В лесах Пашутовки

1

Улица тянется с юга на север, и ее левая сторона в утренние часы щедро залита солнцем. По мостовой прочерчена резкая грань между светом и тенью; случайный автомобиль на секунду-другую сдвигает ее вверх внезапной ступенькой, но затем машина уезжает, и линия тут же восстанавливает свою изначальную прямизну, контрастность и резкость. Зимой солнце в цене, поэтому многие прохожие прокладывают свой маршрут именно по левому тротуару. Ярко сияет снежный наст, скрипят на всю улицу теплые, обутые галошами валенки, вторят им своим скрипом широкие шины грузовиков. Кажется, что во всем мире слышится сейчас этот зимний прозрачный хруст, кажется, что повсюду разлит этот ослепительный свет, сверкающий чистой белизной.

Но нет, это не так — есть и правый тротуар, темная сторона. Осторожным оценивающим взглядом смотрит оттуда Алеша на сияющий противоположный мир. Он предпочитает оставаться в тени, не выделиться. И есть тому веская причина: шесть дней назад Алеша бежал из исправительного лагеря. С точки зрения властей он теперь беглый заключенный, опасный политический и уголовный преступник. По его следам наверняка пущен весь аппарат правопорядка, включающий милицию, военных и лагерную охрану с собаками. Они сейчас охотники, он — жертва. Для них охота — обычное дело, в меру докучное, в меру занимательное; для него же речь идет о жизни и смерти.

Алеша искоса поглядывает влево. Как сильно, как свободно сияет сегодня солнце на другой стороне улицы! Головы женщин повязаны серыми шерстяными платками, подняты воротники зимних пальто и тулупов. Мужчины в меховых шапках-ушанках; их «уши» опущены по случаю нешуточного мороза. Булочные, бакалейные лавки и общественные столовые уже открылись, промтоварные магазины ждут одиннадцати. Все здесь идет своим чередом, согласно законному расписанию. Кроме него, Алеши, — он вне закона. Не исключено, что откуда-то оттуда, из этой слепящей голубой выси, уставился на землю чей-то прищуренный охотничий взгляд; он шарит по улицам и переулкам, заглядывает в каждую щель, ищет сбежавшего зека.

Надо бы где-нибудь спрятаться, пересидеть. Но где? В публичное место не сунешься. Вокзалы, столовки, парикмахерские, магазины, общественный транспорт — все это слишком опасно для беглеца. Единственная возможность — забраться под чье-то крыло, в чью-то частную квартиру, комнату, угол, где не встретишь милиционера, не услышишь требовательное: «Ваши документы!» Там, затаившись на несколько дней, можно было бы переждать это опасное время. А потом, когда след остынет и поутихнет пыл погони, Алеша попробует сесть на поезд, который увезет его подальше от этих мест, в родной южный город, где есть у него близкий друг Митя Соколов. Митя поможет с бумагами, подделает паспорт, нарисует нужные печати, с которыми можно будет начать новую свободную жизнь…

Чтобы не привлекать излишнего внимания, Алеша шагает деловитой, целеустремленной походкой занятого человека. У витрины книжного он приостанавливается, разглядывает корешки книг. Зайти, что ли? Нет, опасно. Он с сожалением отворачивается и вдруг слышит короткий вскрик.

Что случилось? Это маленькая девочка лет четырех с санками. Как видно, яркие книжные обложки тоже привлекли ее внимание. А может, малышку ослепило яркое солнце, искры света на снежном насте, разноцветные краски инея… Так или иначе, она зазевалась и даже не заметила, как шагнула с тротуара на мостовую, прямо под колеса проезжающих машин.

Все произошло в одно мгновение. Автомобиль «Победа» промчался мимо, девочка осталась лежать на снегу. Истошно закричала какая-то женщина. Повинуясь инстинктивному желанию помочь и не думая ни о чем другом, Алеша бросился к ребенку.

