Ива, Антония или Вероника

Глава тридцать четвёртая

День был безрадостным и тусклым, небо затянуто беспросветной пеленой, но снег идти перестал. Когда на горизонте показались первые здания Старицка, они уже были подёрнуты светло-розовыми лучами зимнего сумеречного солнца, едва пробивавшегося сквозь пелену облаков. Я оставила машину за две улицы от своего дома, за гаражами; спрятав пол-лица под шарфом, быстрым шагом свернула с Переяславского шоссе на улицу Трёх Деревянных Королей и притаилась под ёлкой, той самой, где останавливалась красная «ауди» с биноклем, торчащим из окна.

По узкой дороге время от времени со свистом проносились машины, по тротуару шли редкие прохожие. Примерно через полчаса ожидания ноги начали замерзать. Холодный ветер пробирался под пальто, выстуживая тело. Мучительно захотелось в туалет.

Когда уже показалось, что ждать нечего и старушка преспокойно пьёт чай с блинами, сидя перед каким-нибудь сериалом, она появилась. В неизменном пальто-шинели, закутанная в платок, она вышла из ворот огромного дома и, волоча ноги, направилась к павильону «Табак» – за сигаретами своему толстомордому сыночку.

С бешено бьющимся сердцем я выбежала из укрытия, чувствуя, как отдаются в груди шаги по скрипучему снегу. Задыхаясь, подбежала к старушке сзади, дёрнула за полу шинели и развернула к себе.

Увидев меня в свете тусклого солнца, она расширила глаза и отчаянно всплеснула натруженными деревенскими руками:

– Флорушка! Не может быть! Живая!..

– Идите скорее сюда, Вера Никитична… – Схватив обалдевшую старушку за руку, я быстро потащила её под раскидистое дерево. – Нам нужно срочно поговорить!

Растерянно оглядываясь по сторонам, она, то и дело проваливаясь в снег, неловко засеменила за мной.

Очутившись у спасительной ели, мы спрятались от людских глаз под её развесистой кроной. Мать Ломова встала передо мной как послушная ученица. Она таращила глаза, но не произносила ни слова.

– Вот те на… – наконец пробормотала она.

– Да-да, меня никто не убивал, – торопливо подтвердила я. – Мне пришлось временно исчезнуть, чтобы не попасть в руки полиции. Но ведь вы-то знаете, что я невиновна? Вы же видели меня в день рождения вашего Игоря? Следователь вызывал вас, допрашивал? Что вы ему сказали?

– Да-да, Флорушка, следователь меня вызывал в этот… как его? – Вера Никитична чуть запрокинула голову и сосредоточенно всмотрелась в заснеженные еловые шишки, висящие перед её носом. – В следственный комитет. Спрашивал, приходила ли я в тот день за мукой…

– Ну, а вы что?! – нетерпеливо воскликнула я.

– А я и сказала, – закивала Ломова, – всё, всё сказала! Что заходила в девять в соседний дом, позвонила в домофон, говорю: «Флора, это Вера Никитична, твоя соседка справа, одолжи, пожалуйста, муки стаканчик», а Флора мне ответила: «Муки нет». Всё как было, так и сказала ему! Так теперь-то на каждом шагу бог весть что болтают… Что ты убила… Что тебя убили… Я вот и скажу всем, что видела тебя живой, да мне ведь никто не поверит!

– Так вот оно что… – До меня наконец начало доходить то, что произошло в тот вечер. Морщинистая шершавая ладонь Ломовой выскользнула из моей руки. – Получается, вы меня не видели, а только слышали…

– Да какая разница?! – шумно возмутилась Вера Никитична. – Ведь это же ты была! Голос-то твой был, да и кто ещё мог это быть? Я следователю и говорю…

– Голос… – пробормотала я, чувствуя, как под ногами переворачивается земля. – Голос…

– Главное, ты жива, Флора! – Ломова, точно всё ещё не веря в это чудо, приблизила ко мне блеклое морщинистое лицо, и любопытство засверкало в её выцветших серо-зелёных глазах, спрятанных под нависшими веками. – Где же ты живёшь? Где прячешься?

