Жизнь не отменяется: слово о святой блуднице

Закрытая в закутке, непоенная и некормленная коза своим истошным голосом вначале, казалось, взывала к совести человеческой, но потом в безрассудной голове, неизвестно каким образом, созревало решение — не тратить попусту сил и смиренно ждать хозяйку. Возвратившись домой, Прасковья сразу же вспоминала про козу и про кур. Правда, птица гораздо болезненнее переносила разлуку с человеком. После каждой отлучки поголовье Прасковьиной «птицефабрики» нередко сокращалось чуть ли не на одну треть. В разных уголках сарая хозяйка находила задубевшие тела кур. Возмущаясь невыносливостью полуптиц, она собирала их трупы в кучу и, зажав в ладонях холодные костистые лапы, тайком от соседей несла жертвы к оврагу.

По утрам Прасковье, как и всем старым людям, не спалось. Сквозь сон Серафима нередко слышала ее горестные вздохи с обязательным упоминанием бога, какие-то причитания. Сначала Воланова почти не обращала внимания на эти странности. От своих голова разламывалась. Теперь у нее ничего не осталось из того, что можно назвать подходящим. После яркой вспышки и позорной осечки пути возвращения к прежней жизни были отрезаны. Понимала она и то, что подбросила для своих детей задачки непосильные для их раннего ума. Почти все нажитое пущено по миру. Уходя из дому, а точнее убегая из него, Серафима не слишком назойливо попросила сразу же двух соседок присмотреть первое время за домом. А уж потом, размышляла она, пусть куда выведет кривая.

Дети каждодневно пропадали у отца. Возвратясь, они рассказывали о доме, об отце. Это были веселые и забавные сообщения о том, чем он их кормил, как он смешно без конца бегал то в сенцы, то во двор, как наступил коту на хвост, как разлил на пол целое ведро воды, как измазал себе сажей лицо.

Но в этих-то веселых для детворы случаях Серафима видела другое: Михаил тяжело переживает эту суровую нескладность жизни, которую вдруг подбросили ему судьба, горечь измены близкого человека.