Земля мертвых. Боги войны

Глава 25

Я проснулся от света, который показался мне нестерпимо ярким, и несколько секунд не мог сообразить, где нахожусь.

Возле двери, вместо пустого подноса, уже стоял завтрак: несколько кусков хлеба, варёное мясо и яблоко.

Второй день так же прошёл в физических упражнениях и оттачивании навыков управления ци.

Я продержался долго. Гораздо дольше, чем сам считал себя способным продержаться в таких условиях.

Если бы тут была хотя бы библиотека. Хотя бы окошко, в которое можно было бы наблюдать за облаками…

Но нет. В полном одиночестве рано или поздно меня настигала моя собственная жизнь.

Всё то, что легко отправить «на потом», занимаясь повседневными задачами. Я не давал себе продыху в своей обычной жизни. Если отпуск, то насыщенный, и вообще – поменьше отпусков. И побольше заданий. Потом, может, когда пенсия будет гарантирована – семья. И сразу запас. Семья поможет: будет ребёнок – и никакие демоны прошлого меня достать не смогут. Потому что на первом месте будет ответственность.

Началось с ощущения присутствия. Обычное дело. Полгода назад я был в походе по Севморпути. В отдельной каюте. Почему-то думали, что мне понравится такая «роскошь», хотя я бы предпочёл матросский кубрик… но меня никто не спрашивал. А отказ мог заинтересовать руководство. Могло последовать направление на очередную экспертизу… Меня передёрнуло. Как там они говорили? «Оставаться настолько нормальным после всего – это совершенно ненормально. Мы не можем обозначить аномалию, но это не значит, что она перестаёт быть опасной…» – буквально так и писали в отчёте. Я видел. Мне показывал друг, который дорос до самого верха…

Я мог спиной определить, кто это. Взгляд был сильный, но добродушный. Саня, значит. Он никогда не беспокоил меня первым. Тактичный, блин. Как будто от этого мне легче.

– Ну привет, что ли, – сказал я молча, не оборачиваясь.

– Привет, – так же молча ответил Саня. – Попал ты в переплёт, да?

– Ничего. Всякое бывало, – вздохнул я.

– Думаешь, выкрутишься? – спросил он с искренним сочувствием в голосе.

– Не знаю, – честно ответил я. – Ситуация, сам видишь…

– Ага, – кивнул он. – Эх, знал бы, что оно так тут… точно погиб бы в бою. Глядишь, и свиделись бы.

– Наверное, это было бы лучше, – согласился я.

– Всё ещё злишься на меня?

– Да, – честно ответил я.

– Чего так?

– Кажется, я горы люблю. Но теперь даже смотреть на них не могу.

– Ну извини… – в голосе Сани слышалось искреннее раскаяние, – я не специально. Просто… это казалось… ну не знаю, более правильным?

– А может, ты и прав, – вздохнул я. – Может, это правда было более правильным. Китайцы бы согласились. Ты выбрал хорошее место по фэн-шуй и должен был возродиться где-то в лучших условиях. Хочу верить, что так оно и есть.

– Думаешь, не бывает мира для погибших альпинистов? – хмыкнул Саня.

– Для погибших альпинистов-самоубийц? – уточнил я.

– Я не хотел…

– Не ври самому себе.

– Я не планировал так… точно.

– Но лез упорно, зная, что шансов почти нет. Я видел отчёты.

– Понимаешь… мне становилось легче! Это ощущение, что… не знаю, что мир уравнивает шансы! Веришь мне? – спросил он с обычной мукой в голосе.

– Верю… – тихо ответил я, – но хочу надеяться, что ты переродился.

– А что, если это будет преследовать меня после перерождения? Что, если мне-ребёнку будет это сниться? Я буду кричать во сне, бегать к родителям, просить утешения?

– Не будет, – ответил я после небольшой паузы, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно увереннее.

– Я хочу тебе верить… – вздохнул Саня, – но пока мне становится только хреновее…

– Я знаю.

