Рафаэль

— Я не знаю, как и Гектор, но он гомофоб, и сам факт, что я, вероятно, сплю с Жан-Клодом, пугает его и других молодых самцов из наших кланов. В последней битве тот, кого я победил, был похож на Гектора — в нем я тоже видел потенциал и будущего царя. Анита, даже если сегодня я выиграю, я невольно начну разрушать то будущее, которое сам же построил, ведь королевство хорошо лишь настолько, насколько хорош его король. Если тот, кто займет мое место, будет плохим королем, то он уничтожит все, над чем я так долго и упорно работал, а если я продолжу убивать самых сильных и талантливых молодых самцов, то моя победа будешь лишь в битвах, а войну я проиграю. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Я кивнула, заворачиваясь в полотенце, и подогнула верхний край, чтобы потом, когда я выйду из душа, ткань не волочилась по полу.

— Думаю, да. Ты победил всех потенциальных плохих царей, из которых вышли бы паршивые лидеры, но теперь ты вынужден биться против тех, кто, по твоему мнению, смог бы править хорошо, просто их время еще не пришло.

— Именно так — даже если сегодня я выйду победителем, это все еще будет потерей для будущего моего народа.

— Мне плевать, если это потеря для будущих поколений, Рафаэль. Мне поебать, что Гектор когда-нибудь станет великим царем. Этой ночью он не должен убить тебя. Он не должен получить твою корону на десять лет раньше положенного. Сегодня речь не о нем, а сегодня, Рафаэль, это все, что имеет значение.

— Твоя речь такая пылкая. Ты правда будешь скучать по мне так сильно, или станешь оплакивать меня только потому, что я — твой союзник и часть твоего оплота?

— Ты сам знаешь, что для меня ты больше, чем союзник и друг.

— Меня влечет к психованным сукам, Анита. Это значит, что для меня любовь полна драмы, криков и отвратительных поступков. Только это заставляет меня чувствовать себя любимым. Как бы дико ни звучало, но это правда, и прежде, чем ты спросишь меня об этом — да, я обсуждал эту тему с психотерапевтом, которого посоветовал Мика. Я даже знаю, что меня вырастил человек, который был нестабильным и сумасшедшим — как раз поэтому я и сам стремлюсь к таким людям. Но то, что я это знаю, не меняет моего понимания любви, или того факта, что это разрушает мою жизнь и раз за разом разбивает мое сердце. Я царь, и я не могу позволить кому-то нестабильному стать моей царицей, но ты, Анита, такая разумная, такая прагматичная в те моменты, когда я не понимаю, что ты чувствуешь, или что чувствую я сам.

— Терапия требует времени. — Заметила я.

— Я надеюсь, что когда-нибудь смогу полюбить женщину, которая не играет со мной и не сжигает мои вещи во дворе.

— И не тыкает в тебя ножом. — Добавила я.

Он улыбнулся.

— Да, это тоже, но мне все еще не хватает тех женщин, которые способны на подобные безумия.

— Мне тебя пожалеть или ты хочешь, чтобы я собрала те твои вещи, которые не слишком тебе нужны, и разожгла костерок? Можно, кстати, хот-доги на нем пожарить или маршмеллоу.

На этот раз он улыбнулся моей шутке. Я накинула себе за это пару очков.

— В этом нет необходимости, но, возможно, было бы здорово как-нибудь летом собраться на барбекю на заднем дворе у бассейна и приготовить жареные маршмеллоу.

Я улыбнулась.

— Звучит отлично.

— Это да.

Я протянула ему одно из чистых полотенец.

— Если ты сейчас же не начнешь сушить свои волосы, тебе придется намочить их и начать все заново, а если я не нанесу кондиционер на свои, то Жан-Клод заставит начать заново уже меня.

Он продолжал улыбаться, когда начал вытирать свои волосы.

— Давай найдем кровать и займемся еще какими-нибудь вещами, которые вызывают у нас улыбки.

