Напоминание о нем

32

Леджер

Котенок всю ночь проспал у Кенны на руках. Может, это и странно, но мне нравилось смотреть, как она обращается с Иви. Она заботится о ней. Всегда проверяет, чтобы у Иви не было возможности выскочить за дверь, пока никто не видит.

Мне ужасно интересно, как бы она вела себя с Диэм. Потому что я уверен, что однажды смогу это увидеть. Может, это случится не так уж скоро, но я найду способ. Она заслуживает этого, и Диэм тоже, и я верю в свои внутренние ощущения больше, чем в свои сомнения.

Я осторожно потянулся за телефоном, чтобы проверить время. Почти семь утра, Диэм скоро проснется. И увидит, что моей машины нет на месте. Наверное, мне стоит вернуться домой до того, как они уедут навещать мать Патрика. Но мне не хотелось уходить, пока Кенна спит. Если она после этой ночи проснется одна, я буду чувствовать себя козлом.

Я осторожно поцеловал ее в уголок рта и откинул с ее лица прядь волос. Она пошевелилась и застонала, и я понял, что она просыпается, но эти звуки очень походили на звуки во время секса, и теперь мне совсем не хотелось уходить. Никогда.

Она наконец открыла глаза и посмотрела на меня.

— Мне надо идти, — тихо сказал я. — Я могу потом еще вернуться?

Она кивнула.

— Я буду тут. У меня сегодня выходной. — Она послала мне воздушный поцелуй. — Я потом поцелую тебя как следует, но сперва я хочу почистить зубы.

Я рассмеялся и поцеловал ее в щеку. Прежде чем подняться, мы обменялись быстрыми взглядами, и у меня возникло чувство, что она думает о чем-то, чего не хочет говорить вслух. Я поглядел на нее, ожидая, что она что-то скажет, но она молчала, и я снова поцеловал ее в губы

— Я вернусь днем.

Я слишком долго возился. Когда я подъехал к дому, Диэм и Грейс уже встали и были у себя во дворе. Диэм увидала меня раньше всех и побежала через улицу, пока я сворачивал во двор и выключал мотор.

Я распахнул дверцу, подхватил ее и поцеловал в макушку, а она обхватила меня и стиснула за шею. Богом клянусь, на свете нет ничего даже близко похожего на объятия этой девочки.

Ну разве что объятия ее матери могут подойти довольно близко.

Грейс вошла в мой двор через несколько секунд. Она хитровато взглянула на меня, как будто знала, где я провел ночь. Может, она и думает, что знает, но если бы она на самом деле могла догадаться, то смотрела бы на меня не так.

— Похоже, тебе не удалось особо поспать, — сказала она.

— Я отлично выспался. Выброси это из головы.

Грейс рассмеялась и дернула Диэм за косичку.

— Ну что ж, ты как раз вовремя. Она хотела попрощаться с тобой перед отъездом.

Диэм снова обняла меня.

— Не забывай меня, — сказала она, отпуская руки, чтобы я мог спустить ее на землю.

— Ди, тебя не будет всего одну ночь. Как я могу тебя позабыть?

Диэм потерла лицо руками.

— Ну, ты старый, а старые люди все забывают.

— Я не старый, — ответил я. — Грейс, погоди немного. — Я отпер свою дверь, зашел в кухню и взял цветы, которые купил для нее еще вчера. Я никогда не пропускал ни День матери, ни День отца, чтобы не купить что-нибудь для нее или Патрика.

Она всю жизнь была мне как мать, и я покупал бы ей цветы, даже если бы Скотти был жив.

— С Днем матери, — вручил я ей цветы. Она удивилась, обрадовалась и обняла меня, но я не расслышал ее благодарностей сквозь удар раскаяния, охвативший меня в этот момент.

Я забыл, что сегодня День матери. Я проснулся утром рядом с Кенной, и ничего ей не сказал. Все же я придурок.

— Надо до отъезда поставить их в воду, — сказала Грейс. — Не хочешь пока посадить Диэм в машину?

Взяв Диэм за руку, я повел ее через улицу. Патрик уже ждал в машине. Грейс понесла цветы в дом, а я открыл заднюю дверцу и посадил Диэм в ее кресло.

