В лесах Пашутовки

2

Около шести вернулись с работы хозяева Василий Тимофеевич и Татьяна Викторовна. Супруги-ровесники лет тридцати, они поженились еще в бытность студентами строительного института и теперь оба работали в Госстрое. Хозяйка, статная женщина с косами, уложенными корзинкой вокруг головы, казалась на первый взгляд женственной и добросердечной. Но не зря мудрецы советуют не слишком доверять первому взгляду. Мало кто мог сравниться с Татьяной Викторовной в жесткой педантичности. Зато ее муж был натуральным Васей — мягким безвольным человеком с конторскими резинками на рукавах рубашки.

— Что это с тобой такое? — поинтересовалась Татьяна Викторовна, едва войдя в квартиру.

В самом деле, Надя работала у них уже почти полгода, но никогда еще не выглядела такой сияющей красавицей. Девушку словно подменили. Она сменила заношенное повседневное платье на черную юбку и белоснежную блузку, губы накрашены, брови подведены, и завитые волосы выдают совсем недавний визит в парикмахерскую. Но главное — каким радостным блеском сияют ее глаза, какой румянец полыхает на щеках, каким счастьем дышит все ее существо!

— Мой муж приехал! — с гордостью возвещает она оторопевшей хозяйке.

— Муж?! Какой муж?

Татьяна Викторовна смотрит и не верит: откуда взяться мужу у этой хромой замарашки? Надя коротко объясняет: они встретились в лагере, потом она вышла на свободу, а вот теперь выпустили и его.

— Ну и где он сейчас? — недовольно спрашивает хозяйка.

Видно, что ей совсем не по нраву эти внезапные осложнения.

— Здесь, у меня в комнате!

Они входят в Надину комнатушку, где сном младенца спит Алеша. После нескольких дней неимоверного напряжения он наконец расслабился, и на его лице разлито выражение безмятежного покоя. Тем не менее слух у беглого заключенного всегда начеку. Заслышав близкий разговор, Алеша открывает глаза и вскакивает с кровати.

— Это твой муж? — в изумлении произносит хозяйка.

— Да! Это мой муж! — гордо подтверждает Надя.

Три пары глаз вперяются в Алешино лицо, в его высокую плечистую фигуру. В этот решительный момент нервы беглеца напряжены до предела, но внешне это почти не сказывается. Он с вежливой улыбкой обращается к хозяину — добродушному толстячку с нелепыми резинками на рукавах:

— Извините, что потревожил вас…

— Ничего страшного! — автоматически отвечает вежливостью на вежливость наивный Василий Тимофеевич.

Но, к несчастью, в этом доме правит бал вовсе не он, и это проясняется уже в следующую секунду, когда Татьяна Викторовна обращается к Алеше с просьбой предъявить паспорт.

Паспорт — слабое место беглеца. У Алеши есть в кармане документ на имя Семена Сергеевича Травкина, 1918 года рождения. Вот только фотография в паспорте совсем не похожа на Алешин портрет. Кроме того, срок действия документа истек два года тому назад, а такая ушлая особа, как эта дама с корзинкой, не может не знать, что после выхода из лагеря бывшие заключенные получают новый паспорт в обмен на справку об освобождении.

Нет-нет, опасно показывать ей столь очевидно фальшивый документ. Поэтому Алеша напускает на себя выражение невинной беспечности и небрежно машет рукой.

— Охотно предъявил бы, — говорит он, — но не могу. Сдал справку из лагеря в милицию. Обещали выправить новый паспорт через пару дней.

Надя смотрит на супруга с оттенком изумления. Она рада, что он так лихо выпутался из непростой ситуации, но в то же время ее беспокоит актерское мастерство, с которым Алеша обвел вокруг пальца бдительную хозяйку. Его ложь звучит совершенно естественно, ни один мускул на лице не выдает обмана. «Э, да с таким мужем придется держать ухо востро!» — думает Надя Ракитова. Тем временем Алеша развивает успех.

— Я уеду, как только получу паспорт, — говорит он. — Устроюсь на новом месте и тогда уже выпишу к себе Надю.

