Напоминание о нем

14

Леджер

Пока я ехал домой, Патрик позвонил мне три раза, но я не стал отвечать, потому что слишком сильно злился на Кенну, чтобы еще и разговаривать про нее. Я надеялся, что Ландри не слышали, как она билась в их дверь, но, судя по всему, слышали.

Когда я подъехал к дому, Патрик ждал меня во дворе. Он заговорил, когда я еще не вышел из машины.

— Чего ей надо? — спросил он. — Грейс в ужасе. Как ты думаешь, она будет бороться против лишения прав? Адвокат говорил, что это невозможно. — Идя за мной в кухню, он продолжал сыпать вопросами.

Я кинул ключи на стол.

— Патрик, я не знаю.

— Не стоит ли нам получить запрет на приближение?

— Не думаю, что у вас есть основания. Она никому не угрожает.

Патрик мерил шагами кухню, а мне казалось, что он становится меньше ростом. Я налил стакан воды и дал ему. Он выпил его залпом, сел на стул и закрыл голову руками. — Последнее, что нужно Диэм, чтобы эта женщина появлялась и исчезала из ее жизни. После того, что она сделала со Скотти… Мы не можем…

— Она тут больше не появится, — сказал я. — Она слишком боится того, что мы вызовем полицию.

Мое замечание только обеспокоило его еще больше.

— Почему? Она что, старается не испортить свою историю на случай, если сможет подать на нас в суд?

— Она живет в дыре. Не думаю, чтоб у нее были деньги на адвоката.

Он поднялся.

— Так она живет тут?

Я кивнул.

— В «Райских апартаментах». Не знаю, сколько она собирается тут оставаться.

— Черт, — пробормотал он. — Это убьет Грейс. Я не знаю, что делать.

У меня не было для него совета. Как бы я ни участвовал в их жизни, я не был отцом Диэм. Я не растил ее с тех пор, как она родилась. Это не моя битва, хоть я каким-то образом и оказался в нее замешан.

Может, у меня нет законных прав, но у меня есть мнение. И уверенное. Поскольку вся ситуация не имеет ни одного решения, устраивающего всех, простая правда заключается в том, что участие в жизни Диэм — это привилегия. Которую Кенна утратила в ту ночь, когда решила, что ее свобода ценнее, чем жизнь Скотти.

У Грейс не достанет сил общаться с Кенной. Патрику может их хватить, но Патрик всегда старался хотя бы делать вид, что он силен настолько, насколько это нужно Грейс.

В ее присутствии он никогда не бывал сильно расстроенным. Он старался держать себя в руках после смерти Скотти, пока это не становилось слишком тяжело. В такие минуты он уходил и плакал один на заднем дворе.

Иногда я видел, как они оба начинают сдавать. Это всегда случалось в феврале, месяце, когда Скотти родился. Но потом приближался день рождения Диэм, в мае, и это снова вдыхало в них жизнь.

И Кенна должна это понять. Грейс и Патрик живут только ради Диэм. Она — та ниточка, которая держит их здесь.

И в этой картине Кенне нет места. Что-то можно простить, но иногда поступок бывает настолько тяжел, что сама память о нем может разрушить человека даже спустя десять лет. Патрик и Грейс живы потому, что мы с Диэм помогаем им забыть, что случилось со Скотти, настолько, что они могут прожить каждый следующий день. Но если Кенна будет рядом, его смерть будет бить им в лицо снова, снова и снова.

Патрик сидел с закрытыми глазами, сложив руки и поставив на них подбородок. Казалось, он молился про себя.

Я наклонился к нему и постарался, чтобы мой голос прозвучал убедительно:

— Диэм сейчас в безопасности. Кенна слишком боится полиции, и у нее нет средств начать борьбу за опеку. У вас есть преимущество. Я уверен, после сегодняшнего она сделает вывод и уедет обратно в Денвер.

Секунд десять Патрик смотрел вниз, на пол. Я видел, как на его плечах лежит тяжесть всего, что ему пришлось пережить.