— А что такое День матери? — спросила она.

— Это праздник, — кратко объяснил я, но мы с Патриком переглянулись.

— Я знаю. Но почему ты и НоНо дарите Нане цветы в день матери? Ведь ты говорил, что твоя мама — Робин?

— Моя мама — Робин, — сказал я. — А твоя бабушка Ландри — мама НоНо. И поэтому вы едете сегодня к ней в гости. Но в День матери ты покупаешь цветы всем матерям, которых любишь, даже если это не твоя мама.

Диэм сморщила нос.

— А я должна подарить цветы моей маме? — Похоже, в последнее время она всерьез размышляла о своем фамильном древе, и это умиляло, но вызывало беспокойство. Вскоре она неизбежно обнаружит, что ее семейное дерево пережило серьезный удар молнии.

Патрик наконец-то вмешался:

— Но мы с тобой вчера подарили Нане цветы, разве ты не помнишь?

Диэм покачала головой.

— Нет, я говорю о своей маме, которой тут нет. У которой маленькая машина. А ей я должна подарить цветы?

Мы с Патриком снова переглянулись. Я уверен, он решил, что выражение боли на моем лице вызвано неловкими вопросами Диэм. Я поцеловал ее в лоб, и тут к машине вернулась Грейс.

— Твоя мама получит цветы, — сказал я Диэм. — Я тебя люблю. Передавай привет бабушке Ландри.

Диэм улыбнулась и похлопала меня по щеке своей крошечной ручкой.

— Хорошего Дня матери, Леджер!

Я отошел от машины и пожелал им хорошей дороги. Но, глядя им вслед, я чувствовал тяжесть на сердце, потому что слова Диэм проникали в меня все глубже.

Она начинает задумываться о своей матери. Начинает беспокоиться. И даже если Патрик решил, что я просто успокаивал ее, обещая, что ее мать получит цветы, я на самом деле пообещал. И не нарушу этого обещания.

Сама мысль о том, что Кенна проведет этот день и никто даже не будет знать о ее материнстве, да и вся эта ситуация вызывали во мне все большую злость.

Иногда мне хотелось напрямую обвинить в этом Грейс и Патрика, но это тоже нечестно. То, что они делают, необходимо им, чтобы выжить.

Мы имеем то, что имеем. Жуткая ситуация, в которой некого винить. Мы все — лишь кучка несчастных людей, которые делают все, что могут, чтобы дожить до следующего дня. Некоторым из нас хуже, чем другим. Некоторые могут простить других с большей готовностью.

Таить злобу тяжело, но для людей, которым больнее всех, простить, наверное, еще тяжелее.

Через несколько часов я подъехал к дому Кенны и на полпути к лестнице заметил ее. Она вытирала стол, который я одолжил ей. Она тоже увидела меня. При виде цветов у меня в руках она замерла. Я подошел к ней, но она продолжала смотреть на цветы. Я вручил их ей.

— С Днем матери. Я заранее поставил цветы в вазу, потому что не был уверен, что у нее дома найдется ваза.

Глядя на выражение ее лица, я испугался, что, может быть, не стоило покупать ей цветы. Может быть, ей неприятно отмечать День матери до того, как она хотя бы увидит своего ребенка. Не знаю, мне показалось, что я должен был как-то лучше продумать все это.

Она взяла их у меня так осторожно и неуверенно, словно ей никогда раньше ничего не дарили. Потом посмотрела на меня и очень тихо сказала:

— Спасибо. — И это прозвучало искренне. То, как ее глаза немедленно наполнились слезами, убедило меня, что я все сделал правильно.

— Как прошел ланч?

Она улыбнулась.

— Весело. Нам было весело. — Она кивнула головой в сторону своей квартиры. — Не хочешь зайти?

Я поднялся вслед за ней по ступенькам. Когда мы оказались в квартире, она долила в вазу немного воды и поставила ее на стол. Поправляя букет, она спросила:

— Что ты сегодня делаешь?

Я хотел сказать: «То же, что и ты», — но не знал, в каком она настроении после прошлой ночи. Иногда сначала все кажется прекрасно, но потом, когда пройдет несколько часов, радость может перейти в нечто совершенно иное.

