Рафаэль

25

Нева и ее ведьминская свита удивили нас всех, когда сказали, что останутся. Рафаэлю даже не удалось скрыть, насколько это было необычно — удивление и замешательство пробежали по его телу, почти как страх. Это показалось мне интересным, но я решила спросить его об этом позже, когда три ведьмы не смогут нас слышать. Они стояли позади нас, и со стороны Рафаэля их теснили Клодия с Бенито, а с моей — Пьеретта.

Мы с Рафаэлем сели на два трона, вырезанных из дерева, при этом спинку его трона украшали высокие шпили, словно он был родом из какой-нибудь королевской семьи из Европы, с той только разницей, что резьба на троне изображала множество крыс, ползающих по цветам и грызущих человеческие кости. Там также был вырезан как минимум один чумной доктор в заостренной маске, шляпе и плаще. Трон был красивым и жутковатым. Это было место для киношного колдуна или злого короля, одетого во все черное, со всякими побрякушками, а не для того, кто носит спортивную форму. Разумеется, мой прикид тоже не соответствовал моему трону. Мое кресло было куда меньше и не такое внушительное, скорее изящное, его стройные ножки были сделаны в форме крыс, а в изголовье спинки две крысы держали огромный рубиновый кабошон. Камень был крупнее моего большого пальца, а этот оттенок голубиной крови уже практически невозможно было найти среди современных рубинов. Только когда сквозь него прошел свет, я поняла, что внутри камня сияла шестиконечная звезда. Звездные сапфиры и рубины такого размера я видела только в музейных коллекциях. Даже зная, что у рубина девять баллов по шкале твердости среди камней, и он следует сразу за бриллиантом, я все равно боялась поцарапать его. Беспокойство о том, что я могу испортить камни и резьбу на дереве было настолько обыденном, что переломило мой шок, и я смогла сосредоточиться на настоящем, поглядев вниз, в бойцовскую яму. Это место выглядело так, словно маленький стадион женился на арене для корриды: там был песок, и его частично огибали стены, словно нечто в песке могло вызвать желание спрятаться от него. Я понятия не имела, зачем могут понадобиться стены против быков в том месте, где должны были сражаться люди и веркрысы. После обращения они вовсе не такие огромные, и хорошо лазают, так что такие маленькие препятствия для них не проблема. Я хотела озвучить свои вопросы, но движение в левой части арены привлекло мое внимание.

Я узнала Гектора — частично потому, что в толпе только на нем были бойцовские шорты, но его энергия для меня теперь выделялась на фоне других. Если бы он не нанес визит в раздевалку, может, его сила бы и смешалась с гулом и движением остальных веркрыс, однако теперь вкус его силы не мог от меня укрыться. Моя магия шепнула: вампир, рядом с нами вампир. Тот же слабенький голосок помогал мне оставаться в живых все те годы, что я охотилась на них. Я бы уже раз сто сдохла, если бы не слушала этот предостерегающий голос.

— Ты усадил человека-слугу вампира выше всех женщин родере. Как ты можешь так унижать их? — Я не сразу поняла, что это был Гектор — он говорил в микрофон.

Бенито протянул другой микрофон со шнуром Рафаэлю. Тот встал и ответил:

— Этой ночью Анита проплатила свой путь кровью и смертью. Она почтила силу родере, которую я ей дал.

— Но леопардиха, что стоит рядом с Анитой, не заплатила за свой путь, и все же она находится выше всех женщин родере. Ты поставил кошку над крысами, Рафаэль — какой же царь так поступит? — Парировал Гектор.

В толпе послышался гомон — народ соглашался с ним. Энергия изменилась, как будто воздух стал гуще от их негодования.

— Нам редко наносят визит лидеры других групп, но если это случается, им дозволяется привести с собой кого-то из своего народа, чтобы избежать случайных убийств, которые могут развязать к войну между нами и другой группой животных.

— Сперва ты позволил Аните сесть на трон царицы нашего народа, а теперь ты заявляешь, что она — королева с визитом, чужая королева. Веркрысы, скажите мне, чья она королева? Кому она принадлежит?

Большая часть народа, столпившегося вокруг него, прокричала:

— Жан-Клоду!

На самом деле, многие голоса со всех сторон так ответили, но были и те, кто кричал: «Мике!», и эти голоса выделялись. Кто-то неподалеку от нас крикнул: «Никки!».

Гектор возразил:

— Никки она не королева, она его мастер, а вместе с Жан-Клодом они станут мастерами над всеми нами!

Толпа протестующе заулюлюкала, кто-то кричал: «Нет, никогда!». Даже мне на секунду захотелось разозлиться.

— В его голосе сила. — Заметила Пьеретта.

