Жизнь не отменяется: слово о святой блуднице

VII

…А на просторной площадке у райсовета, где намечено было провести торжества, в эти часы действительно произошел переполох. Бесстрастная регистраторша, отмечавшая приехавших на слет ударников, против фамилии Волановой сделала пометку: «отсутствует». Через три часа после приезда делегатов в район в пролетке примчался Курбатов. Поставив коня у коновязи, он сразу же направился к регистраторше. Очень уж ему хотелось узнать, а какое же представительство на этом слете, какому колхозу и сколько делегаток разрешили послать сюда.

— Хе-хе! Девушка, ешки-матрешки, нужно поаккуратней работать! — воскликнул он, увидев пометку регистраторши о Волановой. — Кавалерчики, ухажорчики в голове-то копошатся! Это ведь документ… Начальство будет по нему отчет делать! Ну-ка, вычеркивайте эту ерунду! Все трое мои с самого утра здесь! У нас-то, брат, порядок!

— Знаем мы ваши порядки, — спокойно, не отрываясь от списка, откликнулась регистраторша. — Я делегатов записываю только по наличию: когда сама увижу и проверю документы. И прошу не отрывать меня от работы…

Председатель вспылил и, сам того не замечая, грубо схватил девушку за плечо.

— Раззяв тут всяких понасажают, вот они и царапают всякую муру… Никакой серьезности к делу! Вот оно как!

Регистраторша взвизгнула и испуганно повернулась.

— Товарищ милиционер! Помогите! Тут вот один безобразничает!

Страж порядка, по случаю торжества одетый в белоснежную гимнастерку и такую же фуражку, дав короткий, фырчащий свисток, подбежал к столу.

— Да никто здесь не безобразничает, товарищ милиционер… я председатель колхоза, велю ей сделать поправку в списке, а она еще ерепенится, ешки-матрешки…

В эту же секунду Курбатов заметил, что к нему сквозь густую толпу празднично одетых людей пробираются Анна и Агафья. «Вот как кстати! — завидев их, обрадованно подумал он, — а то и впрямь хоть за решетку иди!»

— И носит же вас… Все бы вам глаза на что-нибудь потаращить… А тут уж вас в отсутствующие записала вот эта кулема, — с нарастающей злобой произнес председатель. — А Серафима где застряла? Из-за нее тут все закувыркалось…

Не сразу Курбатов дождался ответа от своих делегаток. Агафья молча пожимала плечами, кося глаза в сторону Анны, давая знать, что исчерпывающий ответ может дать только ее подруга. Но та тоже растерялась, развела руками и опустила голову.

— Не знаю, Василий Тимофеевич… Просмотрела…

Слова Анны ужалили председателя. Но, прежде чем продолжить допрос, он решил удалиться от милиционера и вновь вспыхнувшей от обиды регистраторши.

— Извините, она вот тут придержалась… Не знает, где записывают делегаток… — пояснил он так и неуспевшему по-настоящему вникнуть в суть дела милиционеру.

Понимая, что Курбатов в распаленном состоянии, может душу вытрясти за такой ответ, Анна лихорадочно подбирала что-нибудь убедительное, более веское, чтобы, не дожидаясь вторичного вопроса, сбить председательский пыл.

— Куда ей деться, сейчас будет здесь, уж и по нужде-то нельзя… тут пока что найдешь…

Но все эти объяснения обернулись против же Анны. Узнав, что Серафимы нет уже более двух часов, Курбатов готов был схватить ее за горло.

Анна рассказала правду об исчезновении Серафимы. Через несколько минут все трое были в том самом сельповском магазине.

За прилавком стоял в халате, который уже нельзя назвать белым, мужчина, тоже, как и Сырезкин, с усами. Серая фуражка с коротким козырьком наполовину прикрывала длинный карандаш, торчащий из-за уха. Он любезно расшаркивался перед покупателями.

— Он? — кивнул на продавца Курбатов.

— Не запомнила… вроде бы он и не он, — протянула растерянно Анна.