Девочка без сознания, в ее кулачке еще зажата веревка от санок. Сильно хромая, к ним подбегает перепуганная женщина — наверно, мать:

— Наташа! Наташенька!

Она вытягивает вперед руки, чтобы забрать у Алеши девочку.

— Погодите! — останавливает ее Алеша. — Я врач, я помогу…

В его голове уже успел созреть молниеносный план возможного спасения — не столько девочки, сколько его самого. Девочка-то цела, ее здоровью ничего не угрожает — это Алеша определил сразу. А что касается молниеносных озарений, то беглый заключенный является большим специалистом в этой области.

Он деликатно, но твердо отводит руку женщины.

— Не трогайте девочку, ей необходим полный покой. Вы далеко живете? Я помогу отнести ее домой. Берите санки и мой чемоданчик.

Алеша кивает на небольшой чемодан, где содержится все его нынешнее имущество. Одновременно он тревожно поглядывает по сторонам: промедление смерти подобно! Вокруг уже начали собираться люди. Того гляди, нагрянет милиционер, станет составлять протокол, и тогда уже точно пиши пропало. Хромая женщина стоит в нерешительности.

— Не бойтесь, с девочкой ничего не случилось! — говорит Алеша с самым авторитетным видом. Он ведь и в самом деле врач, он знает. — Она просто сильно напугана. Шок. Где вы живете?

Женщина с сомнением смотрит на него, представительного тридцатилетнего мужчину, и оглядывается по сторонам. Она все еще колеблется — не вызвать ли скорую, а заодно и милицию… К Алешиному счастью, именно в этот решительный момент девочка приходит в себя.

— Смотрите, она открыла глаза! Так где вы живете?

— В десяти минутах отсюда… — отвечает хромоножка.

У нее красивый грудной голос. Сейчас он звучит испуганно.

— Пойдемте скорее! — решительно командует Алеша. — Я уверен, что девочка вне опасности, но тем не менее нужно срочно осмотреть ее. Ну что же вы стоите? Берите мой чемодан! Идемте! Я занятой человек и не могу стоять тут вечно.

Пауза длится и длится. Десять секунд. Пятнадцать. Полминуты. Минута. Алеше уже начинает казаться, что в глубине улицы появляется фигура милиционера в шинели. «Надо бежать», — думает он, но тут наконец женщина принимает решение, и это решение — в пользу Алеши. Во многом это происходит благодаря его располагающей к себе внешности: он высок ростом и приятен наружностью. От русского отца унаследовал Алеша светлые волосы и мягкие черты лица, от еврейской матери — черные, слегка навыкате глаза. В эту минуту нельзя не заметить в них выражения нарастающей тревоги. К счастью, опасная ситуация разрешается самым благоприятным образом.

— Ладно, пошли… — женщина приглашающе машет рукой.

Она торопится и от этого хромает еще сильнее. К облегчению ее спутника с девочкой на руках, они почти сразу сворачивают в боковую улицу. Вот и дом.

— Это ваш дом?

— Нет, хозяйский. Я у них домработница. Они меня убьют, если с Наташкой что-то случилось…

Алеша исподтишка разглядывает женщину. Первое впечатление: курносая, и уже не девчонка. Глаза? Глаза серо-голубые, серьезные, озабоченные; вокруг них едва намечена сеточка первых морщинок. Возраст? На вид ей лет двадцать пять, плюс-минус два года. Как знать, как знать — возможно, что-нибудь из этого и выйдет…

— Где работает твой хозяин?

— Оба — инженеры-конструкторы в строительном бюро.

Алеша кивает. Сибирь, начало пятидесятых. Вокруг этого города много лагерей — как общего, так и строгого режима. Алеша бежал из строгого, что само по себе чудо. Лагеря усиленно охраняются, сбежать оттуда почти невозможно.

Они поднимаются на второй этаж, женщина открывает дверь и на ходу сбрасывает с плеч зимнее пальто — потрепанное, старое, с лысым цигейковым воротником. Привычным движением разматывает платок, сует его в рукав. В прихожей на стене вешалка; Алеше снять пальто не предлагается. Он вносит девочку в комнату и укладывает ее на кушетку.