— Я собираюсь поехать в новый дом, немного поработать с полами. Патрик и Грейс повезли Диэм к его матери, так что их до завтра дома не будет.

Сегодня Кенна надела розовую блузку, которая казалась совсем новой, и длинную белую развевающуюся юбку. Я никогда не видел ее ни в чем, кроме джинсов и майки, но в этой блузке у нее даже был крошечный намек на декольте. Я изо всех сил старался не пялиться на него, но, черт возьми, это было непросто. Мы немного помолчали. Потом я сказал:

— Хочешь поехать со мной?

Она неуверенно взглянула на меня.

— А ты хочешь, чтобы я поехала?

Я понял, что ее неуверенность может объясняться не тем, что она сама о чем-то сожалеет, а тем, что боится, не сожалею ли я.

— Ну конечно. — Услышав уверенность в моем голосе, она улыбнулась, и эта ее улыбка разрушила разделявшую нас стену. Я прижал ее к себе и поцеловал. Как только мои губы коснулись ее, она заметно расслабилась.

Мне было так неприятно, что из-за меня она хоть на секунду усомнилась в себе. Я должен был поцеловать сразу, отдав ей цветы.

— А мы можем по дороге купить мороженое? — спросила она.

Я кивнул.

— А карточка у тебя с собой? — поддразнила она меня.

— Я никогда не выхожу без нее из дому.

Она рассмеялась, взяла свою сумку и погладила Иви на прощание.

Спустившись вниз, мы с Кенной сложили стол и стулья и загрузили их в кузов грузовика. Вышло очень удачно, потому что я все равно собирался как-нибудь перевезти в новый дом какой-нибудь из столов.

Я как раз нес к машине последние стулья, когда откуда-то появилась Леди Диана. Она встала между нами с Кенной и грузовиком.

— Ты что, уезжаешь с Дебилом? — спросила она у Кенны.

— Можешь перестать называть его дебилом. Его зовут Леджер.

Леди Диана оглядела меня с ног до головы и пробормотала «Дебжер».

Кенна, делая вид, что не слышит, сказала:

— До завтра, увидимся на работе.

Когда мы сели в машину, я рассмеялся.

— Дебжер. Довольно умно.

Пристегивая ремень, Кенна сказала:

— Ну да, она умная и злопамятная. Опасное сочетание.

Я сдал назад, думая, не пора ли отдать ей другой подарок, который я приготовил для нее. Сейчас, когда мы сидели вдвоем в кабине, это выглядело как-то более неловко, чем когда я это придумал. А то, что я провел за этим столько времени с утра, только добавляло неловкости, так что мы отъехали от ее дома уже на пару километров, когда я наконец набрался храбрости и сказал:

— Я кое-что для тебя сделал.

Остановившись на следующем светофоре, я переслал ей ссылку. Ее телефон пискнул, она открыла ссылку и несколько секунд молча смотрела на экран.

— Что это? Плейлист?

— Ага. Я сделал его этим утром. Тут примерно двадцать песен, которые не имеют ни малейшего отношения к тому, что может напомнить тебе о чем-нибудь грустном.

Глядя на экран телефона, она перелистывала песни. Я ждал от нее какой-нибудь реакции, но ее лицо ничего не выражало. Она отвернулась к окну и прикрыла рот рукой, словно скрывая смешок. Я продолжал поглядывать на нее, но наконец уже больше не вытерпел.

— Ты смеешься? Это глупо, да?

Она повернулась ко мне, улыбаясь, но в ее глазах, кажется, сверкали слезы.

— Это совсем не глупо.

Протянувшись через сиденье, она взяла меня за руку и снова отвернулась к окну. Я километров пять старался подавить улыбку. Но потом, на шестом километре, я уже пытался не хмуриться, потому что такая мелочь, как плейлист, не должна вызывать у нее слезы.

Ее одиночество начинало мучить меня. Я хотел видеть ее счастливой. Я хотел умудриться сказать Грейс и Патрику все нужные слова о том, почему они должны дать ей шанс. Но то, что я до сих пор так и не знал ее со Скотти истории, оставалось одной из причин, по которой я боялся не достичь результата, которого мы оба с ней желали.