Верность сестер Митфорд

Мюнхен, Германия

Юнити просматривает немецкие газеты — национальные и региональные. «Мюнхенер Беобахтер», «Мюнхнер Нойесте Нахрихтен», «Берлинер Тагеблатт», «Берлинер Морген-Цайтунг», «Берлинер Абендпост», «Нойе Прусише Цайтунг», «Франкфуртер Цайтунг унд Хандельсблатт» и даже «Байройтер Тагблатт». Она запросила все газеты, чтобы изучить каждую страницу и убедиться, что ее просьба выполнена. Так и есть: до сих пор там не было ни единого упоминания об ужасном инциденте с участием Декки и Эсмонда. Это молчание — огромное облегчение для Юнити: она не хочет, чтобы стало известно, что ее сестра коммунистка. Это может испортить ей репутацию ярой нацистки, ведь коммунисты — очевидные враги. Гитлер сдержал свое обещание, что новость не станет достоянием немецкой публики.

Но все-таки ее настроение портится, когда она думает о Декке. Как случилось, что ее бедняжка сестра так ужасно сбилась с верного пути?

«Впрочем, неудивительно», — думает Юнити. Она вспоминает их детскую спальню: сторона Юнити была украшена гирляндами со свастикой и самыми красивыми портретами Муссолини и Гитлера, в то время как Декка рисовала серпы и молоты на оконных стеклах со своей стороны. Они прочертили политическую границу по центру комнаты, но это каким-то чудом не помешало их сестринской дружбе, у них был свой собственный детский язык, «будлдидж», понятный только им и немножко Дебо. Их привязанность выдержала даже прошлогодний плохо спланированный круиз по Средиземному морю, организованный Мулей, чтобы отвлечь Юнити, Декку и Дебо от того, что Пуля в это время из-за финансовых проблем продавал Свинбрук-хаус и 1500 акров оксфордширской земли. Даже спор из-за того, можно ли Юнити появляться перед герцогиней Атолл с подаренной Гитлером булавкой, изображающей фашистскую свастику, был быстро забыт и прощен.

Завидует ли Декка ее успеху у Гитлера, спрашивает она себя, может быть это ее и подстегивает? В конце концов, лучшее, чего удалось добиться Декке на ее коммунистическом пути, — это сбежать на задворки Гражданской войны в Испании в качестве любовницы Эсмонда Ромилли, в то время как Юнити находится в самом сердце нацизма, она личный друг фюрера. Она, разумеется, никогда не использовала таких слов в письмах сестре, которая описывала свой побег как грандиозное приключение, но губы Юнити сами собой растягиваются в улыбке при мысли о собственном триумфе.

Раздается решительный тройной стук во входную дверь, и Юнити точно знает, кто это. Она подбегает к двери и приветствует вошедшего нацистским салютом. Это красивый, невозможно белокурый офицер СС — Эрих Вайденер. Тот, с кем они «случайно» столкнулись в прошлом году в Английском саду.

Она жестом приглашает его войти в темную квартиру, сумерки в которой все сгущаются — в Мюнхен приходит вечер. Он осматривает гостиную, отмечая, что повсюду валяются скомканные газеты.

— Вижу, мой лейтенант доставил газеты, которые вы просили.

Протянув ему руку для рукопожатия, она нараспев произносит:

— Спасибо вам. Я очень ценю вашу любезность. Он притягивает ее ближе и шепчет на ухо:

— Мне нравится что-то делать для вас, чтобы вы были у меня в долгу.

— А мне нравится быть вашей должницей, — шепчет она в ответ. — Предвкушаю момент расплаты. Когда я захочу, конечно.

Эрих наклоняется, чтобы поцеловать ее, но она отворачивается и притворно сопротивляется. Эта игра в борьбу — уже привычная между ними, она нравится Юнити. Пока что победа всегда за ней.

Притворяясь, что вырывается из его объятий, она извивается, но ему удается прижаться губами к ее губам. Только тогда она сдается. Вдыхает аромат его одеколона и хозяйственного мыла, которым выстирана его безупречная униформа; ее губы и руки исследуют его тело, пока она не убеждается, что он в ее власти. Ее пыл усиливается, когда она воображает, что перед нею Гитлер.

Затем она внезапно отстраняется.

— Кажется, вы обещали мне еще кое-что помимо газет.

Его глаза блестят от желания, он вновь притягивает ее к себе.

— Нет, нет, нет, — игриво уворачивается она. — Нет, пока я не получу то, что вы обещали. — Юнити пристально смотрит на Эриха, продолжая его отталкивать, восхищаясь собственной властью над ним, над ее собственным офицером СС.

В отличие от всех предыдущих раундов игры, сегодня он не останавливается. Юнити знает, что у нее хватит физических сил остановить его, но она уверена, что это не понадобится. Ей достаточно намекнуть на свое положение Vertraute[21] фюрера.

— Не думаю, что вы на самом деле хотите сделать это, — говорит она. Предупреждение ясно слышится в ее тоне, хотя она и старается говорить тихо и ровно.

Эрих останавливается, опуская руки по швам. Вся страсть, только что полыхавшая на его лице, исчезает, сменяется страхом.

— Я… Извините, Юнити. Сам не знаю, что на меня нашло.

Юнити хочется расхохотаться при виде ужаса на лице бедняги Эриха. «Забавно, — думает она. — Мне одинаково нравится наблюдать и его похоть, и его страх». Но не стоит увлекаться, ей ни к чему, чтобы он ее слишком уж боялся: этот эсэсовец ей нужен. Он невероятно полезен — у него она добывает информацию, именно благодаря ему их пути с Гитлером снова пересеклись и общение возобновилось, будто ничего не произошло.

— Не извиняйтесь, дорогой Эрих, — бормочет она, стараясь успокоить его. — Я понимаю, как можно увлечься. Я сама совершенно околдована вами.

— Правда? — он тянется нежно погладить ее по щеке.

«Оскорбить Юнити — все равно что оскорбить фюрера», — вспоминает он.

— Определенно, — отвечает она, переплетая свои пальцы с его. Затем свободной рукой она проводит ногтем вверх-вниз спереди по его униформе. Понизив голос, чтобы он звучал глубже и многозначительней, она спрашивает:

— Так вы принесли обещанный подарок?

— Принес, — в его голосе слышится облегчение от того, что она вернулась к их игре и, кажется, забыла, как далеко он позволил себе зайти.

— Так не томите меня, и я не буду томить вас, — говорит Юнити, медленно расстегивая серебряные пуговицы его униформы. — Когда фюрер вернется в Мюнхен?

— К концу недели, — отвечает он, дыхание его учащается, становится сбивчивым.

— Где он? В Рейнской области? — Она продолжает продвигаться вниз по его униформе. Собственное предположение кажется ей логичным, ведь с тех пор, как Гитлер почти год назад ввел в регион три тысячи военных, многое пришлось улаживать — к большому огорчению ряда европейских стран, которые обвинили Германию в нарушении Версальского договора.

— Нет. В Берлине.

Юнити задумывается, пытаясь вспомнить, какие неотложные дела могли вызвать Гитлера в столицу. Во время их последней встречи он не упоминал ничего такого, и ей кажется странным, что он поехал без важной причины. Гитлер предпочитает Мюнхен Берлину, это всем известно.

— Зачем он в Берлине? — спрашивает она. Эрих пристально смотрит на нее: — Не может быть, чтобы вы не знали. Она отрицательно качает головой. — Он встречается там с вашей сестрой.

28 декабря 1937 года