Напоминание о нем

24

Леджер

— Леджер!

Я поднял глаза от инвентаря и тут же начал паковать его еще быстрее. Ко мне направлялась бригада мамашек. Когда они собирались такой командой, это всегда не к добру. Их было четверо, у всех одинаковые складные стулья с именами детей, написанными на спинках. Они либо собирались сказать мне, что я недостаточно хорошо тренировал их деток, либо собирались попытаться свести меня с какой-нибудь своей незамужней подружкой.

Я кинул взгляд на поле — Диэм все еще играла там в салки со своими друзьями. За ней приглядывала Грейс, так что я запихал в пакет последний шлем, но было слишком поздно делать вид, что я не заметил, как они направляются ко мне.

Уитни заговорила первой:

— Мы слышали, объявилась мать Диэм.

Я быстро взглянул ей в глаза, но постарался не выдать никакого удивления, что они знают о возвращении Кенны. Никто из них не знал Кенну в то краткое время, что она встречалась со Скотти. Да никто из них и Скотти-то не знал.

Но они знали Диэм, и знали меня, и знали нашу историю. Так что считали, что им положено узнать всю правду.

— Где вы такое слышали?

— Сотрудница Грейс сказала моей тете, — ответила одна из мамашек.

— Не могу поверить, что ей хватило наглости вернуться сюда, — сказала Уитни. — Грейди сказал, что Грейс с Патриком подали на оформление запрета на приближение.

— Правда? — Я изобразил дурака, это все же лучше, чем показывать им, сколько мне известно. Они только бы начали расспрашивать дальше.

— И я их понимаю, — сказала она. — Что, если она попробует украсть Диэм?

— Она не станет, — сказал я. Закинул мешок в багажник и захлопнул крышку.

— Я бы не была так уверена, — ответила Уитни. — Наркоманы способны на всякое.

— Она не наркоманка. — Я произнес это слишком твердо. И слишком быстро. И тут же увидел в глазах Уитни подозрение.

Жалко, что на этой игре не было Романа. Сегодня он не смог прийти, а обычно именно он — мой предлог, чтобы избавиться от бригады мамашек. Часть из них дружат с Леа, так что из уважения к ней они не кокетничают со мной напрямую. Но на Романа запрет не распространяется, так что обычно я кидаю волчицам его.

— Передавай Грейди привет. — Я ушел от них и направился к Диэм и Грейс.

Я не знаю, как защищать Кенну в таких ситуациях. И не знаю, надо ли. Но мне кажется неправильным позволять всем вокруг думать о ней самое худшее.

Я не говорил Кенне, что подвезу ее сегодня на работу. Но я и сам об этом не знал до тех пор, пока не выехал в бар и не сообразил по пути, что ее смена в магазине вот-вот закончится.

Я заехал на парковку, и не прошло и двух минут, как она вышла из магазина. Она не заметила мой грузовик и направилась в сторону дороги, так что я поехал ей навстречу.

Она увидела меня и, готов поклясться, сделала гримасу, когда я указал ей на пассажирскую дверь. Открыв ее, она пробормотала: «Спасибо». А потом сказала:

— Меня необязательно подвозить. Я нормально хожу.

— Я только что с бейсбола и все равно ехал мимо.

Она поставила сумку между нами и застегнула ремень.

— Она хорошо играет?

— Ага. Хотя, думаю, ей нравится не столько сама игра, сколько возня с друзьями. Но если она будет заниматься, то сможет играть хорошо.

— А чем еще она занимается, кроме бейсбола?

Я не мог винить Кенну за любопытство. Я сам поставил себя в такое положение, поделившись с ней слишком многим, но теперь эти мамашки заронили мне в голову зерно сомнений.

Что, если она выспрашивает у меня все это, чтобы выяснить расписание Диэм? Чем больше она будет знать про ее занятия, тем легче ей будет внезапно украсть ее. Я чувствовал вину за сами мысли об этом, но Диэм — важнее всего в моей жизни, и мне становилось еще хуже из-за того, что я недостаточно прочно защищаю ее.

— Прости, — сказала Кенна. — Я не должна задавать вопросы, на которые тебе неудобно отвечать. Это не мое дело.

Она отвернулась к окну, а я выехал на дорогу. Она сжимала пальцы одной руки другой. Диэм делает то же самое. Невероятно, как два человека, которые даже никогда не встречались, могут иметь одинаковые манеры.

В машине было шумно, и, набрав скорость, я прикрыл свое окно. Я считал, что должен предупредить ее.

— Они подали против тебя запрос на запрет приближаться к ним.

Она покосилась на меня краем глаза.

— Ты серьезно?

— Да. Я хотел предупредить тебя до того, как тебе вручат бумаги.

— Почему они это сделали?

— Думаю, происшествие на стоянке испугало Грейс.

Она покачала головой и снова отвернулась к окну. И больше не сказала ничего, пока мы не свернули в проезд позади бара.

У меня было чувство, что я подвел ее, испортив ей настроение, как только она села ко мне в машину. Не нужно было говорить ей про этот запрет до начала смены, но мне казалось, она имеет право об этом знать. Она действительно не сделала ничего, чтобы подпасть под такой запрет, но сам факт ее присутствия в одном городе с Диэм — достаточно серьезная причина для семьи Ландри обратиться в суд.