Он поворачивается к Наде, призывая ее в свидетельницы. Глаза беглеца и хромоножки встречаются. «Что же ты молчишь?» — говорит, требует, молит его взгляд. «В самом деле, — думает она. — Я должна исполнять свою часть договора…» И Надя отвечает мужу широкой улыбкой счастливой женщины, женщины, которая готова на все ради своего суженого. Эта улыбка так светла, так естественна и правдива, что убеждает даже Татьяну Викторовну. Конечно, этот неизвестно откуда свалившийся на голову муж выглядит крайне подозрительно, но уж в женской психологии дама с косами понимает хорошо. Домработница Надя не врет: это и в самом деле ее мужчина.

Маленькая Наташка окончательно склоняет чашу весов в нужную сторону. Она вбегает в комнату и первым делом бросается к Алеше, усаживается к нему на колени и принимается болтать. Родители удивленно переглядываются: их дочь не из тех детей, которые легко идут к чужим людям.

— Хорошо, — сдается Татьяна Викторовна. — Надя, накрывай на стол!

Похоже, опасность миновала. Алеша нашел-таки убежище на ближайшие дни. Близится ночь. Наташка уложена спать, хозяева ушли в кино на поздний сеанс. Надя подает ужин: горячий суп, мясные тефтели в соусе, чай со сгущенкой. Все вкусно, все по-домашнему, все напоминает давние времена родного уюта. Несомненно, хромоножка хорошо разбирается в вопросах домашнего хозяйства. Возвращаются из кино хозяева. Завтра рабочий день, пора на боковую. В одиннадцать затихают в доме ходьба и приглушенные разговоры. Надя выключает свет и ложится в постель к мужу.

Проходят три дня, четыре. Алеша не выходит на улицу. Он отращивает бороду — так надежней.

— Уф, колючий! — смеется по ночам Надя.

От нее пахнет яблоками, пахнет счастьем. Нет, он не собирается бриться: поменяешь лицо — поменяешь удачу. Да и жалуется Надя больше для проформы. Эта некогда невзрачная калека расцвела, как диковинный бутон. На губах постоянно играет улыбка, глаза сияют, любовная страсть ее не знает насыщения. Счастливица, просто счастливица! Вот уж поистине выиграла в лотерею, отхватила себе такого красавца и умника, всем на загляденье. Теперь он принадлежит ей и только ей, на веки вечные. Это самое главное, а прочие проблемы — ерунда, мелочь, подобная щетине на щеках и на подбородке. Колется — ну и пусть: это колется счастье. И Надя Ракитова твердо намерена всеми силами защищать это счастье. Да-да, она влюблена не на шутку.

Но на пятый день Алеша совершает серьезную промашку. Все начинается с бутылки вина. Он давно уже пристает к Наде, чтобы она купила хотя бы немного выпивки. Она возражает. Зачем ему спиртное? Хмель туманит сознание и лишает трезвого разумения. В их положении это опасно. Но Алеша настаивает. Скучно сидеть безвылазно дома. Хочется мужчине немного побаловать себя забытым вкусом вина, вкусом прошлых застолий, вкусом свободы. И Надя уступает: долго ли может она сопротивляться уговорам мужа, любимого человека, дарящего ей счастье?

В полдень она выходит в магазин и возвращается с бутылкой водки. Всего пол-литра, но много ли надо простому смертному, начисто отвыкшему от спиртного? Алеша опрокидывает две стопки, Надя тоже выпивает чуть-чуть. Вот и славно! Теперь можно порадоваться, можно спеть. Да и как не запеть: Алеша пьян, Надя влюблена. Наташенька спит, хозяева на работе — никто не помешает их маленькому празднику. И Алеша заводит: «Вниз по матушке, по Волге, на простор речной волны…»

— Тихо! — шикает на него Надя. — Наташенька спит!

