Далеко ли до Чукотки?
- Автор: Ирина Ракша
- Жанр: Советская проза
- Дата выхода: 1979
Читать книгу "Далеко ли до Чукотки?" полностью
ДОБРЫЙ СВЕТ
«По алтайской степи на взмыленном коне пронеслась мимо меня амазонка. Так состоялось мое первое знакомство с семнадцатилетней Ириной Ракшой», — писал в напутствии к ее первым рассказам в 1964 году Михаил Светлов. Вечно юный, поэт сердцем почувствовал то хорошее, горячее, порывистое, что сохранилось в ней и окрасило потом ее прозу.
И первые публикации, и первые сборники рассказов И. Ракши были наполнены молодостью и ветром дорог. Их романтический строй был сродни времени конца пятидесятых — начала шестидесятых годов, когда создавались эти рассказы: разрабатывалась целина, начинались крупнейшие сибирские стройки, строились дороги. Начиналась и творческая биография писательницы. Дочь агронома целинного совхоза на Алтае, она закончила там десятилетку, работала учетчицей, трактористкой, лаборанткой, там же в местных газетах появились ее первые рассказы. И Алтайский край, его природа, люди стали ее первой любовью, ее духовной родиной.
А потом были Сибирь, Чукотка, новые впечатления и герои, принесшие в рассказы И. Ракши душевную щедрость, чистоту, готовность к подвигу. А еще знание жизни, проявившееся в умении точно увидеть и использовать деталь. «И тут не нужны никакие романтические слова, — писал Светлов. — Наоборот, бытовая деталь помогает романтике». Все это было близко и Светлову, не оттого ли он так горячо отозвался на молодой голос амазонки.
В то же время многое роднит ее прозу с шукшинской, это в первую очередь герои — бесхитростные, цельные, близкие к природе, искренние в каждом душевном порыве, неуступчивые при столкновении с эгоистической обывательской философией. И еще умение видеть мир и людей глазами кинодраматурга — в объеме и звучании, цвете и свете, в напряженном внутреннем движении. Это не случайно. Как и Шукшин, И. Ракша окончила Институт кинематографии, и по ее сценариям снято несколько хороших фильмов: «Бабье лето», «Марьин цвет», «Арбузный рейс», «Веришь, не веришь»…
Впрочем, как в прозе, так и в кино самобытность дарования и почерка писательницы очевидны. А перекличка с Шукшиным возникла, помимо всего, от общности жизненного материала, от кровной близости земле Алтая — юность И. Ракши прошла как раз напротив шукшинских Сросток, на другом берегу быстрой Катуни. Недаром Василий Макарович сразу узнал себя в Шульгине — герое рассказа «Евразия», посвященном ныне его памяти. Здесь, несомненно, сработал не только зоркий глаз художницы, многое писавшей с натуры, но и почти органическое единство ощущений и настроений, переданных в каждой строке, в том числе и стихотворной, — повествуя о молодом и самолюбивом поэте, приехавшем в Москву с Чуйского тракта, Ирина Ракша «подарила» ему собственные юношеские стихи. И подобно своему герою, Ирина Ракша выступает в прозе своеобразным поэтическим полпредом сибирских и заполярных широт. Ее герои: охотники и учителя, шоферы и инженеры, чабаны и путейцы, солдаты и почтальоны — люди простых трудовых профессий. Все они заняты своим делом, быт их не слишком устроен, часто кочевой. Писательница досконально знает этот быт, уверенно вводит нас в теплушку ремонтников, приткнувшуюся на станционном тупике, в таежный барак лесорубов, в диспетчерскую электростанции.
Целое созвездие образуют в ее творчестве рассказы о девчонках, живущих взволнованным ожиданием любви. А энергии и обаяния им не занимать: во имя любви одна из них, без гроша в кармане, пересекает на попутных поездах всю страну, другая пробивается сквозь полярный ураган «южак». И тем сердечнее улыбка, с которой изображает писательница своих героинь, тем крепче ее убеждение, что каждая из них обязательно достанет свою звезду.
Но как бескомпромиссно поступают эти девчата, когда речь идет о гражданском долге и совести! Вот, ужасно робея и всей душой стараясь показать себя с лучшей стороны, приступает к работе в станционном буфете молоденькая подсобница Таня. Она прямо-таки молиться готова на свою начальницу Лизу — разбитную вальяжную красавицу. Но только до той поры, пока не откроются у нее глаза на Лизино лицемерие, эгоизм, нравственную глухоту. И тогда ничто не удержит Таню от решительного шага (рассказ «А какой сегодня день?»).