– Ничего ты не знаешь… хотя стараешься… – он вздохнул. – Я его глаза видел, понимаешь? В самый последний момент. Он знал, что происходит, ему было невыносимо больно. Но он хотел жить до последнего. Даже понимая, что уже остался инвалидом… Кажется, он почуял, что я собираюсь сделать. Кажется, он молил меня, что не надо… Что, если он не хотел прерывать свои мучения? А?

– Любой бы захотел это остановить, – сказал я, всё так же стараясь держать твёрдый тон, – я так точно. И если бы ты это сделал для меня – я был бы благодарен.

Саня промолчал. Ощущение взгляда исчезло.

Я наконец повернулся к своей кровати. Кажется, я видел след, где он сидел, но не мог вспомнить – может, это я сам присаживался до того, как сделать пару шагов по камере…

Мучительно выдохнув, я опустился на кровать и закрыл лицо руками.

И в этот момент открылась дверь.

У входа стоял Тревор. Он держал в правой руке распечатки каких-то документов и довольно улыбался.

– Ну что? – спросил он. – Отдохнул?

Удивительно, но в его голосе вовсе не было издёвки.

– Вроде того, – сухо ответил я.

– У тебя что, боязнь замкнутого пространства? – недоверчиво спросил он. – Ты чего такой кислый? С такими показаниями в разведку не берут?

– Нет у меня никакой боязни, – ответил я.

– Вот и отлично. Знаешь, я думаю, мы можем обойтись без наручников. Просто иди впереди меня, ладно? Но без глупостей. Ты же разумный человек – понимаешь, где оказался, да? И я уже продемонстрировал свои добрые намерения.

«Добрые намерения?!» Я готов был взорваться. Но логика одолела эмоции. Что могут знать жители этого мира о по-настоящему серьёзных посттравматических расстройствах? Едва ли очень много. Они ведь не умирают по-настоящему!

Значит, скорее всего, в моём одиночном заключении не было злого умысла.

Мне действительно оказали королевский приём вместо обещанных мучений. Будем исходить из такого понимания ситуации.

Тревор привёл меня в ту же комнату, где мне показывали портреты. Кушетки тут не было, поэтому он сразу указал мне жестом на диван с атаманкой.

– Присаживайся, – сказал он. – Давай наконец поговорим. Кстати, меня впечатлило твоё поведение в заключении. Невероятный оптимизм. Забота о сохранении своего тела… или ты просто фанат ощущений? Есть и такие.

– Там не было книг. – Я пожал плечами.

– Книг? – переспросил Тревор немного растерянно. – Ах да. Не знал, что ты религиозен. Положил бы парочку. У нас они не запрещены, даже те конфессии, которые проповедуют только на вашей стороне.

– Это было бы здорово, – честно сказал я.

– Ну да ладно. – Тревор придвинул к себе стул и сел напротив меня, опустив руки на спинку. – Давай уже говорить. Сразу раскрою некоторые карты: это помещение – самая изолированная и безопасная от прослушивания часть нашего языкового сектора. Мне стоило огромных трудов создать такое место. Нас никто не услышит. Конечно, ты можешь мне не верить. Но сначала послушай, что я тебе расскажу. Уверен, ты изменишь своё мнение.

– Ты… умеешь расположить к себе, – осторожно заметил я. – Еда была по-настоящему хорошей.

– Спасибо! – осклабился Тревор. – Ну и давай к делу. Знаешь, зачем мне нужен был перерыв?

Я молча пожал плечами.

– Странно. Думал, ты догадался уже. Как ты понимаешь, никто из людей, которых ты узнал на фото, не имеет о тебе ни малейшего понятия. Они тебя никогда не видели. Это доказано.

– Ты их проверял так же, как меня? Серия портретов?

– Конечно, – Тревор пожал плечами, – догадаться не сложно. Это значит, что ты с ними встречался в обстоятельствах, которые находятся вне сознательных воспоминаний этих людей. Причём эти обстоятельства имеют для тебя большое значение, учитывая эмоциональную реакцию.

– Допустим, – кивнул я.

– Мы к этому ещё вернёмся, – улыбнулся Тревор, – теперь другая важная часть. И с этого момента, как я надеюсь, между нами возникнут настоящее доверие и чувство партнёрства.

Я критически взглянул на него.

