Сломанная печать

27.

У Марисы перехватило дыхание. Она не ожидала откровенности от Северина, а такой пугающей правды тем более. Вот почему он с горечью и необычайным ужасом отреагировал на появление призрачной девушки. Сестра…, и она желала смерти господину Бруму.

— Кому-то придётся это сделать, — Мариса с сочувствием смотрела то на амарантовую фигуру у границы щита, то на Северина, боясь потревожить его ещё сильнее, хотя множество вопросов готовы были сорваться с языка.

Она знала, что такое боль потери и уважала чужие тайны. Господин Брум представлял собой ледяную статую. Лицо не выражало эмоций, тело напряглось. Он быстро сумел избавиться от нервной лихорадки, захватившей его. Мариса понимала, что для него дело принципа — следовать своим убеждениям. Пусть иногда они и ставят его на грань между жизнью и смертью.

Он кивнул с холодной сдержанностью, потянул пальцами ворот скреплённый серебряной брошью в виде крыльев, точно тот мешал ему дышать. Северин всеми силами пытался скрыть волнение.

«Живой, чувствующий…», — короткая мысль о Бруме промелькнула в сознании Марисы, отчего-то согревая сердце.

А дальше…

Полупрозрачная ладонь иллюзии прорвала защитный купол. Магия креаторов сожрала нити, сплетённые Северином и Марисой. Всё произошло так быстро, что она не успела подумать, что делает, просто закрыла собой ментала, выставив вперёд искалеченную ладонь.

Три года назад Мариса точно так же соприкоснулась с завесой, сотканной из той же силы, что и девушка-призрак. Тогда кожа на ладони потрескалась от маленьких молний, пробивших тело, но забирать было уже нечего. Давно искалеченная суть дара эмпата оказалась пустой оболочкой, поэтому аномалия ничуть не повредила ей, а амарантовый огонь внутри Марисы смешался с магией полога, став своеобразным пропуском через завесу. После побега с острова Юингов море долго крутило лодку и невольно затянуло её в пространство, где Мариса побывала восьмилетней девочкой. Оглушённая, бесчувственная, она слепо подчинилась волнам. Марису больше не заботило, что с ней станет. Она умерла дважды. Когда-то море забрало прежнюю Талес, дочь толкователя. Спустя время Винсент Юинг и Лирой Фолэнт растоптали оставшееся.

Воспоминание огненной волной прошлось по телу, выплеснулось амарантовым жаром, опаляя иллюзию. Колеблющийся образ девушки сделался выше и грозно нависал над двумя магами, налившись ярким багрянцем. Схватив Марису за плечи, Северин намеревался оттолкнуть от себя глупую первокурсницу, но не успел. Его защитные артефакты, какие любой маг всегда носит при себе, сработали исправно, вплетая чары в амарантовую силу Марисы. Магия креаторов вместе с пусть слабеньким, но даром эмпата и схемами ментала отразила смертельное касание иллюзии.

Несколько мгновений они наблюдали, как мелкими искрами осыпается на землю лилово-багровая пыль бывшая когда-то сестрой Северина.

— Кажется… всё, — Марису трясло, ноги подкосились.

Он вовремя подхватил, удержал, пока она не обрела устойчивость. Молча сняв сюртук, Северин набросил его на плечи студентки и быстро повёл её прочь. Они ни разу не обернулись, а шли и шли, пока перед глазами не возник жилой корпус. Дороги Мариса не запомнила. Рука господина Брума лежала на её плече, отчего было спокойно и нервное напряжение постепенно уходило. Сюртук стажёра согрел, и она расслабленно вдыхала аромат горьких трав и более терпкие неуловимые оттенки мужских запахов. Будто в ледяную воду погрузили полынь и вереск, чуть тронули первым морозцем — сочетание, удивившее Марису. Не отдавая себе отчёта, она сильнее прильнула к плечу Северина. От него пахло так же, и это показалось ей приятным. Возможно, она совсем потеряла осторожность этой ночью, раз позволяет себе думать о подобной ерунде. Позднее она сможет осмыслить, что же произошло, но пока голова Марисы казалась пустой и удивительно лёгкой.

