Ива, Антония или Вероника

Глава тридцать седьмая

Мы снова курили, глядя на задумчивый день. На этот раз Зоя провела меня в гостиную, где на столе в траурной рамке стояла фотография её брата, и демонстративно уселась в кресло, не предложив ни чаю, ни кофе. Но, когда я придвинула к себе фигурную пепельницу и потянулась за сигаретой, она закурила вместе со мной, и слабый дымок начал подниматься к потолку и прозрачно-серым платком улетать в раскрытую форточку.

– Только не думай, что я тебе поверю, – буркнула Зоя. – Выкладывай, с чем явилась.

И я выложила – всё-всё, с самого начала. И про потерю памяти, и про то, как муж нашёл меня у забора с кровью на щеке, и про подменённую бутылку ликёра в моей комнате, и про тимидолин, который я никогда не принимала.

И про видео в телефоне, и про то, как меня выручила Вероника и утопила Алина Батникова, как пытался что-то подсыпать в чашку Алекс, как шантажировал Антон Холодов и как чёрная машина едва не лишила жизни. Про исчезнувшую картину, бинокль, торчащий из красной «ауди», визитку из компьютерной мастерской в моём «смарте фо ту». И про идентичные голоса всех четырёх сестёр, и про лгунью Тони, и про подозрения насчёт Ивы – дочери Зоиного брата Андрея, которой, единственной, была выгодна его внезапная смерть.

Про неожиданное, как удар в боксе, воспоминание о том, что я приезжала в Щепнёво и шутки ради изображала из себя Яну – и забытое окончание той ночи.

– Странная история, Флора… – наконец сухо вынесла вердикт Зоя, глядя в мои растерянные глаза. – Хотелось бы верить, что кто-то запутал тебя в ней, как в паутине, что ты только жертва в чьих-то жестоких и умелых руках, но ведь не получается. Верить – не получается, – пояснила она. – Иве смерть моего брата ни к чему, не ей, а тебе она выгодна…

– Как – мне? – нахмурилась я. – Ведь его дочь – Ива…

– Нет, не Ива, – вздохнула Зоя и повторила: – Не Ива. А ты.

– Но ведь вы же сами сказали в прошлый раз… – еле выговорила я изменившимся голосом.

– С прошлого раза много воды утекло… – Она вновь потянулась за сигаретой, я – за ней. – Я нашла дневники Андрея, из которых совершенно явственно следует, что его дочерью могла быть только ты.

– Но ведь ваша мама…

– Мама, – железным тоном отрубила Зоя, – на долгие годы предпочла забыть о Ларисе с её ребёнком. А когда решила воскресить в памяти давние события, точного года уже и не вспомнила. Вы ведь с Ивой погодки, родились одна за другой?

– Да, Ива младше на год… – пробормотала я.

– Думаю, что в этом и была ошибка нашей мамы. Ей ведь было уже под девяносто, вот она всё и перепутала – и неправильно высчитала год, когда произошёл роман Ларисы и Андрея.

– То есть… Ива ни при чём? Она не дочь вашего брата? – Мозги буквально закипали в голове.

– Она не дочь, а ты, судя по всему, дочь, – вздохнула Зоя. – А в твоей душераздирающей истории всё перемешано и притянуто за уши. Допустим, у Антонии появился мужчина, но она не обязана извещать об этом ни отца, ни сестёр. Алина Батникова – законопослушная гражданка, я с ней семейными историями не делилась и Андрюшиного телефона не давала. С какой стати мне вести подобные беседы с продавщицей косметики? – Зоя приподняла брови и аристократично выпрямилась в кресле. – Тимидолин ты вполне могла выпить случайно, коли он имеется в аптечке твоего мужа. Я вижу, ты довольно безалаберная особа. Видео в телефоне работает против тебя. Ты подслушала разговор на юбилее и решилась на отчаянный шаг – убийство, чтобы не остаться без наследства Филиппа Веденеева. А вот Вероника могла тебе помогать, прикрывая и создавая алиби.

Зоина трактовка событий меня ошарашила.

