Рафаэль

26

Пьеретта коснулась моего лица, и когда я посмотрела ей в глаза, они вновь были угольно-серыми, как штормовые облака. Пьеро заговорил ее губами, покрытыми помадой:

— Это не она, Анита. Мы бы знали, если бы наша злая королева была жива, ведь мы по-прежнему были бы преданы ей.

В моей голове его слова звучали разумно, но какая-то часть моего мозга, очень древняя, знала, что тьма реальна и вполне себе существует, и она сопротивлялась этой логике. Особенно теперь, когда магия в голосе Гектора подействовала на меня и на публику. Через меня Жан-Клод хотел узнать, насколько силен Гектор, или насколько силен Падма, он чувствовал эту магию, но на меня саму слова не подействовали. Когда Гектор сказал, что Рафаэль отдаст их на растерзание вампирам, это ощущалось ужасно, но так, словно я сама не могла или не хотела прочувствовать смысл сказанного в полной мере. Когда он сказал, что Рафаэль отдаст их, это ощущалось так же, как во все те разы, когда тебя оставляют нежеланным, бросают.

— Нам нужно отвлечь мастера, который использует Гектора. — Сказала Пьеретта или Пьеро.

Я посмотрела в эти глаза цвета штормовых облаков на ее лице, и поняла, что мне не хватает ее родных карих.

— Как? — Спросила я.

— Как нам отвлечь его, не нападая? — Уточнил Бенито.

Пьеро улыбнулся губами Пьеретты, после чего она скользнула ко мне на колени, обвив одной рукой за шею, а другую оставив свободной, чтобы сохранить возможность потянуться за оружием, хотя никто из них не сделал это намеренно. Для моей руки было естественно скользнуть по ее талии, в то время как другой я придержала ее за бедро, чтобы помочь ей удержаться на моих коленях, пока она усаживалась поудобнее. Этот процесс взволновал бы меня сильнее, будь я мужчиной, но все же она меня отвлекала. Возможно, в этом и заключался смысл, потому что все эти прикосновения и ее пристраивание на моих коленях помогли мне успокоиться. Я снова могла думать, и голос Гектора не пробивался ко мне. Пьеретта ведь даже не была моей moitié bête, значит, дело было только в том, что она — леопард, мое первое животное зова? Касаться своих зверей всегда было приятно. Жан-Клод шепнул в моей голове:

«Она — наша любовница, ma petite, в этом и заключается сила нашей линии крови.»

Пьеретта покосилась на Бенито, который наклонился к нам, пока Клодия следила за толпой, а Рафаэль пытался опровергнуть обвинения Гектора.

— Мастер Гектора всегда имел слабость к дамам. — Заметила Пьеретта.

— У него кинк на изнасилования. — Сказала я.

— Не думай о плохом, Анита. — Ответила мне Пьеретта, и ее глаза по-прежнему были серыми. — Нам нужно соблазнить его, и твой хмурый настрой в этом не помощник.

— Ему нравятся партнеры, которые сопротивляются. — Возразила я.

— Это правда, но больше всего ему нравится, когда женщина, которая счастлива с кем-то другим и влюблена в кого-то другого, украдена от этого кого-то. Еще лучше, если при этом он может заставить ее партнера смотреть.

Гнев нахлынул на меня, словно с тех пор прошли минуты, а не годы. Я все еще видела Ханну с окровавленным лицом, в разодранном платье, слышала смех Фернандо в ответ на ее мольбы к Жан-Клоду с просьбой помочь. Вилли МакКой, любовь всей ее нежизни, стоял там, в одном из своих ярких костюмов и уродских галстуков, которые ему так нравилось носить еще с тех самых пор, как он был человеком. Жан-Клоду пришлось удерживать его, иначе Вилли попытался бы спасти Ханну и погиб. У меня был пистолет, которым я угрожала и выиграла нам время, но, в конце концов, нам просто повезло, потому что маленькие личные распри внутри Совета сыграли нам на руку, но Падма выбрал Ханну, потому что они с Вилли очень сильно любили друг друга. Его и его сына забавляло то, насколько для них была мучительна эта пытка, потому что они влюблены друг в друга. Нам удалось помешать Падме и его сыну, Фернандо, взаправду изнасиловать Ханну, но мне не удалось спасти Сильвию — вторую в иерархии стаи вервольфов, и Вивиан — одну из наших верлеопардов. Я спасла их уже после того, как все случилось, и нам удалось убить сына Падмы, который был главным насильником Сильвии, но месть не способна исправить вред, который уже причинен.