– Татуировки, – сказал Тревор. – Ты знал, что они бывают у новорождённых практически исключительно на нашей стороне?

– Нет, – искренне ответил я.

– У нас это довольно частое явление. – продолжил он. – Причём заниматься изучением, каталогизацией изображений и символов, расшифровкой и интерпретацией запрещено под угрозой ссылки в вечный штрафбат. Кстати, тут давно научились их делать самостоятельно. И вот что интересно: невозможно предугадать, какая татуировка останется на теле после перерождения. Иногда врождённые татуировки исчезают, иногда те, что были сделаны здесь, выдерживают много перерождений.

Я был искренне удивлён. Странно, почему я сам об этом не подумал раньше?

– В то же время на вашей стороне это настолько редкое явление, что многие, даже опытные воины, понятия не имеют, что это такое, – продолжил Тревор. – Возможно, поэтому твоя татуировка с группой крови не привлекла должного внимания контрразведки.

Я промолчал. Тревор вздохнул и глянул на меня испытующе, будто собираясь с силами. Он выглядел как новичок на крещенских ныряниях в прорубь. И это его состояние здорово сбивало меня с толку. Я не мог понять – игра ли это? И если игра – то на каком уровне?

В следующую секунду Тревор вдруг начал раздеваться. Для начала скинул китель, потом – стянул майку. Подошёл ко мне. Протянул руку, демонстрируя внутреннюю часть предплечья. Там были едва заметные нити шрамов, складывающиеся в корявые буквы: «find Rus Int».

– Шрамы, даже зажившие, – крайне редкое явление. Встречаются куда реже, чем татуировки, – продолжил Тревор. – А мой случай, насколько мне удалось выяснить, вообще уникальный. – Он снова взглянул мне в глаза, наблюдая за реакцией. Мне же просто нечего было сказать. Я был очень недоволен собой – за то, что не обратил внимания на такую важную деталь в жизни этого мира, которая к тому же могла дать информацию к размышлению о том, что тут происходит и как отсюда выбраться.

– Когда я родился, эти шрамы ещё кровили, – продолжил он, – но, к счастью, я проявился прямо посреди боя и чуть сразу не отправился на перерождение. Никто не придал значения паре лишних царапин. Кроме меня самого, уже позже.

– У вас тут тоже есть что-то вроде тестирования, чтобы определить, в какие войска пойдёт новорождённый.

– Верно. – Тревор осклабился. – То есть ты примерно понял, что я делал дальше.

– Строил карьеру в разведке…

– Не просто строил. Я внедрил несколько принципиально новых методов допроса. Потом внедрил активный метод, позволяющий с очень высокой степенью вероятности доводить пленных до перерождения на нашей стороне. В крайне сжатые сроки.

Теперь я посмотрел в его глаза. В них было холодное любопытство. А ещё – тщательно скрываемая жажда чего-то…

– Сволочь, – констатировал я.

– А это как посмотреть. – Тревор отреагировал на оскорбление спокойно, словно ожидал его. – До меня тут творилось полное варварство. Пир плоти и боли. Кровища, кишки, это вот всё… и всех устраивало. Хотя десять процентов обращённых за полгода мучений считались отличным результатом!

Мы замолчали, глядя друг другу в глаза. Я успел взять себя в руки и заслонился эмоциональным щитом полного неприятия. Нет, я не стал его выспрашивать о новых методах, как бы ему этого ни хотелось.

– Ты показал мне художества на своей руке, – наконец сказал я, заметив первые признаки растерянности в его взгляде.

– А, да, – кивнул Тревор. – В общем, я думаю, что это послание от меня самого. Я в прошлом знал, что попаду в место, где люди, вероятно, теряют память. И таким образом смог себе передать частицу информации, при раскручивании которой я вышел на тебя. Rus Int – очевидно, русский разведчик. Ради этого я перебрался в этот треклятый сектор! Ты знал, кстати, что даже в циклы, близкие к равновесию, тут никогда не бывает тихо? Странный это язык, тут такой накал полярности, что стороны рвут друг друга с особым остервенением… И вот теперь я убедился, что это не было самообманом. Ты определённо того стоил.