— Поднимайтесь в комнату и отдыхайте, — он говорил коротко и строго, вернувшись к роли преподавателя.

Господин Брум нашёл её руку, легко сжал пальцы.

— Я никогда не забуду того, что вы сделали для меня, Мариса.

Взгляд серых, словно зимнее море, глаз оставался сурово-сдержанным, но его ладонь горела таким жаром, что горячее тепло потекло от пальцев Марисы дальше, снова пробуждая в солнечном сплетении неполноценный дар эмпата. Как будто почувствовав что-то, Северин отпустил её, неловко отступив назад.

— Простите… — опустив голову, она торопливо вернула сюртук.

Он сразу же понял, за что Мариса просит прощения. Так или иначе они оба только что развеяли иллюзию его сестры. Убили её снова. Он кивнул, показывая, что всё в порядке, дождался пока студентка скроется за дверью общежития и пошёл обратно к набережной.

+++

Сверившись с карманными часами, Северин убедился, что успевает на встречу. Оговорённое место находилось вблизи Академии, поэтому вдоль реки он шёл размеренным шагом, размышляя о необычном сплетении событий вечера. Точно сложные чары различных Ковенантов, они наложились одно на другое, образовав уникальный отпечаток на судьбах нескольких людей.

Импульсивное, необъяснимое никакой логикой желание снова увидеть первокурсницу с янтарными глазами, привело его на праздник. Он никогда не любил подобные сборища, и Арвелу редко удавалось уговорить приятеля хотя бы посидеть в уголке. Почему же Рин немедленно согласился, когда возникло мимолётное и ничем не подкреплённое предположение, что на вечере появится девушка, чей взгляд он нередко ловил на себе в библиотеке Академии?

Северин решил, что всё дело в тайне, которую он добровольно сохранил от посторонних глаз. Студентка Дэй обладала надломленным даром эмпата и силой креаторов, запрещённой королевским приказом. Необычное сочетание заинтриговало господина Брума, давая пищу для размышлений.

Он старался не думать, что амарантовая копия сестры была развеяна по ветру не без его участия. Мариса Дэй, несомненно, спасла ему жизнь. На этот раз. Вистиана вернётся. Он точно знал, почему иллюзия сестры преследует его. Невыносимое отчаянье из-за невозможности полноценно и открыто противостоять злой воле на время смешало все чувства Северина. Он так надёжно запер их от посторонних глаз, чтобы выстоять, но сам продолжал мучительно переживать каждую секунду прошлого…

— Не скучай, братик.

Эхо нежного голоса Вистианы донеслось издалека той реальности, которой уже не существовало, тёплые губы коснулись лба.

— Ох, всё ещё температура. Ну, ничего, завтра же отец поднимет тебя на ноги.

Невысокая, изящная, словно искусно сделанная статуэтка, она легко передвигалась по комнате. Сестра заботливо поправила подушку, проверила свежий ли целебный настой в чашке на столике брата, светлый взгляд искрился живой радостью юной девушки.

— А всё потому, что кто-то не послушал доброго совета и полез в море, — улыбающийся отец появился в дверях комнаты. — Очень неразумно для молодого ментала.

Валентайн Брум также не отличался богатырским ростом, но в поджаром теле чувствовались сила и энергия, а дар эмпата горел ярким горячим солнцем. Взрослый Северин из будущего с горечью и любовью смотрел на родных, слыша собственный голос тринадцатилетнего мальчишки.

— Можно с вами? Ненадолго! — Рин закашлялся, горло и грудь драло так, точно в них насыпали мелкого дроблёного камня. — Так обидно пропускать ритуал обновления печати. Не увидеть твоего мастерства, отец.