— Надеюсь, — только и сказал он. Встал, прошагал через кухню и вышел. Когда за ним закрылась дверь, я выдохнул и закрыл глаза.

Все, что я сказал ему в утешение, было ложью. Судя по тому, что я уже знал о Кенне — хотя и очень мало, — у меня возникло ощущение, что до финала еще очень далеко.

— Ты какой-то рассеянный, — сказал Роман. Он взял у меня стакан и налил пива клиенту, который уже три раза заказывал его мне. — Может, тебе передохнуть. Ты тормозишь всю работу.

— Я в порядке.

Роман знал, что это не так. Всякий раз, оглядываясь на него, я ловил на себе его взгляд. Он пытался понять, что же со мной происходит.

Я еще час пытался сосредоточиться, но в баре было шумно, и, даже несмотря на то что у нас по субботам работал третий бармен, Роман не ошибся: я тормозил и только мешал всем, так что пришлось-таки взять чертов перерыв.

Я сидел на ступеньках в проезде, смотрел на небо и думал, что бы сейчас сделал Скотти. Он всегда был такой рассудительный. Хотя не думаю, что это в нем от родителей. А может, и так, не знаю. Может, после того, как у них разбились сердца, им стало труднее оставаться рассудительными.

За моей спиной открылась дверь. Я оглянулся через плечо — на улицу вышел Роман. Он сел рядом со мной, ничего не говоря. Это его манера показать, что он готов слушать.

— Кенна вернулась.

— Мать Диэм?

Я кивнул.

— Черт.

Я потер пальцами глаза, пытаясь ослабить головную боль, которая нарастала весь день.

— Я едва не трахнул ее вчера вечером. В моей машине после закрытия бара.

Он никак не среагировал на это. Я взглянул на него, но он смотрел куда-то перед собой. Потом поднял руку и с силой потер подбородок.

— Ты что?

Роман поднялся и прошел по проезду, глядя под ноги, словно до него только что начали доходить мои слова. Он казался таким же потрясенным, как и я, когда сложил два и два возле своего дома.

— Я думал, ты ненавидишь мать Диэм.

— Вчера вечером я не знал, что это ее мать.

— Как ты мог этого не знать? Она же была девушкой твоего лучшего друга?

— Я никогда ее не видел. Только однажды на фото. Ну и в газетах тоже. Но тогда у нее были длинные светлые волосы — она выглядела совсем по-другому.

— Вау, — сказал Роман. — А она знала, кто ты?

Я не знал, что ответить, и просто пожал плечами. Она, кажется, не удивилась, увидев меня у моего дома. Она расстроилась.

— Она явилась сегодня и попыталась увидеть Диэм. И теперь… — Я покачал головой. — Я бешусь, Роман. Патрик с Грейс этого не заслужили.

— У нее есть родительские права?

— Она лишена прав из-за долгого срока заключения. Мы надеялись, что она не появится и не захочет влезть в жизнь дочери. В смысле, они этого боялись. Мы все. Думаю, мы сейчас поняли, что получили предупреждение.

Роман кашлянул.

— Ну, знаешь, если по совести, то эта женщина родила Диэм. Как по мне, это и было предупреждение. — Роман любит во всем играть в адвоката дьявола. Так что и сейчас меня это не удивило. — И какой у них план? Они собираются дать Диэм встретиться с матерью, узнав, что она хочет этого?

— Патрику с Грейс будет слишком тяжело, если Кенна вернется в их жизнь.

Роман сморщился.

— А как к этому относится Кенна?

— Я не знаю, что там чувствует Кенна. Но никого нельзя заставить устраивать встречи ребенка с убийцей его отца, их сына.

Роман приподнял бровь.

— Убийцей. Это слегка перебор. Да, ее действия привели к смерти Скотти. Но эта девушка все же не хладнокровный убийца. Мне всегда казалось, что они уж слишком жестоко относятся к ней.

Мы с Романом не были знакомы в то время, когда умер Скотти. Он знал только саму историю. Но если бы он был тут пять лет назад и видел, как это на всех повлияло, и все равно сказал бы то, что сказал, я бы его ударил.