Рафаэль передал микрофон Клодии и наклонился к нам.

— Твой гнев будоражит мой. Я был вынужден наблюдать за пытками над ними до того, как меня самого начали резать. Я жажду его смерти.

— Это и есть наш план. — Ответила я, улыбаясь ему так, чтобы только он мог видеть, как мои глаза потемнели от ярости.

Он улыбнулся мне в ответ, и эта улыбка была так похожа на мою собственную, что я не до конца была уверена в том, чья она. Потребуется время, чтобы разобраться в том, как сильно мы смешиваемся друг с другом, но, может, это просто была наша общая ненависть?

Пьеретта подняла глаза навстречу гневу Рафаэля. Я задумалась над тем, заметил ли он, что ее глаза были не того цвета, что обычно, или он просто видел перед собой симпатичную девушку, которая уставилась на него. Он наклонился мимо нее ко мне, игнорируя ее приглашение к поцелую, однако сказал:

— Первый танец всегда принадлежит той даме, которую ты сам пригласил на бал.

Рафаэль поцеловал меня нежно, и я подалась к нему навстречу, покрепче прижимая к себе Пьеретту, чтобы случайно не сбросить ее со своих колен.

— Рафаэль, что ты делаешь? — Поинтересовался Гектор, и я поняла, что за Рафаэлем я могла не увидеть того, что происходит.

Он отстранился от меня, чтобы посмотреть в глаза Пьеретте. Я не видела, какого цвета они были, потому что она встала, чтобы встретить его губы в их первом поцелуе.

— Как ты смеешь оскорблять прекрасных женщин родере, отдавая предпочтение верлеопарду и вампирской шлюхе?!

В толпе послышался одобрительный ропот, но мне было наплевать, потому что в паре дюймов от меня целовались Рафаэль и Пьеретта. Мне нравилось наблюдать за тем, как мои любовники целуют друг друга, перегибаясь через меня, особенно когда они находятся в кровати, по обе стороны от меня, но так тоже было недурно. Это помогло мне собраться и отогнать от себя мерзкие мысли о смерти и крови, что было кстати, поскольку кровь на мне начала высыхать. Может, позже мы примем душ втроем?

Рафаэль прервал поцелуй и посмотрел на меня.

— Я ощутил твое наслаждение, когда ты наблюдала за нами.

— Я же говорила. — Ответила я, и выражение его лица заставило меня улыбнуться.

— Как же нужно ненавидеть свою суть, чтобы повернуться спиной к своим истинным царицам. — Слово «ненавидеть» буквально горело и шипело на моей коже.

Когда Рафаэль отвернулся от нас, на его губах еще блуждали остатки улыбки, а после он снова взялся за микрофон.

— Мне нравится быть частью родере. Я люблю свой народ и то, что мы воздвигли все вместе. — Магии в его голосе не было, но его искренность достигла сердец в толпе с почти вампирской силой.

— Как ты можешь поворачиваться к нам, когда на твоей коже еще горят их поцелуи, и заявлять о своей любви к собственной сути веркрысы?

— Этой ночью ты слишком поэтичен для самого себя, Гектор.

— Мои слова только мои!

— Я так не думаю. Я думаю, что ты пахнешь кем-то чужим под твоей кожей.

— Ты несешь чушь, старик.

— Тогда хватит трепаться и начнем бой. — Ответил Рафаэль.

Перемена в нем была такой резкой и необычной, что фактически сбивала с ног — это было видно по телу Гектора, и удивило не только меня.

Пьеретта наклонилась к моей шее так, словно хотела меня обнюхать, но таким образом она скрыла свой шепот:

— Еще рано для драки. Ее нужно отложить.