В драматургическом построении прозы И. Ракши можно заметить как бы две линии. Это линия внешнего действия и линия внутренней, нравственной жизни героя. Последняя проистекает из обстоятельств, даже провоцируется ими, но в развитии рассказа она всякий раз оказывается самой значительной, решающей, истинной сверхзадачей. И с каждым новым произведением этот принцип становится все более явственным. Характерен в этом отношении рассказ «Хозяин», написанный удивительно точно и зрело. Его герой бодро и без оглядки шагает по жизни, все у него просто и легко. А параллельная линия внутренних монологов и авторского текста говорит о другом — о его беспринципности, верхоглядстве, малодушии. И этот хозяин вырастает в социальный тип приспособленца, автор смело развенчивает и осуждает его.
Действие в повести «Утрата» обусловлено уже самой конструкцией вещи. Перемежаясь, а порой сталкиваясь, развиваются две линии — человеческих отношений и судьбы волчьего семейства. Не впадая в антропоморфизм, автору удалось проникнуть, кажется, в самую суть жизни и повадок этих животных и показать с большой художественной убедительностью их беззащитность перед лицом слепой человеческой жестокости. Авторская идея звучит уже в самом названии повести. Она относится и к ее героям: как просто разрушить любовь и доверие и как горьки эти утраты.
Центральное место в книге занимает повесть «Весь белый свет». Может показаться неожиданным для писательницы выбор главного героя — старого охотника пенсионера Сергуни Литяева, внешне заурядного и даже трагикомического, с малых лет познавшего всякие беды и муки.
В Сергуне можно отыскать черты, роднящие его с такими литературными предшественниками, как Олеша из беловских «Плотницких рассказов», или «чудики» Василия Шукшина, или простодушный Аким, проведенный Виктором Астафьевым через ключевые главы его «Царь-рыбы». Однако характер, изображенный Ириной Ракшой, можно рассматривать как действенный вклад в коллективное исследование подобного характера.
Самое интересное в Сергуне заключается в том, что он, вовсе не будучи борцом по складу натуры, тем не менее воплощает собой активнейшее общественное начало. Чудаковатый и добродушный, он выступает как один «маленький человек», из тех, чьими совокупными целеустремленными усилиями вершится история народа. И на примере его судьбы автору удалось показать многие и многие события — здесь и гражданская война, и коллективизация, и Великая Отечественная, и многие человеческие судьбы и характеры. Поэтому повесть отличается многоплановостью композиции, она насыщена ретроспекциями, внутренними монологами, авторскими отступлениями, отдельные из них могли бы быть извлечены из повести и существовать самостоятельно: о вольном дереве, о женской красоте и др. Эти компоненты и составляют конструктивную основу повести, а сам сюжет лишь все скрепляет, соединяет в одно целое.
Интересно, что наряду с фигурой Сергуни очень важная роль отведена в повести величавому образу хребта Эдиган, олицетворяющего вечность, но в то же время выступающего отнюдь не равнодушным свидетелем всей жизни героя. На огромной груди Эдигана, в звездную морозную ночь, которую Сергуня коротает у охотничьего костерка, обретают наибольшую пронзительность волнующие его думы о конечной цели и смысле жизни, и сердце его охватывают любовь и жалость «к живому, вечному и все-таки смертному миру». Эта способность высокого сострадания, соучастия миру и есть ключ всей повести, ибо сам Сергуня, в глазах писательницы, и воплощает взаимодействующее единство смертного и вечного, личностного и народного.
И всякий раз автор находит живой образ, деталь, на которые замыкается или из которых исходит авторская мысль, и философский смысл повести выстраивается художественно убедительно, конкретно.
Надо думать, вовсе не случайно на стенде, установленном возле райкома партии, среди фотографий передовиков его родного района Сергуня, по воле писательницы, обнаруживает имя Евдокии Трыновой, неведомой ему, но знакомой читателям Ирины Ракши по рассказу «Чабанка Дуся». Здесь и отбойный мастер Василий' Шульгин — явно тот самый, из «Евразии». Нетрудно продолжить этот перечень именами многих других персонажей Ракши, составляющих вместе в е с ь б е л ы й с в е т, частицей коего является и Сергуня… Так из малого и конкретного вырастает общечеловеческая идея, вложенная в название повести, определяется программный ее характер.
И с каждой новой книгой Ирине Ракше становится все более подвластной чудесная сила слова. Его емкость, образность, выразительность стали богатством и отличительной принадлежностью писательницы.
«Весь белый свет», как и другие работы Ирины Ракши, говорят о выходе их автора на некий новый качественный рубеж. Романтическая устремленность теперь обогащена философским осмыслением жизни. В поиске и почерке писательницы утверждаются наиприметнейшие свойства и особенности современной прозы: все большее yглубление в сферу нравственно-психологическую, настойчивое соприкосновение с так называемыми вечными и в то же время все более актуальными для нас проблемами человеческого бытия. И думается, что это — хотя и нелегкая, но верная и добрая дорога, ведущая к новым большим открытиям.
Вс. С у р г а н о в
Повести