Напоминание о нем

18

Леджер

Едва я зашел в бар, как увидел десяток шоколадных кексов.

— Черт, Роман.

Он каждую неделю таскается в пекарню дальше по улице и покупает эти кексы. Только затем, чтобы иметь предлог пообщаться с хозяйкой пекарни, он же даже их не ест. Что означает, задача поедать их остается за мной. Ну и обычно я беру те, что выжили за ночь, для Диэм.

Я цапнул кекс, как раз когда Роман вышел из двойной двери позади бара.

— Почему ты просто не пригласишь ее куда-нибудь? С тех пор как ты ее встретил, я прибавил пять кило.

— Ее мужу это может не понравиться, — сказал Роман.

Ах вот оно что, она еще и замужем.

— Разумно.

— Ты же знаешь, я с ней даже не разговаривал. Я просто покупаю у нее кексы, потому что считаю, она клевая, и, может, мне нравится мучиться.

— Да ты точно кайфуешь от этих мучений. Ты и здесь работаешь по той же причине.

— Именно, — спокойно ответил Роман, опершись о стойку. — Ну? Есть новости про Кенну?

Я обернулся через плечо.

— Кто-то еще пришел? — Мне не хотелось говорить про Кенну при других. Последнее, что мне было нужно, это чтобы до Ландри дошло, что я общаюсь с ней втайне от них.

— Нет. Мэри Энн придет в семь, а Рейзи сегодня выходной.

Я откусил кекс и сказал с набитым ртом:

— Она устроилась работать в продуктовый на Кантрелл. У нее нет машины. И телефона. Думаю, у нее нет никаких родных. Она ходит на работу пешком. Кексы чертовски вкусные.

— Ты бы видел, какая женщина их печет! — сказал Роман. — Бабушка с дедом Диэм решили, что делать?

Я сунул оставшиеся полкекса обратно в коробку и вытер салфеткой рот.

— Я вчера пытался поговорить с Патриком, но он не собирается даже затрагивать эту тему. Он хочет, чтобы она просто исчезла из города и из их жизни.

— А ты сам?

— Я хочу как лучше для Диэм, — тут же ответил я.

Я всегда хотел того, что лучше для нее. Только не знал, действительно ли то, что, по моему мнению, хорошо для нее, еще и самое для нее лучшее.

Роман ничего не ответил. Он смотрел на кексы. Потом сказал:

— К черту, — и взял один.

— Думаешь, она и готовит так же вкусно, как печет?

— Надеюсь, однажды я это выясню. Практически каждая вторая пара разводится, — сказал он с надеждой в голосе.

— Готов поспорить, Уитни легко найдет тебе хорошую одинокую девушку.

— Иди ты, — пробормотал он. — Я уж лучше подожду, пока распадется брак Хозяйки Кексов.

— А имя-то у нее есть?

— Имя у всех есть.

Это был самый тихий вечер за очень долгое время, может, потому, что был понедельник и шел дождь. Обычно я не замечаю, как открывается дверь в бар, но, поскольку в зале сидело всего три посетителя, то, когда она появилась прямо из-под дождя, на нее обратились все взгляды.

Роман тоже ее заметил. Мы оба смотрели в ее сторону, когда он произнес:

— Мне почему-то кажется, Леджер, что твоя жизнь вот-вот немыслимо усложнится.

Кенна приближалась. Она промокла насквозь. Она села на то же место, что и в свой первый визит сюда. Она стащила с волос резинку Диэм, наклонилась над стойкой бара и схватила стопку салфеток.

— Ну что ж. Ты был прав насчет дождя, — сказала она, вытирая лицо и руки. — Меня нужно подвезти домой.

Я растерялся. Выскочив из моей машины, она так разозлилась на меня, что я был уверен — она никогда в жизни больше в ней не окажется.

— Я должен подвезти?

Она пожала плечами.

— Ты. Или «Убер». Или такси. Мне все равно. Но сперва я хочу кофе. Я слышала, у вас тут теперь есть карамель.

Она была в радостном настроении. Я дал ей чистое полотенце и начал варить ей кофе, пока она вытиралась. Я взглянул на часы — с тех пор, как я ходил в магазин, прошло часов десять. — Ты что, только закончила работать?

— Ага, кто-то заболел, и я взяла вторую смену.

Продуктовый закрывался в девять, а ей почти час идти до дома.

— Тебе не стоит ходить пешком домой так поздно.

