Напоминание о нем

35

Леджер

Даже не знаю, как я нашел в себе силы оторваться от нее, чтобы пойти в дом и заняться полами.

Думал, она будет сидеть рядом и смотреть на меня или писать в своем блокноте, но, как только я сказал, что мне нужно закончить работу, она тут же спросила, чем она может помочь.

Так прошло три часа. Большую часть времени мы работали, иногда делая перерыв, чтобы попить и еще поцеловаться, но в основном закончили то, что станет полом в гостиной.

Мы бы и совсем все закончили, если бы на ней не было этой блузки и этой юбки. Она ползала по полу, помогая мне вставлять доски в пазы, и всякий раз, когда я смотрел на нее, я видел все, что под блузкой. И это так отвлекало, что я удивляюсь, как мне удалось не покалечиться.

Выйдя из грузовика, мы уже не обсуждали ничего важного. Как будто мы оставили все это там, внутри, и решили не нести в дом никакой тяжести.

Это был долгий, трудный день; и я старался сделать все возможное, чтобы стало полегче. Мы оба старались. После того, как мы вошли в дом, я не заговаривал о письме. Она не вспоминала про запрет на приближение, я не упоминал День матери, мы не разговаривали о своих отношениях и о том, что теперь будем со всем этим делать. Думаю, мы оба понимали, что такие разговоры неизбежны, но сейчас нам казалось, что мы на одной волне, и сегодня хотели только удержаться на этой волне, не потеряв ощущения друг друга.

Думаю, нам с Кенной этот день был просто необходим. Особенно Кенне. Она всегда выглядела так, словно несет на плечах всю тяжесть этого мира, но сегодня она, казалось, парила в воздухе. Как будто гравитация была бессильна против нее.

За эти последние часы она улыбалась и смеялась больше, чем за все время со дня нашей встречи. Я даже подумал, не был ли я сам частью ее тяжелой ноши.

Кенна уложила на место очередную доску со своей стороны и потянулась за бутылкой воды. Заметила, что я пялюсь на ее грудь, и рассмеялась.

— Похоже, тебе теперь трудно смотреть мне в глаза.

— Думаю, я подсел на эту твою рубашку. — Обычно она носила простые майки, но эта блузка была сшита из какого-то шелковистого материала с глубоким вырезом, а после того, как она проработала в ней три часа, начала прилипать к телу во всех местах, где выступил пот. — Она чертовски красива.

Кенна рассмеялась, и мне снова захотелось поцеловать ее. Я пополз к ней, и когда добрался, то впился в нее таким поцелуем, что она свалилась на пол. Несмотря на ее хохот, я целовал ее до тех пор, пока не оказался на ней.

Так жаль, что у меня тут никакой мебели. В конце концов все произошло на досках пола, которые мы укладывали, и это было здорово, но я все бы отдал, чтобы поцеловать ее на чем-то более комфортабельном. Таком же мягком, как ее губы.

— Ты так никогда не закончишь эти полы, — прошептала она.

— К черту полы. — Мы целовались несколько минут, и все становилось лучше и лучше. Ласки, касания, движения, все совсем спуталось, и ее блузка, которая так мне нравилась, оказалась где-то на полу около нас.

Теперь я любовался ее лифчиком, целовал нежную кожу над ним, и тут она прошептала:

— Мне страшно. — Ее руки были в моих волосах, и так и остались там, когда я приподнял ее, чтобы заглянуть ей в лицо. — Что, если они узнают про нас до того, как мы сами успеем им все сказать? Мы так неосторожны.

Мне не хотелось, чтобы она думала об этом сегодня, потому что сегодня все хорошо и их не было в городе — так что нечего переживать, пока они не вернутся. Я поцеловал ее в лоб.

— От лишнего беспокойства ситуация лучше не станет, — сказал я. — Их нет в городе. Что должно случиться — случится, будем ли мы сейчас вместе или нет.

При этих словах она улыбнулась.

— Разумно. — Она обхватила меня руками за шею и притянула к своим губам.

Я опустился на нее и прошептал:

— В самом худшем случае мне придется прятать тебя тут всегда. Ты же видела мою гардеробную, Кенна. Она огромная. Тебе там понравится.

