Ива, Антония или Вероника

Глава тринадцатая

Я вынимаю градусник из подмышки. Температуры нет. Меня немного лихорадит, но это уже не тот озноб, что бывает при ОРЗ. Меня трясёт от событий уходящего дня. «Алексей сообщил, что вы…», «Ваш голос опознала старшая сестра», «Я имел удовольствие пообщаться…» Быстро работает этот лысый плюгавый шпендель Мокроусов! Значит, полиция не сидела на месте, а всё это время продолжала расследование…

«Не кажется ли вам, что основной целью приезда Вероники была кража вашего телефона?..»

А ведь действительно… Почему она вдруг приехала ко мне домой?

Сама не замечая, я окунаюсь в прошлое – далеко-далеко… Вижу самую большую комнату особняка – гостиную, сумеречный свет из окна, еле тлеющий камин в углу… И маленькую Нику на своих коленях.

Перед глазами встаёт тот поздний осенний вечер, когда в полутёмной гостиной она доверчиво уселась мне на колени и, теребя мои волосы, попросила рассказать сказку. Сдуру я рассказала ей страшную сказку про злобного дракона, пожирающего маленьких детей. Вероника, трясясь, прильнула ко мне, обхватила маленькими толстенькими ручонками, ища во мне защиты от ужаса, который исторгался из моего воображения. Но в самый отчаянный миг я, её заступница и хранительница, та, кому она безоговорочно доверяла, вдруг исказила лицо до неузнаваемости, в полумраке повернула его на пятилетнюю сестрёнку и зарычала диким голосом… Чудище выпустило своё огненное жало, Ника слетела с моих колен и заверещала как сирена. Слёзы брызнули из её расширенных глаз, и она понеслась из комнаты не разбирая дороги, влетела в угол камина и разорвала маленькое розовое ушко…

После того случая она ещё долго не могла без опаски зайти в гостиную, а с наступлением сумерек вообще редко выбиралась из своей комнаты. Повсюду, даже в столовой, её преследовал парализующий страх. Мягкая сонная полутьма превращала окружающую обстановку – шкафы, кровати, стулья, длинные бархатные шторы, мерцающий камин – в источник смертельной угрозы; чудовище с разинутой пастью мерещилось в старых любимых куклах, пряталось в каждом уголке знакомого дома и в плачевном итоге довело малютку Нику до истерик и бессонных ночей. Помню, как чуть ли не полгода почти каждую ночь особняк сотрясался от её рыданий и безумных криков «Няня! Няня! Там снова оно… Оно…» Не знаю, насколько явственно напуганная до полусмерти маленькая девочка видела это «оно» во мне, но меня она по большей части сторонилась и, завидев на своём пути, быстро отходила в сторону и пряталась за нянину ногу. Она относилась ко мне насторожённо, приглядывалась из-за своего убежища – широкой няниной ноги, точно ища в моём безупречно красивом лице зловещие черты кровожадного монстра, в то время как ласково льнула к Тони, а в Иве просто не чаяла души. Особняк наводнили детские психологи и психиатры, они часами беседовали с Никой, потом показывали отцу и няне какие-то таблетки, совали под нос рецепты и успокаивали, что всё пройдёт. И действительно, мало-помалу болезненная дневная молчаливость Ники и её ночные истерики сошли на нет, а года через два ужасный период незаметно закончился. Ника повзрослела, повеселела и больше не шарахалась от затемнённых уголков дома, не стояла как вкопанная с остановившимся взглядом потемневших глаз в двух метрах от собственной кровати, боясь приблизиться к ней… Потихоньку сестрёнка снова начала разговаривать со мной, но так, как раньше, с лаской и нежными объятиями, поцелуями в щёчку, уже не получилось. Никогда. Постепенно, с огромным трудом, этот кошмар наконец забылся. А забылся ли? Не просыпается ли он иногда, чтобы напомнить о себе, не приходится ли ей латать потревоженную психику, небрежно вспоротую когда-то мной и бережно залатанную врачами? Не сражается ли Ника с монстром, время от времени вскидывающим голову со звериной пастью?.. Только теперь уже тайно и в одиночку – страшная битва с врагом, разъедающим её изнутри, требующая колоссальных усилий, чтобы казаться нормальной…

Возвращаясь в день сегодняшний – она обессилела. Она устала. И, видя, как весело и беспечно тем временем поживаю я, решила отомстить за разорванное ухо и тлеющее, никому не видимое, но ослепляющее безумие.

Но при чём здесь художник Лавровский? Ведь если Ника выбрала именно этот странный и сложный способ подставы, значит, Лавровского она по какой-то причине ненавидела ещё сильнее, чем меня… До такой степени, что пошла на убийство. Что же могло их связывать?

Ахиллесова пята этой теории – её сегодняшний визит, который совершенно противоречит логике. Ведь Ника приехала сообщить, что в вечер убийства я была здесь и никуда не отлучалась. Упомянула о соседке… Фактически привезла мне алиби. Но если всё устроила именно она, то какой смысл обеспечивать это алиби? Мне, не помнящей о нём…

А с другой стороны, вопрос следователя вполне резонен: как телефон попал в Щепнёво?.. Он был здесь, со мной, я разговаривала с Батниковой, а рядом была Вероника…

Может, Вероника в какой-то момент передала его Иве или Тони?

Но Ива в больнице, Тони во Франции… Нет, я больше не могу.

Я упала на подушку и натянула одеяло до подбородка.

Может быть, я выдумываю, и её детские страхи всё же прошли бесследно? Она не выглядит ни перепуганной, ни утомлённой – улыбающаяся, живая, розовощёкая.

Похоже, единственный шанс прояснить ситуацию – поговорить с сестрой покойного. Как там говорил Мокроусов?.. «Сестра Лавровского Зоя заявила, что…»

Я вытащила сигарету, закурила и открыла интернет.

Ага, она есть в «Одноклассниках»!

Зоя Лавровская, 66 лет. Была в сети вчера в 19.10.

Придвинув поближе пепельницу, я глубоко затянулась, выпустила дым и, преисполнившись решимости, начала набирать текст.

«Здравствуйте, Зоя! Вас беспокоит Флора Веденеева – одна из дочерей Филиппа Веденеева, в чьём особняке было совершено убийство Вашего брата Андрея…»