Земля мертвых. Боги войны

Глава 32

Последние пару километров до вертолётных площадок на аэродроме пришлось идти пешком. Все подъезды были густо завалены подбитой техникой и трупами. Кроме того, сам объект бомбили так плотно, что я даже начал сомневаться в успехе своей затеи: целых вертолётов могло и не остаться.

Но нам повезло. Бетонные укрытия для винтокрылых машин строили на совесть. Даже более того: пара вертушек оказалась в полной готовности, заправлены и обслужены. Одна модификация была чисто боевой, предназначенной для поддержки пехоты: НУРСы на внешней подвеске, пара автоматических пушек… Алина уверенно направилась именно к ней, но я остановил.

– Лучше транспортник, – сказал я, – радиус намного больше. Да и ПВО не будет пытаться поймать во что бы то ни стало. Какой вред может быть от мелкого транспорта?

Алина подумала секунду, но потом согласно кивнула.

– Прав, – сказала она. – Пойду системы тестировать.

– Погоди, – возразил я, – гляди, салоны закрыты. Есть шанс, что туда не залазили после атаки. Нужно обеззараживание. Мы не сможем сутки в этих комбезах… Жень, есть идеи?

Женя остановился. Почесал лоб.

– Точно! – сказал он, уверенно направляясь в глубь бетонного укрытия. – Ждите здесь!

Минут через десять он вернулся с огромной бочкой, которую катил на специальной тележке с колёсиками. По краям бочки висели шлаги с распылителями, как на автомойке.

– Об этом мало кто помнит, – заметил он, – у нас ведь есть штатные системы обеззараживания. Как раз на такие случаи. Но атак не было слишком долго!

Где-то полчаса мы тщательно поливали друг друга из распылителей. Потом отошли в сторону, полностью разделись.

На Алину я старался не смотреть и не думать о ней – между нами была сильная химия. А сейчас наглядная демонстрация чувств была, мягко говоря, неуместна.

Женя тоже избавился от госпитальной одежды; он спалил её где-то за оградой аэродрома. Потом был ещё один цикл обработки. И в конце концов мы вскрыли ящик НЗ, где были запасные комбинезоны лётного состава. Они были только мужского типа, к тому же не самого комфортного универсального размера, но это куда лучше, чем лететь голыми.

Потом мы, опасливо поглядывая на небо, выкатили вертолёт на стартовую площадку. Летающие разведчики сейчас были бы совсем некстати.

– Сергей, ты… мы ведь на ты, да? – Вот ведь странность: когда у меня не было видно лица, Женя легко называл меня на «ты», а тут вдруг заколебался.

– Конечно. Естественно.

– Ты ведь понимаешь, что это не даёт полной гарантии? – заметил он. – Всё, что мы делали.

Я вздохнул.

– Понимаю, – кивнул я, – но мы бы погибли от перегрева и обезвоживания.

– И от вони, – добавила, усмехнувшись, Алина.

– К тому, чтобы вы спешили. Помните? От трёх до двенадцати часов, – уточнил медик.

Вместо ответа я посмотрел на Алину. Та в ответ кивнула и запустила двигатели.

Мы шли на бреющем. ПВО сторон могла сильно пострадать в результате боевых действий, но рассчитывать на то, что она полностью выбыла из строя, не стоило.

В машине было шумно – разговаривать почти невозможно. Поэтому я молча наблюдал за проносящейся внизу землёй, стараясь унять сердцебиение и надеясь на пилотское мастерство Алины.

Когда закончилась полоса разрушений и мы полетели над лесом, Женя вдруг подошёл ко мне и тронул за плечо, указывая на наушники, висящие над креслом.

Нет, до активной системы шумоподавления здешняя электроника не дошла. Но пассивная изоляция, вместе с достаточно громкими динамиками, позволяла вполне сносно разговаривать по внутренней связи.

– Сергей, тебе не показалось это очень странным? – спросил Женя тревожным голосом, указывая назад – в сторону столицы.

– Что именно? – Я пожал плечами. – Там всё странно!

– Мы не увидели возродившихся, – заметил он, – а их должно было быть очень много!

Я задумался на секунду. Действительно, это странность из того же разряда, почему противник не захватил территории, где выбил наши войска.

Причин для этого могло быть множество: враг что-то не рассчитал и антидот не подействовал; основные события происходят где-то ещё, вне нашего языкового сектора; наши нанесли контрудар и у противника не было свободных сил для наступления.

Или же люди перестали возвращаться.

Я понял, что за месяцы, проведённые в этом мире, совершенно свыкся с обратимостью смерти. Отношение к ней поменялось. Нельзя сказать, что моё поведение в бою стало более рискованным, – просто требовалось гораздо меньше ментальных усилий, чтобы сохранять холодный рассудок.

Я даже морально был готов потерять память. Но не умереть окончательно.

– Пока рано судить, – спокойно ответил я. – Встретимся с человеком на той стороне – получим больше информации.

– Мы летим на ту сторону? – уточнил, нахмурившись, Женя.

– Если так можно сказать. – Я пожал плечами. – Не уверен, что стороны остались.

Медик улыбнулся в ответ и кивнул, снимая наушники.

По моим расчётам, мы должны были добраться до точки рандеву с Тревором за четыре часа. Это если по пути не случится неожиданностей. Нужное место находилось близко к пределу дальности вертолёта, но машина была далека от перегрузки и были все шансы на то, что мы дотянем, несмотря на полёт на сверхмалой высоте.