— Ну так купи мне машину, — отрезала она.

Я поглядел на нее, а она с вызовом подняла бровь. Я украсил ее кофе вишенкой и пододвинул ей чашку.

— Давно у тебя этот бар? — спросила она.

— Несколько лет.

— А раньше ты занимался профессиональным спортом?

Ее вопрос рассмешил меня. Может, потому, что моя короткая двухлетняя карьера в качестве игрока Национальной лиги часто бывает единственной темой для разговоров с посетителями бара, а Кенна упомянула об этом между делом. — Ага. Играл в футбол за «Бронко».

— И хорошо играл?

Я пожал плечами.

— Ну, в Нацлигу-то меня взяли, значит, не подводил. Но был не настолько хорош, чтобы они продлили мой контракт.

— Скотти тобой гордился, — сказала она. Она смотрела в свою чашку, обнимая ее ладонями.

В первый вечер Кенна показалась мне очень закрытой, но теперь ее личность проявлялась понемногу то там, то тут. Она съела вишенку и отхлебнула кофе.

Я хотел сказать, что она может подняться наверх в квартиру Романа и высушить там одежду, но мне казалось неправильным быть с ней любезным. В последние пару дней у меня в голове шла постоянная борьба на тему, как меня может притягивать к кому-то, кого столько времени ненавидел.

Может, потому, что влечение зародилось в прошлую пятницу, до того, как я узнал, кто она.

А может, потому, что я начал задавать себе вопросы о причинах того, почему же я ее столько ненавидел.

— У тебя есть друзья в городе, которые могли бы возить тебя на работу? Или родные?

Она опустила чашку.

— В этом городе я знаю двух человек. Одна из них — моя дочь, но ей всего четыре, и она пока не умеет водить. А второй — это ты.

Мне не понравилось, что сарказм почему-то сделал ее еще привлекательнее. Мне нужно прекратить с ней общаться. Мне не нужно, чтобы она сидела в моем баре. Кто-нибудь увидит, что я с ней разговариваю, и это дойдет до Грейс и Патрика.

— Когда допьешь кофе, я отвезу тебя домой.

И я ушел в другой конец зала, чтобы оказаться подальше от нее.

Через полчаса мы с Кенной вышли из бара и пошли в сторону моей машины. Мы закрывались через час, но Роман сказал, что обо всем позаботится. Мне просто нужно было увезти Кенну из бара и подальше от себя, так, чтобы никто не видел нас вместе.

Дождь все еще лил, так что я взял зонт и держал его над нею. Хотя это ничего не меняло — она все равно уже насквозь промокла.

Я открыл ей пассажирскую дверцу, и она забралась в грузовик. Когда мы встретились взглядами, нам обоим стало неловко, потому что мы оба не могли не думать о том, что произошло, когда мы в прошлый раз были в этой машине.

Я закрыл дверцу и постарался не вспоминать о том вечере, и о ней, и о том, какая она на вкус.

Когда я сел в машину, она поставила ноги на приборную доску, а в руках крутила резинку Диэм. Я вырулил на улицу.

Я все не мог перестать думать о ее словах — о том, что, кроме меня, она знает в этом городе только Диэм. Если это правда, то ведь она даже не знает дочку. Просто знает, что Диэм существует, а по-настоящему знакома в этом городе только со мной.

И мне это не нравилось.

Людям нужны другие люди.

Где ее семья? Где ее мать? Почему никто из ее родных так и не попытался познакомиться с Диэм? Я никогда не понимал, почему никто, ни другие бабушка с дедушкой, ни хотя бы дядя или тетя так и не попытались связаться с Грейс и Патриком насчет встреч с Диэм.

А если у нее нет телефона, то с кем же она разговаривает?

— Жалеешь, что целовал меня? — спросила она.

Едва она это проговорила, я оторвал взгляд от дороги и уставился на нее. Она выжидательно смотрела на меня, и я только крепче сжал руль и снова повернулся к дороге.

Я кивнул, потому что действительно жалел об этом. Может, и не по тем, как она думала, причинам, но все равно жалел.

После этого всю дорогу до ее дома мы молчали. Припарковав машину, я поглядел на нее. Она сидела, опустив глаза на резинку. Она надела ее на запястье и, даже не взглянув на меня, пробормотала:

— Спасибо, что подвез. — Открыла дверцу и выскочила из машины раньше, чем я обрел голос, чтобы пожелать ей доброй ночи.