— Лихорадка не прошла. Будут на твоём пути ритуалы, не волнуйся, — мама не могла уйти, не проведав его, мягкая ладонь погладила по голове и лицу.

А Рин нахмурился, выскальзывая из-под материнских рук, возмущённо скривился.

— Ну ма-а-м… Я же не малыш.

Как же он корил себя потом, что почти оттолкнул эту руку, не обнял их всех так крепко насколько было возможно, чтобы они узнали, как сильно он их любит.

— Мой взрослый мужчина, — весёлый колокольчик материнского смеха отозвался болью в сердце теперешнего Северина.

— Борись, сын. Я поставил лечебную схему, — сильная рука отца сжала узкую мальчишескую ладонь. — Завтра вытяну из тебя эту заразу…

Они будто бы разом обняли его — мама, отец, сестрёнка. Никакого «завтра» уже не случилось. Северин попрощался с детством в тот день, когда тела родителей положили в фамильный склеп. Через несколько дней там же оказалась и Вистиана. Тринадцатилетний мальчик просидел с ними один всю ночь, как велели традиции. Старший мужчина семьи. Единственный, кто остался в живых.

На утро последних проводов Северин Брум облёк себя в чёрный цвет Ковенанта Разума. Он надёжно запер сердце за видимым безразличием, мастерски научился скрывать чувства за ледяной маской, чтобы докопаться до правды, приоткрывшейся ему в склепе. С тринадцати лет Рин вёл невидимую войну, обучался магии и умению продумывать каждый шаг, медленно, но неотвратимо продвигаясь к исполнению справедливой мести.

+++

Набережная казалась бесконечной. Северин прошёл довольно далеко от того места, где произошло столкновение с иллюзией. Острый приступ душевной боли постепенно отпускал, сердце покрывалось спасительным льдом. Никакие чувства не должны помешать ему исполнить задуманное. В настоящем ему тоже было о чём подумать. Загадочная первокурсница Мариса Дэй напомнила ему, что тело его, в противовес душе, молодо и требует женского внимания.

Обескураженный событиями Северин пребывал в непривычно тихом внутреннем безмолвии, где нашлось место только одному чувству. Все идеи и мысли, всегда равномерно текущие в сознании, сплелись в звенящий противоречивыми желаниями узел. Зачем он раскрылся перед девчонкой? Какая нелёгкая на миг разбила скорлупу, чтобы выпустить на свет одну из его страшных тайн? Никак не выходило забыть странную студентку. С удивлением он увидел её израненный дар — осколки света, потерявшего силу и яркость. Прежде ничья суть не была для Северина настолько явной и откровенной, ничей магический дар не притягивал с такой силой.

А магия иллюзий? Надо бы выяснить, откуда у неё запретные знания и зачем она так упорно демонстрирует их при посторонних. Почему она неосторожна в практике? События в Зале Огня, когда неизвестная сила поглотила чары стихийников и прочие чары, наверняка были делом рук девушки.

Не мог он забыть и другого — прильнувшей к нему изящной фигурки, беззащитного тела, ослабшего от отчаянья в его руках, ладошки, прикоснувшейся к груди. Тогда в библиотеке и теперь, когда он оттащил Марису Дэй от реки. Что-то заставило её броситься прочь из зала, чтобы разом покончить с ужасом, отражение которого он заметил в янтарных глазах. И по новой вернулось воспоминание о гибком девичьем теле, которое он недавно прижимал к себе. Тонкая жилка билась не нежной шее, его пальцы касались плеч, ощущали изгибы юного тела, жаркого и податливого. Он был оглушён желанием коснуться губами её кожи, исследовать руками каждую впадинку, присвоить себе. Лаская брать, пить ответный жар, послушно позволяя и ей испробовать себя. Если бы она только захотела…

— Остановись, глупый Рин, — сами прошептали губы, горящие так, будто уже всё случилось.