Бдительность вмиг оттолкнула меня от любопытной старушенции. Я вдруг кожей ощутила опасность – что-то внутри закричало, что нужно поскорее уносить ноги с улицы Трёх Деревянных Королей.

– Я пока не могу ничего сказать вам, Вера Никитична… – Я попятилась в глубь еловых ветвей, завернула за шершавый потрескавшийся ствол и выглянула оттуда одним глазом. Невольная собеседница сделала два неуверенных шага навстречу, потом остановилась, с тревогой глядя на меня.

Я неуклюже помахала ей рукой и со всех ног побежала прочь.

Сидя в выстуженном «шевроле», я включила печку, достала сигарету и закурила. Вероника, моя преданная Вероника, моя младшая сестра, кудрявый ангел, она пыталась меня спасти! Не знаю, как она узнала, как почувствовала, что в тот роковой вечер моя жизнь сломается, разобьётся, как изящная и хрупкая фарфоровая чашка… Но она приехала и подстраховала меня – провернула всё так, чтобы создать иллюзию моего присутствия дома. Её неумелое алиби треснуло при первом же допросе старухи, однако она пыталась… Она рисковала собой, сама чуть не загремела за решётку… Бесстрашный воин, моя верная, моя дорогая Вероника!

Меня охватило бешеное желание поехать к ней – прямо сейчас, немедленно, схватить, закружить по комнате, расцеловать в пухлые щёки, броситься в ноги…

Вместо этого я вынула из пачки ещё одну сигарету и задумчиво сунула в рот.

Первая эйфория ушла, и на её место выползли извилистые, как черви, тяжёлые, неповоротливые вопросы.

Кто впустил её в мой дом? Я? Но я этого не помню. Даже если и я, то почему я уехала в Щепнёво, а она осталась одна в моём коттедже? Как я допустила это? Действительно ли она была там до полуночи? Тогда она должна была видеть, как я вернулась, она должна была знать, почему я лежала у забора с оцарапанной щекой. Почему она не помогла мне? Получается, уехала раньше?

Но как она сумела запереть дверь? Откуда у неё ключи?

Появление Ломовой было случайностью. А если бы она не пришла за мукой? Чем тогда помогло бы мне нахождение Ники в моём доме?..

Вопросов стало ещё больше, чем до разговора с Верой Никитичной. Облака превратились в огромные тучи; они сгустились, сгрудились, толкаясь, будто им не хватало места в бескрайнем небе, и наконец сверху полетели, кружась, первые мокрые снежинки.

Развернув «шевроле», я медленно поехала по городу. Размышления свернули на старшую сестру. Герка не успел договорить чего-то очень важного… Тони была здесь двенадцатого января. Но почему никто в семье не знает об этом? А может, все знают, не знаю только я?..

«Меня с великим трудом отпустили всего на один день, на шестидесятилетие папы, я очень занята в университете», – вспомнила я её громкий разговор с соседом по столу на юбилее отца.

Оказывается, моя нудная старшая сестрица беззастенчиво лгала.

Поскольку дом, подаренный отцом, Антония продала ещё до переезда во Францию, я прикинула, где могла бы останавливаться птица её полёта, если бы захотела тайно посетить родной городок, и, перебрав мысленно все местные отели – а всего их было четыре, не считая мелких хостелов, выбрала самый лучший – отель «Пурпурная звезда».

«Пурпурная звезда» располагалась очень необычно – с одной стороны, в самом центре Старицка, центрее просто некуда, а с другой – была так хитро укрыта от посторонних взглядов, так грамотно замаскирована фонтаном и деревьями, что увидеть её можно было далеко не с любой точки. К тому же, насколько мне было известно, она обладала рядом ходов и выходов. А известно мне это было потому, что шесть лет назад с женихом старшей сестры я ночевала именно в этой гостинице.

Затушив сигарету, я приготовила купюру в две тысячи, влилась в поток машин и направилась к «Пурпурной звезде».