— Вы здесь, случайно, не замечали симпатичную женщину в розовой блузке? — бесцеремонно вмешался Василий Тимофеевич в разговор продавца с покупателями.

Мужчина умолк, строго, исподлобья посмотрел на председателя и покачал головой.

— Некультурно, некультурно ведете себя, дорогой товарищ. Красивых женщин я не замечаю. Раньше замечал — теперь не замечаю. Жена пригрозила: с корнем, говорит, все повырываю… Так что вы, гражданочка, хотите для гостинцев взять? Вот пробуйте — дыня сушеная, плетеная, прямо из Ташкента сюда попала. Халва подсолнечная и арахисовая… А лещ копченый — пальчики оближешь.

— Вы голову не морочьте! — вспылил Курбатов, — председатель колхоза, наша женщина где-то пропала. Она вот недавно здесь была… Говорите, где она? Не то…

Продавец, видимо, понял, что от такого посетителя ему будет труднее отделаться, чем от назойливой мухи, и, шмыгнув своим крючкообразным носом, громко и членораздельно произнес:

— Да, была такая. Вспомнил. Она накупила целый ворох товаров. Потом подъехала какая-то подвода. Вместе с мужиком загрузили все это и укатили куда-то… Вот и все. А теперь, извините, не мешайте нам работать.

Курбатов ничего не ответил продавцу. Обеспокоенный взгляд метался по всем закоулкам магазина, словно разыскивая там пропажу. В конце концов он сообразил, что ему больше ничего не остается делать, как поверить этому не внушающему доверия человеку.

— Неужели соблазнилась этими пряниками дуреха? — вконец расстроенный, тараторил председатель, выходя с Анной и Агафьей из магазина. — Да, да, накупила, подговорила какого-то мужика и скорее домой, домой… Гостинцем порадовать… Ох, уж эти мне бабы! Как малые дети! А тут-то государственное дело заваливается! Еду в Самойловку! — решительно заявил он, поправляя сбрую мерина. — Ух, не могу сказать, что я с ней сделаю. Ведь на кого бы подумать! Человек человеком была, а оказалась тупицей бестолковой, халявкой… Сколько жизни сразу отхватила, сколько кровушки сразу почернело! Теперь хоть уж и поздно, но все равно найду ее. Ждите меня.

Курбатов отыскал под соломой кнут, легко запрыгнул в повозку, злобным окриком пугнул мерина.

Подняв облако пыли, пролетка помчалась в сторону пойменного луга, к дороге, ведущей в Самойловку.

…Несмотря на историю с Серафимой, этот день для Анны и Агафьи был волнующим. Первый раз в жизни им довелось побывать на таком торжестве. Речи, оркестр, красочные убранства — все это было для них чем-то сказочным, появившимся совсем из другого мира.

Серафиме на слете нужно было рассказать о том, как она добивается высоких надоев молока. Но, узнав об ее отсутствии, председательствующий беспомощно развел руками и с сожалением в голосе доложил:

— Знать, захворала… Что поделаешь?

После завершения слета Анна и Агафья еще долго сидели у колодца на толстом с прогнившей сердцевиной чурбаке. Волнения постепенно улеглись, начали появляться мысли о делах домашних, более близких и понятных.

Агафья заметила, что Анна как-то странно заерзала, без надобности начала то снимать, то снова завязывать косынку, торопливо застегивать и растегивать большие голубые пуговицы на рукавах платья.

— Это что за выверты у тебя получаются? Не сидится, как человеку. Загорелась вся, похвастаться, што ли, захотела? Теперь уж Василий Тимофеевич небось назад ворочается. Эх, Сима, Сима! Что же ты наколбасила! Вот уж он ей накрутит, — торопливо высказалась Агафья и, сама не зная для чего, протянула Анне метелочку черемицы.

— Да погоди же ты! — отмахнулась Анна то ли от произнесенных Агафьей слов, то ли от ее странного подарка. — Нудит в голове у меня мысля, аж все просверливает… А ведь другой продавец был в магазине. Тот был с черными усами, такой ладный, а этот рыжий… Нет, нет, не он, не он! Тот совсем другой, с черными усами…

Агафье Горюновой стоило немало трудов заставить Анну успокоиться, рассказать все чин по чину.