Но Роман — это Роман. Адвокат дьявола. Неофициальный.

— И что было, когда она пришла? Что они ей сказали?

— Она до них не добралась. Я перехватил ее на улице и отвез домой. И велел ей убираться обратно в Денвер.

Роман засунул руки в карманы. Я вгляделся ему в лицо, ища ответа.

— Когда это произошло? — спросил он.

— Часа четыре назад.

— И ты о ней не подумал?

— О ком? О Диэм?

Он, слегка рассмеявшись, качнул головой, как будто я не понял.

— Я говорю про Кенну. У нее есть тут родные? Друзья? Или ты просто бросил ее на дороге и велел убираться?

Я встал и отряхнул джинсы сзади. Я понял, к чему он клонит, но это все-таки не моя проблема. По крайней мере, я так себе говорил.

— Может, тебе сходить проверить, как она, — предложил он.

— Я не собираюсь ее проверять.

Роман, казалось, был разочарован.

— Ты лучше, чем хочешь казаться.

Я почувствовал, как пульс забился у меня в горле. Не знаю, на кого я сейчас злился больше — на него или на Кенну.

Роман сделал шаг ко мне.

— Она виновата в случайной смерти человека, которого любила. И, как будто этого мало, она отправилась за это в тюрьму, и у нее отняли ребенка. И вот она наконец вернулась, надеясь увидеть ее, и ты делал с ней в машине один бог знает что, а потом помешал ей увидеть дочь и потом еще велел отправляться к черту. — Он пошел вверх по ступенькам, но прежде чем уйти, обернулся ко мне, и сказал: — Знаешь, Леджер, только благодаря тебе я не умер где-то в канаве. Ты дал мне шанс, когда от меня отказались все остальные. Ты не представляешь, как я тебе благодарен и как смотрю на тебя снизу вверх. Но сейчас мне трудно это делать. Ты ведешь себя как придурок. — И зашел обратно в бар.

Я несколько секунд смотрел на закрытую дверь, а потом ударил ее кулаком.

— Черт!

Я начал ходить по проезду. И, чем больше ходил, тем более виноватым себя чувствовал.

Я однозначно был на стороне Грейс и Патрика с того самого дня, когда узнал, что случилось со Скотти, но чем больше секунд проходило между словами Романа и моим следующим решением, тем бóльшую неловкость я ощущал.

У меня в голове боролись две возможности. Первая — что Кенна именно такая, какой я ее считал, и она явилась сюда, думая только о себе и вообще не желая знать, что ее присутствие может сделать с Патриком, Грейс и даже Диэм.

А вторая возможность предполагала, что Кенна — отчаявшаяся, скорбящая мать, которая просто жаждет увидеть своего ребенка. И если все так, то не знаю, правильно ли я сегодня поступил.

А что, если Роман прав? Если я вырвал у нее последние крохи надежды? И если это верно, то что с ней будет? Одна, в квартире без всяких перспектив на будущее?

Не должен ли я беспокоиться?

Не должен ли проверить, как она?

Я еще какое-то время походил по проезду позади бара, пока наконец не задал себе вопрос, с которого и начинал. А что бы сделал Скотти?

Скотти всегда видел в людях только хорошее, даже в тех, в ком я ничего хорошего увидеть не мог. Будь он тут, могу только представить, что бы он подумал обо всем этом.

Леджер, ты слишком жесток. Каждый имеет право хотя бы на сомнение, Леджер. Если она покончит с собой, как ты будешь жить дальше, Леджер?

— Черт, — выругался я. — Черт, черт, черт!

Я совсем не знал Кенну как человека. Ее реакция могла вообще быть спектаклем. Но она и вправду может впасть в полное отчаяние, и моя совесть не даст мне спокойно уснуть.

Расстроенный и раздраженный, я снова сел в машину и поехал обратно к ее дому.

Может, убедившись в том, что Роман не прав, я должен был испытать облегчение, но я только разозлился еще сильнее.