– Что тебе нужно?! Я вызову полицию! – крикнула она. – Убийца!

– Давайте поговорим, – произнесла я хрипло. – Если бы я была убийцей, я бы не пришла, верно?

Зоя будто остолбенела.

– Смотря что тебе нужно, – сказала она наконец. – Ну давай, заходи… Фотомандель, чтоб тебе провалиться. – И она нехотя впустила меня в квартиру.