— Мы не бьемся за место царя перед лицом чужаков. — Заявил Гектор, но его голос уже не был таким пленительным.

— С этим можно работать. — Шепнула Пьеретта, как будто она сама могла как-то работать с тем фактом, что Гектор не хотел начинать драку здесь и сейчас.

— В раздевалке ты угрожал Аните. Если бы к тому моменту, как ты меня убил, она бы все еще была здесь, ты бы овладел ею, уничтожил вампиров и всех, кого она любит, руками веркрыс.

— Я этого не говорил.

— Ты угрожал Аните изнасилованием после того, как убьешь меня?

— Ей не следует здесь быть.

— Ответь на вопрос, Гектор — позволь нам почувствовать правду.

— Этой ночью ее привел сюда ты. Ее едва не убили снаружи.

Рафаэль изменил свой вопрос:

— Ты угрожал изнасилованием Клодии после того, как станешь царем?

— Как царь я получил бы право просить любую женщину, какую захочу.

— Просить, но не брать. — Возразил Рафаэль.

— Царь не просит о том, что принадлежит ему по праву.

Рафаэль повысил голос, отстранив от себя микрофон, так что эхо получилось отличное:

— Ты сказал Клодии, что изнасилуешь ее?

В толпе послышался гомон: «ответь ему», «почему ты не отвечаешь?» и «почему он не отвечает?». Женщина, стоявшая рядом с нами, заметила:

— Если бы он изнасиловал Клодию, то ни одна из нас не была бы в безопасности.

Она была чертовски права. А толпа скандировала: «ответь, ответь, ответь»…

Гектор тоже повысил голос, но он свой микрофон не отстранил, так что его ответ прозвучал как скулеж:

— Да! Я убью тебя, а потом трахну Клодию и Аниту, и ту кошку, что вы притащили сегодня!

Это было дерзкое заявление, но я даже не разозлилась и не испугалась, потому что совершенно точно знала, что никого их нас троих он не получит, особенно если мы не захотим с ним сотрудничать.

Сидевшая у меня на коленях Пьеретта выпрямила спину:

— Падме не стоило угрожать мне, а вас двоих ему нужно оставить в покое.

Рафаэль рассмеялся, и не он один. Народ в толпе присоединился к нему — немногие, но их было достаточно.

Гектор оскалился в его сторону и сказал:

— Этой ночью я убью тебя, Рафаэль, и когда я стану царем, никто больше не будет смеяться.

— Даже если ты убьешь меня сегодня, Гектор, тебе уже никогда не стать царем.

— Хватит болтать, старик, пришло время умирать.

— Гектор, ты говоришь так, словно не знаешь наших законов.

— Чтобы стать царем, мне нужно просто убить тебя, старик, вот и все, что мне нужно знать.

— Позволь Клодии объяснить тебе твою ошибку. — Ответил Рафаэль и передал ей микрофон.

— Ты должен вызвать нас троих на публичные драки в бойцовских ямах, Гектор. А тебя послушать, так если ты сможешь убить Рафаэля, то с нами тремя сойдешься одновременно.

Пьеретта поднялась с места и потянула меня за руку, так что мы обе встали ближе к Клодии. Она обняла меня за талию, и я сделала то же самое. Я решила, что у нее есть причина для такого обилия тактильности на публике, потому что обычно за пределами спальни она вела себя куда более сдержанно.

— С вами я разберусь. Кошку я буду насиловать до тех пор, пока ее мастер не наполнит собой ее глаза, а после убью их обоих. — Заявил Гектор.

— Ты говоришь, как вампир, а не как крыса. — Заметила Клодия.

— А ты говоришь так, словно боишься биться со мной один на один.

— Одну меня ты и не вызвал, ты вызвал меня вместе с Анитой и Пьереттой, так что мы будем биться против тебя втроем.

— Я не это имел в виду.

— В бойцовских ямах слово имеет вес. — Ответила она, и в этой фразе было нечто старинное.

Кто-то из толпы стоявших рядом с Гектором двинулся к нему, но он отмахнулся: