Ива, Антония или Вероника

Глава тридцать пятая

– Как вы сказали? Антония Веденеева? – На меня с любопытством взирала девушка с круглым, как блин, конопатым лицом, восседавшая за стойкой регистрации отеля.

– Да, – повторила я, пряча губы под красный шарф. – Мне нужно знать, живёт ли в отеле Антония Веденеева.

Девушка, зевнув, включила компьютер, флегматично потыкала двумя пальцами.

– Нет, – произнесла через полминуты. – Такой гостьи в нашем отеле нет.

Разумеется, этого следовало ожидать. Тонька действительно во Франции.

– А можно узнать, останавливалась ли она раньше? – наклонив голову прямо к её лицу, спросила я. – Меня интересует двенадцатое и четырнадцатое января. А особенно семнадцатое.

Девица брезгливо отодвинулась.

– Мы не имеем права разглашать данные о наших гостях…

Я это предвидела, поэтому купюра в две тысячи рублей появилась перед её толстым веснушчатым носом почти мгновенно.

– Ну мне о-о-очень нужно…

Регистраторша спокойно сунула деньги в широкий карман кардигана и снова уткнулась в компьютер.

– Нет, двенадцатого января Антония Веденеева здесь не останавливалась, – известила она буднично секунд через пять.

– А раньше или позже?.. Вообще, меня интересует четырнадцатое и семнадцатое.

– Ни четырнадцатого, ни семнадцатого января её пребывание в нашем отеле не отмечено, – сообщила конопатая официальным тоном, изучив данные, любезно предоставленные компьютером.

– Ясно, – кивнула я. – А до этого?

Она замялась. Пришлось вынуть ещё тысячу.

Присоединив её к уже имеющимся двум, девушка начала снова листать страницы экрана.

– Да, – наконец поведала она. – Седьмого и двадцать пятого октября, девятого и шестнадцатого ноября. Это всё.

– Благодарю.

Регистраторша приспустила очки на переносицу и взглянула на меня очень внимательно, что поспособствовало моему быстрому исчезновению.

«Что ж, всё понятно, – рассуждала я, крутя баранку на трассе Старицк – Ярцево. – В октябре и ноябре Тони тайно приезжала сюда по каким-то никому не известным делам. А в январе останавливалась уже не в «Пурпурной звезде». А где? У Ивы? У Ники? Вряд ли. Скорее всего, у мужчины – того самого, с кем видел её Джерри».

Внезапно захотелось рассказать обо всём Дмитрию. Он человек посторонний, непредвзятый, может, он сможет разобраться во всей этой чертовщине?..

Возле заметённой снегом дачи я заметила его припаркованный джип. Услышав, что я подъехала, Дмитрий появился на пороге, без куртки и шапки, в одном только лёгком свитере – светлые волосы трепались на холодном ветру, – и странная болезненная волна прошла по моему телу.

– Привет! – крикнул он, улыбнувшись. – Я на минутку заскочил, уже уезжаю. – Он сделал шаг обратно в сени.

«Уже…» Разочарование шевельнулось в сердце, больно царапнуло острыми рыбьими чешуйками. Мне казалось, что он спросит, где я была, куда ездила в такой поздний час, почему вернулась затемно, но он ничего не спросил.

– Может, останешься на чашечку кофе? – не узнавая саму себя, крикнула я вдогонку.

Он на миг приостановился, но выражение лица нисколько не изменилось – в глазах не отразился интерес, не зажглась огненная страсть, не блеснули яркие искорки-вспышки.

– Как-нибудь в другой раз, Лер. Уже поздно. Доброй ночи, приятных снов, – произнёс Дмитрий с всё извиняющей улыбкой.

Он зашёл в дом и спустя минуту вышел уже одетый. Проходя мимо, на миг задержался возле меня и подмигнул.

– Всё будет хорошо.

Его близкое дыхание опьянило настолько, что я едва устояла на ногах. Тем временем Дмитрий забрался на водительское сиденье джипа и через несколько мгновений за ним взвилась белая снежная пыль.

Я осталась на месте, испытывая туманное чувство, что мир перевернулся вверх дном – я могла представить себе совершенно обратную картину: парень приглашает меня поужинать с ним, а я его холодно отшиваю. Но с Дмитрием всё происходило наоборот. Он был как неприступная скала, о которую разбивались волны моего обаяния. Как неуловимая птица, ускользающая из рук. Вот он был здесь, рубил дрова, говорил о Бальзаке и кантри-музыке – а теперь передо мной лишь пустая белая дорога. И так всегда.

Я медленно зашла в дом, согретый теплом печи; хмуря брови, рывком сбросила чёрную куртку. Вечер потёк своим чередом – белые хлопья за окном, пронзительная тишина, одинокий ужин. Я понимала, я знала, что думаю не о том; что мне нужно решать, как выпутаться из змеиного клубка обстоятельств, проанализировать все известные факты, размышлять, сопоставлять, вычленить нужное, отбросить ненужное и понять наконец, кто, кто, кто же вовлёк меня в страшную безумную историю, но вместо этого мои мысли были заняты Дмитрием Хамзиным. Я любовалась его телогрейкой Ивана Царевича, я пила из его кружки горячий чай с липовым мёдом. Я представляла, как грею его замёрзшие руки, как перебираю пряди его волос цвета спелой пшеницы, как мы занимаемся любовью. Я вспоминала голубоватые отсветы в глубине его глаз, его слова «всё будет хорошо!», и тело моё отзывалось колючими мурашками, и огонь блаженства разливался в крови.

Но ядовитая горечь примешивалась к сладким мечтам, и где-то на самом дне души дремало ощущение, словно я пытаюсь открыть наглухо запертую дверь из холодного камня.

«Что же в нём такого особенного? – искренне недоумевала я. – Почему он не отпускает до сих пор, хотя и след его давно простыл в этой избушке на краю земли?..»

Невольно я поймала себя на том, что едва сдерживаю желание взять в руки телефон и набрать его номер. Ищу предлог, чтобы позвонить ему и позвать обратно. Оставить навсегда.

Не знаю, как это случилось, но проснувшийся во мне незнакомый азарт завоевания вдруг забил фонтаном, и через минуту я уже нажимала на вызов.

– Дима… – предательски зазвенел мой голос, когда Хамзин откликнулся. – Разве ты не привёз сегодня никаких вкусных угощений?

– Я посмотрел, холодильник полон, – легко отозвался он, и я представила его светлое лицо и улыбку на нём. – Вроде ничего не нужно. Если что-то нужно, завтра привезу. А ты ведь ездила в город, я думал, за продуктами. Забыла что-нибудь купить?

– Нет, ничего не забыла. – Пожалуй, это прозвучало вызывающе.

– Тогда извини, Лер, я за рулём. – Он не прореагировал на мой дерзкий выпад и отключился.

– Никакая я не Лера! – гневно вскрикнула я, но он этого уже не услышал.

Я назвала его Дима. Заметил ли он? Замечает ли, как я слабею в его присутствии?

Дима, Дима… Имя перекатывалось, переливалось, как перламутровая бусина, становясь самым главным, самым нужным… Родным.

Сжав губы, я решительно вытряхнула из дорожной сумки короткие шорты и облегающую майку. Примерила и подошла к зеркалу, висящему на внешней дверце старого шифоньера. Из зеркала глянуло моё отражение – нежная кожа, ясные синие глаза, струящиеся шёлковые золотисто-русые волосы, точёная фигура модели. Полюбит как миленький, если принцесса желает эту игрушку!

Во мне вскипел яростный гнев, глаза почернели. Никогда, ни один мужчина не оставался ко мне равнодушным! Что же это за кремень такой – Дмитрий Хамзин?!

…Ночью, уставив на шероховатый белёный потолок бессонные глаза, я решила, что завтра поеду к Веронике и во что бы то ни стало заставлю её рассказать правду. И тогда, уже вместе с ней, мы решим, что делать дальше.

Только Веронике я ещё продолжала верить.