Рафаэль встал — гордо выпрямился во весь рост, и я впервые ощутила присущую ему силу. Эта энергия шла от связи с каждой веркрысой в стране, и от некоторых за ее пределами. Это была не просто та сила, на который мы с Жан-Клодом могли кормиться, это была магия, магия владения, потому что большинство людей понятия не имеют, как следовать за другими, не уступив в ответ частичку своей собственной силы, но это было даже больше. Для того, чтобы по-настоящему стать частью родере, нужно было отдать Рафаэлю ключи от своей энергии, от себя самого. До сих пор я не понимала, как близка эта связь к той, что была у Жан-Клода с его вампирами. Я ни разу не слышала, чтобы кто-то говорил, насколько узы главы группы оборотней похожи на вампирские, но сила не может лгать.

— Я здесь единственный мастер. — Сказал Рафаэль.

— Мы чувствуем, как вампиры высасывают наши жизни, когда ты позволяешь ей кормиться на нас!

От слова «высасывают» я ощутила слабость, а когда он сказал «кормиться», боль вгрызлась в меня, как воспоминание, которое пытается отожрать от меня кусок. Я постаралась плотнее укрыться щитами, но Жан-Клод шепнул мне:

«Non, ma petite, мы должны знать, на что он способен».

Я позволила силе пройти сквозь меня, и не пыталась блокировать ее, хотя она и не цеплялась, но я-то знала, как отпускать и не давать за себя зацепиться, а большинство людей этого не знает, как и большинство в этой толпе.

— Я ничего не скрываю от вас, когда я с Анитой. Я делюсь той силой, что мы взрастили, со всеми вами. — Но голос Рафаэля был просто голосом. Он не мог нести за собой толпу так, как это делал голос Гектора.

Нева склонилась между нашими тронами и произнесла:

— Наполни глаза своей силой, Анита, и скажи мне, что ты видишь.

Это больше походило на приказ, но мне нужна была вся информация, которую я могу добыть этой ночью, так что я послушалась. Вокруг Гектора был черный орел, и это не была его аура, потому что она жалась к его телу и была темного, краснокирпичного цвета. Мне говорили, что моя аура местами вспыхивает красным, и это не по вкусу многим психопрактикам, но грязный оттенок красного у ауры Гектора означал болезнь. Аура должна быть чистой и яркой, независимо от своего цвета или сочетания цветов. Если она темнеет или становится грязной, значит, что-то не так. В данном случае не было ощущения физического заболевания — скорее ментального или эмоционального, однако, каким бы оно ни было, это было серьезно.

— Что это за черное сияние вокруг его ауры? — Спросила я.

— Хорошо, значит, ты видишь то же, что и мы. — Сказала Нева.

— Прежде у Падмы не было силы голоса. — Заметила Пьеретта.

— Гектор не бруха. — Вмешался Бенито.

— Это не его сила. — Ответила Нева.

— Тогда откуда она взялась? — Поинтересовалась Клодия.

Ей ответила Пьеретта:

— От Падмы.

В один голос с ней ответила и я:

— От Мастера Зверей.

— Тьма, что внутри него, исходит не от вампира. — Заметила молодая ведьма с короткими волосами.

— Эта тьма не похожа на силу тех вампиров, что ты встречала, mija («дочка» по-испански — прим. переводчика), и все же это вампир. — Возразила Нева.

— Ты уже видела эту тьму раньше. — Заметила я, глядя на Неву. Она как будто светилась изнутри, словно по ее нервам бежал золотистый свет. Он был слабым, но напомнил мне о том, что звезды — это просто очень далекие солнца.

— Да, много лет назад она приходила к нам, притворяясь Санта Муэрте («святая смерть», культ персонифицированной смерти в США и Мексике — прим. переводчика), но она ею не была, как и богиней, которой себя провозгласила, однако она была могущественна. Мы называли ее Madre de la Oscuridad.

— Я не знаю, что значит «oscuridad». — Сказала я.

— Это значит «тьма». — Ответила Клодия.

— Madre de la Oscuridad, то есть, Мать Тьмы, ты говоришь о Матери Всей Тьмы, о первом вампире?

— Так она себя называла. — Сказала Нева.

Я чуть было не спросила ее, не была ли она той бруха, которая сказала Мамочке Тьме, что она вовсе не святая и не богиня, но, скорее всего, это был предок Невы, потому что вампиры, которые решают поиграть в богов, не любят, когда им перечат. Лучше просто подыгрывать этой иллюзии и убить их как можно скорее. Конечно, один раз я ее уже убила, но, как и в случае со всеми опасными монстрами, одного раза могло быть недостаточно.

Мне вдруг стало так страшно, что по коже побежали мурашки, и я просто не могла больше смотреть ни на темную силу, окружавшую Гектора, ни на сияющую энергию под кожей Невы. Я знала, что мои глаза вернулись в норму. Я выпила силу Матери Всей Тьмы и считала — мы так считали, — что это ее убило, но, очевидно, что-то мы упустили, и эти остатки сохранились внутри Мастера Зверей, чья метафизическая лапа держала за задницу Гектора. Блядь.