— Она занимается танцами, — сказал я, отвечая на ее вопрос про Диэм. Я заглушил мотор и включил видео со вчерашнего концерта. — Вот где я был вчера. На концерте, — и протянул Кенне телефон.

Первые несколько секунд она смотрела с напряженным лицом, а потом расхохоталась.

Я злился, что мне так нравится глядеть на лицо Кенны, смотрящей видео с Диэм. Со мной что-то происходило. Заставляло чувствовать то, чего я не должен был. Но само чувство нравилось мне и вызывало желание увидеть, как Кенна общалась бы с Диэм в реальной жизни.

Кенна просмотрела видео трижды, широко улыбаясь.

— Она ужасная!

Я рассмеялся. В ее голосе звучала радость, которой там обычно не бывало, и я подумал, стала бы эта эмоция привычной, если бы Диэм стала частью жизни Кенны.

— Она любит танцевать? — спросила Кенна.

Я покачал головой.

— Нет. Когда концерт кончился, она сказала, что хочет бросить танцы и заниматься «этой штукой с саблями».

— Фехтованием?

— Она хочет пробовать все. Постоянно. Но никогда нигде не задерживается, ей становится скучно, и она думает, что что-то другое будет интереснее.

— Говорят, скука — признак ума, — сказала Кенна.

— Она очень умная, так что в этом есть смысл.

Кенна улыбнулась, но, когда она возвращала мне телефон, ее улыбка померкла. Она открыла дверь и направилась ко входу в бар, и я пошел за ней.

Я открыл ей дверь бара, и Эрон поздоровался с нами.

— Привет, босс. Привет, Ник.

Кенна подошла к нему, он поднял руку, и они хлопнули друг друга по ладоням, как будто знакомы гораздо дольше, чем всего один общий рабочий день.

Роман зашел в кухню, неся поднос с пустыми бутылками. Он кивнул мне.

— Как все прошло?

Роман привлек внимание Кенны.

— Там были без глютена. Я отложил тебе три штуки в холодильник.

— Спасибо, — сказала Кенна. И это был первый, который я заметил, намек на радость, не имевший отношения к Диэм. Меня вчера не было тут три часа, и, похоже, за это время она успела подружиться со всеми вокруг.

И почему это Роман покупает ей три чего бы там ни было, о чем там они говорят?

Почему меня слегка раздражает мысль, что Кенна с Романом могли подружиться? Что он может влюбиться в нее? Есть ли у меня право ее ревновать? Когда я вчера вернулся, у них обоих был перерыв. Роман что, нарочно это устроил?

Как раз когда я подумал об этом, на свою смену пришла Мэри Энн. Она вручила Кенне нечто, похожее на противошумные наушники. Кенна сказала:

— Ты мой спаситель.

— Я знала, что у нас дома валяется лишняя пара, — ответила Мэри Энн. Проходя мимо меня, она сказала:

— Привет, босс, — и направилась в бар.

Кенна повесила наушники на шею и повязала фартук. Наушники даже ни к чему не подключались, у нее ведь и телефона-то не было. Я не понимал, как она собирается слушать через них музыку.

— Для чего это? — спросил я.

— Чтобы приглушить музыку.

— Ты не хочешь слушать музыку?

Она смотрела в раковину, но я успел заметить, как у нее исказилось лицо.

— Ненавижу музыку.

Она ненавидит музыку? Такое бывает?

— Почему ты ненавидишь музыку?

Она обернулась через плечо.

— Потому что от нее грустно. — Она надела наушники и начала наливать в раковину воду.

Музыка — одно из того, что всегда меня успокаивало. Я не могу себе представить, как обходился бы без нее, но Кенна в чем-то права. Большинство песен — про любовь или разлуку, и обе эти вещи, наверное, очень тяжелы для нее в любых проявлениях.

Я оставил ее делать ее дело и пошел в бар делать свое. Мы еще не открывались, так что в баре было пусто. Пока Мэри Энн отпирала входную дверь, я подошел к Роману.

— Три чего?

Он поглядел на меня.

— А?

— Ты сказал, что отложил в холодильник три чего-то для Кенны.

— Николь, — поправил он, взглянув в сторону Мэри Энн. — И я говорил про кексы. Ее квартирной хозяйке запрещен глютен, а она старается налаживать с ней отношения.

— Зачем?

— Не знаю, что-то там, связанное со счетом за электричество. — Роман покосился на меня и отошел.

Я порадовался тому, что она так хорошо ладит со всеми, но какая-то малая часть меня жалела, что я вчера уходил почти на всю смену. Мне казалось, теперь они все знают Кенну так, как я ее не знаю. Не понимаю только, почему это так меня волнует.

Я подошел к музыкальному аппарату, чтобы включить несколько песен до того, как придет толпа. Это электронный аппарат, там есть доступ к тысячам песен, но я вдруг понял, что у меня ушел бы весь вечер на то, чтобы выбрать десяток, которые так или иначе не напомнили бы Кенне про Скотти или Диэм.

Она права. В конце концов, если в твоей жизни нет ничего хорошего, то почти каждая песня будет вызывать тоску, и не важно, о чем она.

И я включил произвольный выбор под стать своему настроению.