Но она тоже захмелела, и не только от вина. Да и устали два лагерника слышать постоянное шиканье и запреты, устали от заткнутого рта, от онемевшего языка. Сейчас им хочется петь. И Надя присоединяет свой голос к голосу мужа. Это низкий певучий голос, красивый и сильный; он наполняет маленькую комнатку до краев. Вбегает босиком Наташенька — она проснулась и хочет присоединиться к общей радости. Девочку усаживают на кровать. Кончается «Волга-матушка», начинается другая песня. Надин голос набирает еще больше мощи, он льется, как полноводная Волга-река, берет за сердце, достает до глубины души. Алеша умолкает, чтобы не мешать вдохновенной певице. Он обнимает Надю за плечи и привлекает к себе: как не вознаградить такое пение поцелуем?

— Мама! — вдруг вскрикивает Наташка.

Надя и Алеша поднимают глаза — в дверях стоит хозяйка Татьяна Викторовна. Ну надо же такому случиться! До этого она никогда не приходила домой в обеденный перерыв, а тут вдруг ни с того ни с сего… Татьяна Викторовна окидывает возмущенным взглядом бутылку водки, закуску и пьяную компанию на кровати. Вертеп, настоящий вертеп! И ее четырехлетняя дочь в самой сердцевине этого безобразия! Хозяйка хватает девочку и с отвращением сдергивает ее с кровати. Алеша поднимается с места, его слегка пошатывает. В подобной ситуации лучше бы промолчать, но хмель плохой советчик.

— Хозяйка! — радостно восклицает Алеша. — Садись, посиди с нами!

Предложение выглядит неуместно, хотя и сделано от всего сердца.

— Я не позволю превратить свой дом в кабак! — холодно отвечает Татьяна Викторовна.

Глаза ее мечут молнии.

— Вон! — кричит она, обращаясь к Алеше. — Я требую, чтобы вы немедленно покинули квартиру!

Улыбка сползает с Алешиного лица. Пытаясь поправить положение, он лезет в карман и выуживает оттуда паспорт на имя Травкина.

— Не сердитесь, хозяйка, — говорит он, помахивая документом перед носом Татьяны Викторовны. — Вот, смотрите, я получил паспорт!

— Тем более! Уходите, немедленно!

— Пожалуйста, хозяйка, — умоляюще произносит Алеша. — Мне нужно перекантоваться еще два-три дня, подготовиться к дороге.

— Немедленно! — взвизгивает дама в косах. — Ненавижу пьяных!

— Мама, мама! — это подает голос маленькая Наташа. — Не надо, мама! Пусть дядя Семен остается с нами! Ну, пожалуйста!

Но не помогает и это неожиданное заступничество.

— Наташа, это не твое дело! — отрезает мать.

В этот момент в разговор вступает молчавшая доселе Надя.

— Татьяна Викторовна, — говорит она, — если вы выгоняете моего мужа, то уйду и я.

Но на жестокосердную хозяйку не действуют подобные ультиматумы.

— Что ж, в таком случае выметайся и ты!

Татьяна Викторовна смотрит на часы: до конца обеденного перерыва осталось не так много времени, а ей еще надо успеть пристроить ребенка к соседке. Алеша разочарованно вздыхает: похоже, и в самом деле придется уходить. Ждать от этого места уже нечего, и он отпускает в адрес дамы с косами несколько сочных лагерных выражений. Та вспыхивает и хватается за телефон:

— Ах так?! Я звоню в милицию!

Эта угроза вышибает остатки хмеля из Алешиной головы. Он поспешно поднимает руки в знак полной капитуляции.

— Не надо, Татьяна Викторовна. Мы уходим.

После некоторых колебаний хозяйка возвращает телефонную трубку на рычаг. Она делает это не из жалости к своей домработнице и ее мужу, а по причине недостатка времени: скоро конец обеду, и она просто не может позволить себе длительную возню с милицейским допросом, протоколом и задержанием. Алеша и Надя поспешно собирают вещи. У него — все тот же небольшой чемоданчик, у нее имущества чуть побольше — на саквояж и рюкзак. Татьяна Викторовна отсчитывает Наде триста рублей — зарплату за отработанные дни.