Она рассмеялась мне в губы.

— Я могу поставить тебе там телевизор и небольшой холодильник. Когда они будут приезжать, ты просто будешь уходить туда и делать вид, что уехала отдыхать.

— Ты просто кошмар, если можешь так шутить, — сказала она, но при этом все равно смеялась. Я целовал ее до тех пор, пока она не перестала смеяться, а потом соскользнул с нее и лег рядом, наклонившись над ней.

Впервые мы по-настоящему смотрели друг на друга, не чувствуя желания отвести глаза. И она, черт возьми, была безупречна.

Но я не стал говорить этого, потому что не хотел принижать ни одну ее прекрасную часть, делая особый комплимент ее лицу. Потому что считал, что она умная, стойкая, храбрая и добрая.

Отведя глаза от ее прелестного лица, я медленно провел губами посередине выреза ее блузки, и у нее побежали мурашки по коже.

— Надо закончить эти полы. — Я провел рукой по ее груди и ласково сжал ее. — Перестань отвлекать меня всем этим. Надень рубашку.

Она рассмеялась, и в тот же самый момент кто-то кашлянул в другом конце комнаты.

Я тут же сел, стараясь загородить Кенну от того, кого угораздило зайти в мой дом.

Подняв голову, я обнаружил стоящих у входа своих родителей. Они смотрели на потолок. Кенна отскочила от меня и схватила свою рубашку.

— Господи, — прошептала она. — Кто это?

— Мои родители, — буркнул я. Клянусь, это их хобби — ставить меня в дурацкое положение. Я повысил голос, чтобы они услышали меня: — Очень мило с вашей стороны предупредить меня о своем визите!

Я помог Кенне подняться. Родители продолжали смотреть куда угодно, только не на нас, пока я помогал ей натянуть блузку.

Мой отец сказал:

— Ну я же кашлянул, когда мы зашли. Каких тебе еще надо предупреждений?

Я был не в таком ужасе, в каком, наверное, должен бы. Может, я уже заполучил иммунитет к их выходкам. Но у Кенны его пока не было.

Теперь, когда она оделась и стояла у меня за спиной, отец указал рукой на нашу работу. — Похоже, у вас тут большой прогресс… На полу-то.

— Во всех смыслах, — восхищенно добавила мать. Кенна спрятала лицо мне в плечо. — Кто эта твоя подруга, Леджер? — Мать улыбалась, но у нее было много разных улыбок, и они не всегда означали что-то хорошее. Эта казалась улыбкой довольства. Такой, ну-и-веселье-у вас-тут улыбкой.

— Это… хм… — Я не знал, как представить им Кенну. Я даже не знал, какое имя назвать. Если я скажу Кенна, они совершенно точно ее узнают, но я не был уверен, что они и так не узнали ее в лицо, так что врать им было бесполезно. — Это… Моя новая работница. — Мне надо было узнать у Кенны, как она хочет, чтобы я разруливал это. Обхватив ее рукой за плечи, я увел ее в спальню. — Простите, нам нужно сверить наши показания, — сказал я родителям, обернувшись.

Мы с Кенной скрылись в спальне у них с глаз. Она посмотрела на меня с ужасом и прошептала:

— Ты не должен говорить им, кто я такая.

— Я не могу им врать. Мама с большой вероятностью узнает тебя, когда рассмотрит получше. Она была тогда в суде, а у нее хорошая память на лица. И она знает, что ты вернулась в город.

Казалось, Кенна хочет сложиться вдвое. Она начала ходить туда-сюда по комнате, и я увидел, как ей на плечи снова легла тяжесть всего мира. Она посмотрела на меня полными ужаса глазами:

— Они тоже меня ненавидят?

Ее вопрос вонзился мне прямо в сердце в основном потому, что она снова начала терзаться. И я только в этот момент понял, что она считала: каждый, кто знал Скотти, должен ее ненавидеть.

— Нет, конечно. Они вовсе не ненавидят тебя.