Я уже собиралась согласиться, когда Жан-Клод прошептал в моей голове:

«Ma petite, как скоро ты начнешь кормиться на Рафаэле?»

Я осторожно послала ему мысль в ответ:

«А что?»

Внезапно я смогла увидеть его — Жан-Клод был все еще одет в форму для фехтования, хотя он и другие старые вампиры практиковали более традиционные боевые искусства. Я в основном практиковала кали — филиппинское боевое искусство, но мой главный инструктор, Фредо, помогал мне объединить его с техниками, которые я долгие годы использовала с ножами, так что это не были Синавали в чистом виде, но, как говорит Фредо, что есть кали? Кали — это я. А значит, ты должен заниматься так, как подходит именно тебе. Кали — это не просто боевое искусство, это стиль драки, а значит, его нужно практиковать так, чтобы это помогло тебе сохранить свою жизнь (Пекити-Тирсия Кали — полное название, старинное боевое искусство с упором на владение оружием, а не на рукопашную; Синавали — упражнения для тренировки координации движений, техники, силы и скорости ударов — прим. переводчика). Боевые искусства больше про судей и набранные очки. В драке же вопрос стоит только один — ты выжил? Мне нравились упражнения с холодным оружием — от различных типов мечей и ножей до топоров, владению которыми обучали остальных Нечестивец и Истина. Некоторые люди уверены, что холодное оружие сегодня не актуально, но им стоит посмотреть тренировки по самообороне. Обычный человек безо всякой сверхъестественной скорости все еще может пырнуть тебя раньше, чем ты успеешь выхватить пистолет, прицелиться и выстрелить, если между вами меньше 21 фута (6 метров — прим. переводчика). Если между вами 18–20 футов, то вы еще можете успеть пристрелить его, и тогда умрете вместе, но при расстоянии в 16–18 футов, если вас собираются пырнуть или ударить, вы уже точно не успеете выстрелить. Впрочем, даже без учета статистики мне всегда нравилось то, что связано с лезвиями. По субботам у нас были занятия с вампирами и верживотными, которые застали те времена, когда меч был оружием джентльмена. Одна из немногих тренировок с холодным оружием, которую я не посещала.

Жан-Клод улыбнулся, глядя на меня снизу вверх, потому что в своих видениях я всегда смотрела на него сверху вниз, как будто была летающей камерой — именно так было устроено мое зрение в моменты подглядывания в чужой разум. Черные кудри Жан-Клода были убраны в свободный хвост, но даже без обрамления из волос его лицо по-прежнему казалось слишком красиво, чтобы быть настоящим. Когда-то я считала, что вампирские трюки делают его таким прекрасным, но это просто был он сам.

«Мне скоро предстоит выйти на ринг, где мне понадобится вся моя концентрация. Сладость вашего обоюдного высвобождения будет более, чем отвлекающей».

Я даже не стала пытаться отвечать ему — просто опустила свои щиты так, чтобы он смог увидеть Рафаэля и понять, что у нас сейчас происходит.

— Чего хочет Жан-Клод? — Поинтересовался Рафаэль.

Это застало меня врасплох и заставило перевести взгляд на него, из-за чего я потеряла картинку с Жан-Клодом. Я уже начала было спрашивать, откуда он знал, что со мной кто-то связался, не говоря уже о том, что он понял, что это Жан-Клод, и только тогда я заметила, что он потирал свои руки, покрытые гусиной кожей.

— Ты ощутил энергию. — Сказала я.

— Я чувствую, когда Жан-Клод в твоей голове.

У меня не было шанса оставить этот вопрос на потом, потому что Жан-Клод просто знал то, что знала я, потому что он был в моей голове.

«Интересно» шепнул он и исчез, оставив нас с Рафаэлем в душе одних. Наши мысли и чувства снова были только нашими.

— Он на занятии с мечами, которое ведут старшие вампиры и оборотни. Не хочет, чтобы мы кормили ardeur, когда он на ринге.

— Не знал, что они используют настоящие мечи. — Удивился Рафаэль.