Близился вечер. Солнце уже наполовину спряталось за плотным частоколом краснолесья, разбрасывая по верхушкам сосен и широкому овсяному полю мягкие оранжевые прощальные лучи.

С востока, неся над собой облако пыли, возвращалось с пастбища стадо коров. Завидев его, встречавшие засуетились, мычание, перезвон ведер, радостные словечки приветствия, адресованные хозяйками буренушкам, усталое шествие обвешанного кнутами и котомками пастуха — все это дыхнуло на Анну и Агафью родным и дорогим. Всего лишь день их не было дома, а уже начинали зарождаться тоска, беспокойство, что будут упущены вот точно такие же, ласкающие душу безмятежные вечерние часы.

Женщины с нетерпением начали поглядывать на белесую полоску накатанной дороги, потянувшуюся к крутому косогору. Там должна, по их расчетам, скоро появиться двуколка председателя колхоза. Где-то у самой околицы запиликала гармошка, и, словно дождавшись, наконец, музыкального сопровождения, заурчали, за-э-э-кали и заквакали в застоялой воде пруда лягушки.

Оторваться от мысли о доме заставила Анну и Агафью подошедшая к ним пара. Вернее — подошла женщина с повисшим на ее плече мужчиной.

— Нажрался, скотина комолая! — скособенившись от груза раскиселившегося своего супруга, злобно процедила сквозь зубы женщина.

Анна и Агафья поспрыгивали с чурбака, уступая место, которое, как им показалось, необходимо было для передышки подошедшим.

— Молодец ты у меня, Варька!.. Это ведь надо же! Премию отхватила седня… Мануфактуры… Креп-жор… нет, хрен-жор-жет на юбку дали… Да за такую жену… и выпить можно сколько угодно… Еще раз дадут ей премию — все… все… в доме пропью! Ничего не жалко для такой жены!..

Женщина развернула своего мужа и бесцеремонно толкнула его на чурбак. Не отпуская руки жены, мужчина присел и тут же опустил голову.

— Вот прощелыгу господь послал на мою душу! — причитала женщина, пытаясь высвободить свою руку от цепкого захвата захмелевшего. — Хорошие люди полыхают, а этого никакая холера не берет. Захлебнулся бы ты своей водкой…

Анна брезгливо посмотрела на разморенного…

Агафья кивнула подруге, давая понять, что можно было бы и не уступать место этой не слишком лицеприятной парочке. Анна фыркнула, отвернулась от своей подруги и, словно назло ей, заговорила с незнакомкой.

— Скажите, пожалуйста, а что за человек у вас в магазине, с усами такими черными, пышными?..

— Хи, еще одна нашлась! Что? Прямо с ходу втюрилась? — раздраженно бросила незнакомка и потянула за руку мужа, который, скользнув по гладкой поверхности чурбака, чуть было не хлобыснулся спиной о землю. — Тут уж были такие… Мужья все собираются ему голову завернуть под крыло… Хороший жох прибился… Дай бог побольше таких! Так что без вас тут хватает…

Анна сочла, что выведала кое-какие интересные сведения о продавце, с которым осталась Серафима, поэтому оскорбительную насмешку пропустила мимо ушей.

— Да, что вы, гражданочка! Я совсем про другое хотела узнать! — быстро приладилась к настроению женщины Анна, надеясь выпытать у нее кое-что. — Я слышала еще хлеще. Только не знаю — про него такое говорят или нет… Я не тутошняя… А как его фамилия? Он где живет?

— Завмаг Петр Фролович Сырезкин. Вон в том амбаре живет, — уже спокойно кивнула женщина и протянула руку в сторону жилья Сырезкина.

— Сырезкин! Сырезкин! — словно возбужденная радостной находкой, воскликнула Агафья, — это же наш Петька-то! Петька-шельмец! Соблазнитель проклятый. Сколько он кренделей у нас тогда понакручивал… Неужто опять появился?