— Ну, гражданочка, посмотрим, что тут у вас болит…

Он проверяет тут и там; Наташа вертится и хохочет — ей щекотно, у нее вообще ничего не болит. Алеша распрямляется и объявляет врачебный вердикт: девочка в полном порядке, автомобиль ее даже не коснулся, а падение и обморок произошли от неожиданного испуга. Тем не менее испуг — тоже травма, поэтому Наташе желательно отдохнуть, успокоиться, вздремнуть часок-другой. В чемоданчике у него как раз есть таблетки на такой случай. После недолгих уговоров девочка выпивает лекарство и засыпает.

Алеша неохотно возвращается в прихожую. Домработница провожает его, благодарит снова и снова. На ней старенькое голубое платьице, в серых глазах выражение облегчения и радости. Они останавливаются у входной двери — обычная неловкая заминка перед уходом гостя. Тихо и тепло в квартире. Алеша вздыхает: на улице, где ему предстоит оказаться через минуту, не тепло и не тихо. Снаружи, за этой дверью, сибирский февраль, чужой город в окружении лагерей, милиция, погоня с собаками. Женщина робко смотрит на него снизу вверх. Для нее этот статный красивый доктор — существо из совсем другой компании, куда нет дороги таким серым мышкам, как она, домашняя прислуга в заношенном платьице. Она и представить себе не может истинного положения вещей.

Неловкость все возрастает. Наконец Алеша смущенно говорит, глядя в сторону:

— Извини, но я спрашиваю как хирург. Твоя хромота… Как видно, это результат какого-то несчастного случая?

Женщина удивленно поднимает брови. Какой-то он странный, этот врач. С какой стати он лезет в ее жизнь? Хотя, с другой стороны, отчего бы не рассказать? Или не рассказывать?

— Я работала в лесу… — отвечает она с сомнением. — На лесоповале.

— В лагере? — догадывается Алеша.

Он произносит это слово шепотом, будто кто-то может подслушать.

— Да, в лагере номер тринадцать.

— Если так, то ты мне сестричка, — улыбается он. — Я ведь тоже сидел.

— Ты что, только освободился?

— Ага. Только что. Даже негде переночевать.

— Негде переночевать… — повторяет женщина. — Неужели у тебя нет ни родственников, ни знакомых?

Алеша отрицательно мотает головой. Домработница задумчиво смотрит на него. Теперь ситуация кажется ей в корне иной. Теперь она уже вовсе не серая мышка, а он — не полубог из недоступных ей сфер. Теперь они птицы одного полета, и если разобраться, то еще неизвестно, кто из них двоих сейчас выше летает. Хотя почему неизвестно? Очень даже известно: у нее дом и работа, а у него ноль без палочки, ничего, кроме справки об освобождении.

С минуту поколебавшись, она кивком приглашает его в свою комнату — крошечную шестиметровую клетушку за кухней. Там едва умещаются кровать, маленький столик и один стул. На него женщина и усаживает гостя, а сама садится напротив, на постель.

— Когда возвращаются родители Наташи?

— В шесть.

— Девочка проснется через три-четыре часа, — говорит Алеша. — Я немного посижу и пойду.

Ее взгляд смягчается. Как-никак, свой брат, бывший зек.

— Ты, верно, голоден? Я тебя покормлю…

Алеша не отказывается. Вдвоем они идут на кухню. Женщина ставит на электроплитку чайник.

— Сними уже пальто! — в ее голосе отчетливо звучит повелительная нотка.

Он с облегчением водружает свой полушубок на вешалку и остается в армейской гимнастерке без погон и знаков отличия. Алеша прекрасно сложен, широкоплеч, статен и красив лицом. Наверняка многие девушки были бы счастливы заполучить такого парня. Но только не в эту минуту — сейчас-то он явно в нужде.