При этих словах я подумал, что это не обязательно правда. Когда Скотти погиб, мои родители очень переживали. Он был им так же дорог, как и я Патрику и Грейс. Но, кажется, мы с родителями никогда не обсуждали, что они думают о Кенне. Это случилось больше пяти лет назад. Я уже не помню, что мы тогда говорили или что они думали. И позднее мы это больше не обсуждали.

Кенна заметила мои размышления и начала паниковать.

— Ты не можешь отвезти меня домой? Я могу выскочить через заднюю дверь и подождать тебя у машины.

Не важно, узнали родители ее или нет, она сама не знала, что они за люди. Она не понимала, что ей не о чем волноваться.

Я взял ее лицо в ладони.

— Кенна. Это мои родители. Даже если они тебя узнали, они все равно будут на моей стороне, что бы ни случилось. — Эти слова немного ее успокоили. — Сейчас я представлю тебя им как Николь, потом отвезу домой, а потом разберусь с ними и с этой правдой. Договорились? Они хорошие. И ты тоже.

Она кивнула, я быстро поцеловал ее, взял за руку и вывел из спальни. Они теперь перешли в кухню, изучая все то, что мы с Романом успели сделать со времени последнего их визита. Заметив нас, они небрежно оперлись о полки, предвкушая знакомство.

Я махнул рукой в сторону Кенны.

— Это Николь. — Я махнул рукой в сторону родителей. — Робин, моя мама. Бенджи, папа.

Кенна улыбнулась и пожала им руки, но потом снова спряталась за меня, как будто боялась отойти от меня. Я взял ее за руку и сжал ее, спрятав за спиной, чтобы обеспечить ей хоть немного защиты.

— Такой приятный сюрприз, что ты тут не один, — сказала мать. — Мы-то думали, что ты тоскуешь в полном одиночестве.

— А почему я должен тосковать?

Мать рассмеялась и обернулась к отцу.

— Бенджи, с тебя десятка. — Она протянула руку, отец вынул бумажник и шлепнул ей на ладонь десятидолларовую купюру. Она засунула ее в карман джинсов. — Мы поспорили, вспомнишь ли ты, что должен был уехать сегодня в свой медовый месяц.

Ну почему я даже не удивлен?

— А кто из вас ставил на то, что я забуду про День матери?

Мать подняла руку.

— Так вот, я не забыл. Проверь почту. Я послал тебе открытку, потому что понятия не имел, куда высылать тебе цветы.

Мать вынула десятку из кармана и отдала обратно отцу. Потом подошла ко мне и наконец обняла.

— Спасибо. — Она не успела взглянуть на Кенну, потому что во время объятий ее внимание привлек вид из двери патио. — О, вау! Это еще лучше, чем я себе представляла! — Она выпустила меня и побежала раздвигать дверь-гармошку.

Отец продолжал общаться с нами. Я видел, что он старается быть вежливым и как-то вовлечь Кенну в беседу, но я знал, что ей сейчас хочется оставаться незамеченной.

— Николь надо вернуться на работу, — ляпнул я. — Я подвезу ее, а потом можем встретиться дома.

Я услышал, как мать фыркнула у меня за спиной.

— Да мы только приехали, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты провел нас по дому и показал, что успел сделать.

Отец продолжал общаться с Кенной.

— А чем вы занимаетесь, Николь? Ну, кроме… — он махнул рукой в мою сторону. — Кроме обслуживания Леджера.

Кенна тихо ахнула:

— Ой. Ну да. Но я не… не обслуживаю Леджера.

Я снова сжал ее руку, потому что отец имел в виду не это. Но, если быть точным, то…

— Думаю, он имел в виду, что ты еще делаешь, кроме… работы у меня. — Она смотрела на меня, не понимая. — Потому что я раньше сказал, что ты работаешь у меня, а потом соврал и сказал, что тебе надо на работу, а они знают, что мой бар по воскресеньям закрыт, вот он и решил, что у тебя есть другая работа, кроме бара, и спросил, чем еще ты занимаешься… — Я путался в словах, и от этого все стало только хуже, потому что родители слышали наш разговор, и я знал, что они наслаждаются каждым словом.