Но через три часа у Алины появились первые симптомы.

Надо отдать ей должное: она не паниковала. Наоборот – рассказала о том, что чувствует, до того как проявления инфекции стали заметны внешне.

– До твоих координат где-то час полёта, – сказала она, – не уверена, что выдержу. В глазах уже двоится. Держаться на такой высоте опасно.

– Тяни столько, сколько сможешь, – ответил я.

– Твой друг прав, – продолжила Алина, – эта гадость хватает стремительно. Тебе нужно перехватить управление.

Я с тоской посмотрел на рукоятку и приборную панель.

– Наш единственный шанс – добраться до той стороны, – сказала она, глядя на меня вдруг покрасневшими глазами, – там вакцина. Наверняка есть и экстренный антидот с антителами.

Вообще-то в академии были курсы управления самыми разными транспортными средствами. Их можно было пройти добровольно. Но мне вечно не хватало времени.

– Это несложно, – продолжила она, – рукоятка отвечает за работу автомата перекоса. Надеюсь, ты знаешь теорию. Тягу создаёт несущий винт. От его оси зависят скорость и направление полёта.

– Можно без этого, – ответил я, занимая кресло второго пилота.

В этот момент машина чуть набрала высоту – теперь мы не рисковали задеть верхушки деревьев.

– Я взяла чуть выше, – прокомментировала Алина, – иначе ты не справишься.

– Главное, следи вот за этим…

Лекция по управлению здешней моделью вертолёта продолжилась минут пять. Потом я взял рукоятку, Алина щёлкнула тумблером, и я перехватил управление.

К тому моменту она уже не могла вести машину, обессиленно откинувшись на кресле.

В другое время я бы не переживал сильно, зная, что на следующее утро она вернётся, целая и здоровая.

Но не теперь.

Нарушая её инструкции, я увеличил скорость, рискуя не долететь до нужного места. Но время – это тот враг, против которого в тот момент я был готов использовать любое оружие. Даже если это увеличивало риск для моей собственной жизни.

В конце концов, так ли она ценна, если в какой-то момент, в гипотетическом будущем, я осознаю, что сейчас сделал не всё возможное?

– Я помогу. – Голос Жени заставил меня вздрогнуть. Я почему-то забыл о его присутствии.

Он вытаскивал Алину из кресла пилота. Почти физически ощущая боль, я видел, как на её комбинезоне появляются потёки крови.

– Тут в аптечке есть неплохой запас. Можно вести поддерживающую терапию. Два-три часа я ей гарантирую, – сказал он, предусмотрительно отключив пилотский шлемофон.

В ответ я кивнул, полностью сосредоточившись на управлении.

Нам везло: никаких признаков системы ПВО мы не обнаружили, даже когда приблизились к старой линии фронта, в горах.

Мы, следуя намеченному маршруту, приблизились к узкому ущелью. Расчёт был на внезапность: даже если система перехвата работала, нужно было уложиться в доли секунды для эффективного поражения движущейся мишени в таких условиях.

Но я не учёл ещё один фактор, который хорошо объяснял отсутствие серьёзной обороны в ущелье. И едва не угробил нас всех.

Тут дул сильный ветер, к тому же непредсказуемо меняющий направление.

Только чудом я успел уклониться от столкновения с выступающим камнем на ближайшей скале. И потом мне понадобилась вся концентрация, на которую я только был способен, чтобы удерживать машину, которая вдруг стала тяжёлой и неповоротливой.

Точка рандеву лежала в горах, за перевалом. Это ущелье было последним серьёзным препятствием на пути.

И мне бы удалось его преодолеть. Если бы где-то на середине пути я не почувствовал, что зрение вдруг начало терять резкость.

Пользуясь небольшим затишьем, я чуть подвинулся в кресле. Холодный, насквозь мокрый комбинезон неприятно облепил мои ноги и торс. И в тот же момент меня скрутил приступ озноба.

На пределе волевых усилий я выровнял машину. Увидел внизу какую-то площадку на берегу горной речки, покрытую мелким камнем, и решил, что её будет достаточно для того, чтобы посадить машину.

Время вдруг стало тягучей, горячей резиной.

Преувеличенно аккуратно сбавляя обороты двигателя, я понимал, что эта посадка – последняя в моей жизни. И в жизни Алины тоже. Мы пытались, но не смогли. Чуть-чуть не хватило.

С досадой я подумал, что у нас был бы шанс, если бы Алина объяснила азы управления Женьке. Но потом я вспомнил полёт по ущелью. Нет – без специальных навыков, дающих реакцию, недоступную обычным, нетренированным людям, это было бы невозможно. Мы бы упали ещё раньше.

А Женьке погибать не обязательно. У него ещё есть шанс построить нормальную жизнь в изменившемся мире.

Надо только обязательно сказать ему об этом…

Я попробовал подняться из кресла и понял, что не могу это сделать. Силы будто высосал вдруг снова нахлынувший холод. Я никак не мог справиться с ознобом.

Только видел сквозь кровавый туман, как две фигуры бегут к вертолёту из ближайших кустов, за которыми темнел проход в скале. Пещера?..

Остатками сознания я понимал, что мой мозг показывает картинки, которые дают надежду. Так отключаться было не страшно.

Я успел увидеть, как кто-то склонился надо мной. Женька, наверное… только у него почему-то было озабоченное лицо Тревора.