— Они и не используют, но можно получить травму даже от тупого меча для тренировок.

— Это верно. — Согласился он.

— Я знаю, что веркрысы пользуются настоящими лезвиями в большинстве своих трненировок. — Заметила я.

— Когда лезвие не серебряное, то рана залечивается почти мгновенно, если ты достаточно сильный оборотень.

— Ага, ты-то пиздецки силен, так что ты вылечишься, но я видела твоих ребят после тренировок, в которых участвуют только веркрысы, и они восстанавливаются не так быстро, как ты.

Он улыбнулся и в этом жесте проскользнуло высокомерие или, быть может, уверенность, которую он большую часть времени скрывал за своими дипломатичными и почти скромными манерами. Поскольку я была его любовницей, я заставала его и в моменты, когда он себя не контролировал, да и невозможно быть царем без уверенности в себе или даже некоторого высокомерия.

— Ты не залечиваешься так быстро, как это делаю я, и все же ты принимаешь участие в тренировках вместе с нами.

Я пожала плечами, чувствуя себя гордой и смущенной одновременно.

— Я удивилась, когда Фредо пригласил меня на свои частные уроки.

— Тебе следует быть польщенной — Фредо приглашает только самых лучших.

Я улыбнулась и почувствовала, что краснею. Обычно для того, чтобы заставить меня покраснеть, нужно что-нибудь околосексуальное, а значит, приглашение на частные уроки Фредо значило для меня больше, чем я думала. Глупо было рисковать своей шкурой на тренировках с настоящими лезвиями, хотя даже на частных уроках мы не всегда ими пользовались, но иногда мы брали ножи, покрытые серебром — после таких ран даже оборотни и вампиры будут восстанавливаться с человеческой скоростью. Веркрысы и золотые тигры верили, что если ты хотя бы иногда не тренируешься с серебряными ножами, то ты понятия не имеешь, насколько ты хорош или как бы ты вел себя в настоящей драке. Я получала травмы в реальных битвах и знала, каково это и как я буду себя вести, но сама философия мне нравилась.

Рафаэль рассмеялся.

— Жаль, что у меня не было возможности ходить на тренировки с тех пор, как ты к ним присоединилась.

— Что смешного? — Спросила я, чувствуя, что ощетинилась, как это бывало раньше, когда я еще не переросла в себе привычку так реагировать.

— Я не хотел огорчать тебя.

— Прости, я знаю, что не хотел, но на секунду мне показалось, что ты надо мной смеешься. Ну, типа я самая мелкая в классе и все такое, единственная женщина в мужской профессии — это нехило меня доканывало.

Рафаэль коснулся моего обнаженного плеча — очень нежно, как будто он не был уверен, что я не стану возражать. Я не велела ему убрать руку, но и не улыбнулась. Он наступил на мою больную мозоль случайно, но это все еще было больно.

— Я никогда не стал бы смеяться над тобой, Анита. Я слишком обязан тебе. Ты бросила вызов Мастеру Зверей, когда он освежевал меня заживо. Я никогда не забуду, что ты рисковала своей жизнью, чтобы спасти меня. Я не смел и мечтать, что мы когда-нибудь станем ближе, чем просто друзьями, которыми были тогда, но даже если бы мы никогда не стали любовниками, я все еще был бы в долгу перед тобой за твою тогдашнюю храбрость.

Я накрыла своей ладонью его руку в том месте, где он касался моего плеча. У меня перед глазами все еще стояла его спина — красная, как мясо, в то время как он сам был закован. К двери в качестве послания была прибита кожа. Я все еще видела, как Рафаэль лежит лицом вниз на столе, а на запястьях, лодыжках и шее у него серебряные скобы. Они крепились прямо к столу. Рафаэль был обнажен, но не только одежду с него сняли. Вся задняя часть его тела была кровавым месивом. Я нашла хозяина кожи, которая висела на двери. Красивое и смуглое лицо Рафаэля было поникшим, он был без сознания.