– Вероника?! А Алекс? А бутылка «Бейлиза»? А машина?.. – пробормотала я.

– А что бутылка? Никто её не менял, я уверена. Это просто твои ощущения. Алекс? Ну, действительно пытался дать успокоительное. Возможно, ты бы не стала пить его сама, а он решил о тебе позаботиться. Судя по интервью, он тебя безумно любит, дышать боится на тебя. А машина – ведь под неё попала не ты, а твой дружок, по которому тоже тюрьма плачет. Чья это машина? Никто ничего не видел, никто не запомнил номер… И вообще… Смерть самой Ларисы покрыта мраком. Возможно, не всё там чисто. Я давно живу, помню, как гремела в своё время эта история. Так что ген убийцы у твоей сестры Вероники в крови, – припечатала она.

– Это уже серьёзно! – произнесла я предупреждающим тоном. – Говорите, да не заговаривайтесь!

– Ты мне тут не грози, – жёстко отбрила Зоя. – А лучше ещё раз напряги память. Ты ведь уже вспомнила большую часть событий. Попытайся припомнить и всё остальное… А в невиновность твою я не верю. Кому это нужно – везти тебя пьяную домой из Щепнёва, ночью, в метель?! Тем более кроме тебя и Андрея там никого не было. Твои доказательства невиновности, увы, смехотворны.

Резким жестом затушив в пепельнице изящную дамскую сигарету, Зоя недвусмысленно дала мне понять, что разговор закончен.

– Не вызываю полицию только потому, что вижу, что ты не врёшь, а действительно не помнишь, что по пьянке сотворила… Да и Андрея этим уже не вернёшь. Уйди, чтобы глаза мои тебя не видели.

Что я могла ей возразить? Ничего.

Опустив голову, я встала и направилась к выходу. Остановившись на пороге гостиной, обернулась и бросила взгляд на фото Лавровского, как предмет молчаливого укора, стоящее на столе. Отец по-доброму улыбнулся мне, и сердце горько сжалось. Я наконец поняла, почему мне всё время казалось, что я его уже видела раньше. Я поняла, кого он всё время напоминал мне – мягкий овал лица, большие глаза с красивыми веками, улыбка…

Он напоминал мне меня саму. Моё отражение в зеркале – что-то еле уловимое, но, безусловно, моё. Не Иву, нет. Меня.

– Это не я… Я не могла… – мысленно шепнула я ему, и он проводил меня печальным взглядом.

Я была потрясена. Я – дочь Лавровского!

Визит к Зое рассыпал в прах мою уверенность в собственной невиновности. Радовало лишь одно – что у меня хватило ума не отправиться со всем этим в полицию.

Выйдя из подъезда, я завела «шевроле» (к счастью, он оказался на другой стороне дома), перекурила, послушала новости, узнав из них, что ничего нового в деле пока не прояснилось.

И тогда поехала к дому Ники.

Я злилась на Зою. Злость, бессильная ярость, тупое бешенство клокотали ко мне, как бурлящий кипяток.

«Ты убила моего брата, а Вероника тебя покрывала». – Не терпящий возражений тон, аристократические пальцы, сжимающие дорогую сигарету, непроницаемое лицо.

Ах вот как?!

Сейчас я схвачу Нику за руку, потащу к Зое, и она расскажет… А что она расскажет?.. – внутренняя речь споткнулась, оборвалась. – Что никого не покрывала? Но ведь она именно это и делала…

Резко крутанув руль, я выехала из Детского переулка, покружила минут пятнадцать по оживлённому городу и, добравшись до нужного поворота, завернула на улицу, где жила Ника – Театральный проезд. Сбавила скорость, медленно приближаясь к её дому, и по мере приближения слова застывали на языке.

Первое, что я увидела возле её выкрашенного в нежно-мятный цвет коттеджа, был стоящий у забора блестящий чёрный джип.

При ясном свете дня номер был виден издалека, причём очень чётко, не оставляя никаких сомнений в том, что машина принадлежит не кому иному, как моему мужу Алексею Кулакову.